С остальными было проще, я даже оптику карабина сохранил, успел притянуть его к себе за ремень. Осталось понять несколько вещей: где мы, что с машиной и что делать дальше? С первым вопросом помог определиться учёный:

— Тридцать пять километров к северу от города, до берега около пятидесяти километров. Если сейчас двинуть на юг, наткнёмся на поселения. Точнее, насчёт людей не скажу, но населённых пунктов в пригородах хватает. Более точной информации у меня нет.

Пока наш главный технический специалист пребывал в нокауте, остальным пришлось работать. Надо отдать должное мастерству Лома, он таки умудрился посадить аппарат на относительно ровную площадку. Более того, метрах в ста от нас находились остатки дороги. Климат тут не самый лучший в плане сохранения дорожного покрытия, но лучше уж ехать по такой дороге, чем по целине.

На наше счастье, один из двигателей сохранил работоспособность, оставалось только переставить его в другое место, чтобы превратить летательный аппарат в вездеход на гусеницах. В моём понимании такие метаморфозы, если они вообще возможны, полагалось делать на заводе. Но, как оказалось, местный инженерный гений шагнул так далеко вперёд, что нам оставалось только удивляться.

Полчаса возни с двумя домкратами — и летающий гроб стал гробом на гусеницах, десять минут работы гаечными ключами — и двигатель уже перемещён в заднюю часть и даёт привод на ведущие катки. Гусеницы по заверениям Лома были долгоиграющими, сделаны из какого-то суперпрочного сплава, который не позволит им стереться, даже если мы по суше доберёмся до Канады, скорее, сломаются катки. А снаружи на траках были закреплены резиновые нашлёпки, чей смысл от меня ускользал, здесь ведь нет городского асфальта, который следует беречь.

Примерно через час, когда машина была осмотрена и проверена в деле, можно было выдвигаться дальше. Все немного приободрились, хотя сразу после крушения настроение было близко к паническому.

— Ну, в целом, неплохо, — заметил Башкин, глядя, как Лом, усевшись за штурвал, делает круг по целине.

— Особенно, если учесть, что всё могло быть гораздо хуже, — добавил Винокур, выглядел он плохо, от удара потерял один зуб и ещё один повредил, до сих пор временами сплёвывал кровь. — В том случае, если на этом пришлось бы плыть.

Тут не поспорить, даже при наличии гребного винта и мощного двигателя, форма нашего транспорта была отнюдь не предназначена для плавания. Двигались бы мы с черепашьей скоростью, а если добавить штормы, которые наши враги могут делать по заказу, то нам бы стало и вовсе кисло. Скорее всего, просто не дали бы нам высадиться на берег. Лом, вернувшись обратно, поспешил всех «успокоить».

— Допускаю, что плыть нам ещё придётся, Бразилия — страна множества рек, а мосты сейчас в ужасном состоянии.

— Спасибо, успокоил, — проворчал я. — Давайте, что ли, грузиться.

Собственно, грузить было нечего, если не считать неходячего инженера. Будем надеяться, что машина доживёт до конца нашего похода, иначе все проблемы умножатся, помимо нелёгкой поклажи, придётся тащить раненого.

В скором времени мы уже двигались по условной дороге, которую местами можно было отследить только по ржавому ограждению, к нашей заветной цели. По идее, расстояние смешное, скорость наша, даже в условиях бездорожья, превышает сорок километров в час, такими темпами будем на месте часа через три-четыре. Но это на бумаге. На деле же нам предстоит двигаться через огромный город, который, судя по карте, по краям напоминает свалку, а в центре состоит из настоящих каменных джунглей. Один рухнувший небоскрёб перекроет сразу несколько улиц, а там таких должно быть немало. И это я ещё не беру в расчёт тот факт, что нам в процессе будут активно мешать.

Тот факт, что стана эта когда-то была довольно густо населена, бросалось в глаза. Тут, по сути, нет незаселённых мест, везде попадаются остатки жилья, руины, дороги, кое-где можно различить поля и одичавшие сады. Но пока это всё нам не мешает, сложности начнутся потом.

