Дарион трепетно относился к этому вопросу и пока не переступил черту, заявив в одну из ночей, что Стефан Фолганд запрет его в отместку в каком-нибудь пустынном мире, а Скайгард заклюёт и нагадит на голову. Люций конечно же смеялся и Маргарита тоже, но она обещала, что не даст в обиду любимого мага и нагадить на голову точно не позволит.
Каждый день Дарион проверял защиты вокруг дома и на болоте, ставил новые отвлекающие ловушки. Много занимался созданием схемы, о которой ничего не рассказывал, а Маргарита не донимала его вопросами, оставляя право на эту маленькую тайну. Других тайн друг от друга у них теперь не было.
Она видела, как с каждым днём маг становится спокойнее и увереннее. И однажды утром, когда она готовила у стола завтрак, Дарион подкрался сзади, обнял, прошептав на ухо одно слово, от которого у Маргариты сладко заныло внизу живота.
— Сегодня.
Коварный маг завтракал с самым безмятежным лицом, а Ри извелась, заглядывая ему в глаза, правильно ли она поняла его. Вечером, совсем уже перед сном, Дарион попросил не заходить в общую комнату какое-то время. В ночной рубашке, босая, она забралась на холодную постель в комнате, обхватила колени и с улыбкой сидела, ожидая, когда же он позовёт её. Чем дольше тянулись минуты, тем больше Маргарита начинала нервничать и дрожать. Нет, она была рада и очень хотела стать спутницей мага, настоящей женой ему, но всё равно было страшно. Она задумалась, прыснула от смеха, потому что вспомнила сколько дней они с Дарионом живут почти как муж и жена. Сколько ночей, она засыпает довольная, зацелованная с ног до головы, и знает, какие ласки нравятся ему. Между ними осталась лишь одна маленькая условность.
— Вот, ты где, моя девочка, — маг заглянул в комнату, протянул ей руку, и Маргарита с готовностью спрыгнула на пол.
— Закрыть глаза?
— Ой, — он хлопнул себя по лбу. — Закрой.
Полностью доверившись ему, она неловко ступала по деревянному полу, пока не ощутила аромат, какого не встречала раньше.
— Можно, — руки её он не отпустил.
Она распахнула глаза с такой радостью, как это бывает только у детей в ожидании чуда. Комната преобразилась. Маг, конечно же, тщательно завесил окна, чтобы со стороны леса не было видно ни единого огонька. А огней сегодня ночью будет много. Зелёные, яркие светляки, рассаженные по банкам и пустым бутылочкам из-под зелий, окрашивали комнату в мягкий травянистый оттенок. На её ошарашенный взгляд, маг ответил:
— Иллюзия. Ты подумала я их ловил?
Рассмеявшись, Ри вдыхала аромат цветов, украсивших окно рядом с их ложем и стену над очагом.
— Болотная хриллингурская лилия. У них сейчас самый цвет, — Дарион явно наслаждался произведённым впечатлением.
На столе горели три свечи, а между ними стоял хрустальный куб с розой, такой прекрасной, что при взгляде на неё замирало сердце. Огонь играл в гранях, свет преломлялся, отражаясь множество раз. Перед кубом лежал кинжал.
Маргарита кивнула, как бы соглашаясь со всем, что сейчас произойдёт и посмотрела на мага. В глазах Дариона горел тёплый багрянец, тот осенний цвет, что так нравился ей, когда они встречались в его землях. Он протянул руки, и она легко оказалась в них, точно погрузилась полностью, прильнув к его телу.
— Маргарита Фолганд, согласна ли ты стать хозяйкой в моем доме? — он не отводил взгляда от её глаз.
— Дарион Люций, мои стихии и моё сердце выбрали тебя, моего мага, чтобы вместе пройти путь.
Маг протянул руку, не глядя взял кинжал, и порезал себе ладонь. Немедленно, она протянула свою ладошку, словно боясь, что Дарион передумает в последний момент. Соединив порезы, они стояли некоторое время, не отпуская друг друга.
— Моя жена, — прошептали его губы, не веря, не осознавая до конца.
— Мой муж, — Ри коснулась поцелуем звездчатого шрама на разбитой скуле, долгим и нежным