Сложности не заставили себя ждать. Первое, что заставило нас остановиться, — это небольшая река, протекавшая поперёк нашего пути. Мост имелся, вот только у него отсутствовал один пролёт. Вроде, пустяк, всего-то метра три. Но нет, даже гусеничный транспорт такое не переедет.

Пришлось встать на въезде и выйти, чтобы осмотреться. Предварительно, впрочем, взяли окрестности на прицел двух пулемётов. Местные туземцы знают, что такое пулемёт? Должны знать, но мы, на всякий случай, грозно шевелили стволами.

— Какие будут предложения? — спросил я, присев на краю обваленного участка.

— Река неглубокая, — сказал Лом. — Можно попробовать перебраться.

— Что неглубокая, я вижу, — я поднял камешек и бросил его вниз, даже в мутной воде было видно дно, полметра максимум. — Да только противоположный берег мне не нравится. Там опрокинуться легко.

— Думаю, я справлюсь, — уверенно заявил ведьмак.

— Есть предложение остановиться здесь и немного перекусить, — сказал Башкин, подходя к нам сзади. — А примерно через час мы примем правильное решение.

— А что изменится через час? — не понял я.

— Через час спутник выйдет на нужное место, а я через свой прибор смогу составить карту местности. Она у меня есть, но устаревшая и не очень точная.

— Ясно, — я вздохнул, опять задержки. — Доставайте сухпай.

Во время обеда очнулся Коростин. Инженер чувствовал себя отвратительно, а потому от еды отказался. Помимо раны на голове, имело место серьёзное сотрясение мозга, поэтому он проглотил горсть таблеток, запил водой прямо из канистры, после чего снова завалился спать.

— Что-то не вижу здесь диких обезьян, — проговорил Винокур с набитым ртом. — Где вся живность?

— Вы забываете, что мы отнюдь не в лесах, — ответил ему Башкин. — Что лично меня радует несказанно. Тропический лес — не то место, где хотелось бы оказаться. Здесь же фауна и раньше была не особо многочисленной. По идее, должны водиться вторично одичавшие животные, вроде мустангов. Но, опять же, подозреваю, они не перенесли соседства с мутантами. Крупный хищник не имеет представления о воспроизводстве пищевых ресурсов, и его развитый мозг только усугубляет дело. Такая тварь будет охотиться больше и лучше, пока полностью не истребит окружающие виды, после чего сменит дислокацию.

— Здесь были люди, — уверенно заявил Лом. — Не сегодня, но были.

— Само собой, куда же без них, — я пожал плечами. — Цивилизованные люди? Или дикари?

— Они носят обувь и используют орудия труда, — объяснил Лом. — Это пока всё, что могу сказать. Ещё на ограждении моста есть несколько пулевых отверстий, но они явно появились давно.

— Могут быть у дикарей остатки оружия? — спросил я у Башкина. — Сколько вообще оно хранится?

— Само оружие — лет сто, если хранить в нормальных условиях. Даже, наверное, двести. Вы ведь сами не так давно стреляли из винтовки, которой больше восьмидесяти лет. Понятно, что есть усталость металла, в итоге будут подводить пружины, но часть стволов явно будет рабочей.

— А патроны?

— Патроны, скорее всего, нет. Насколько мне известно, есть патроны, предназначенные для долгого хранения, такие сохраняют свойства лет семьдесят, опять же, при надлежащей упаковке. Большинство же патронов теряют свойства на втором десятке лет. Самая уязвимая часть — капсюль, вещество менее стабильно, чем порох, а потому уже через десять лет может давать осечки, а через двадцать число осечек достигнет почти половины случаев.

— А можно изготовить капсюль кустарно?

— Конечно, при наличии знаний в химии и некоторого количества расходников. Думаю, местные так и поступают. Делают капсюли, пусть и в единичных экземплярах, снаряжают патроны и бережно их расходуют. Ну, или, при совсем плохом положении, могут переделать винтовку в дульнозарядный мушкет с воспламенением от фитиля. Всё лучше, чем с копьём на мутанта идти.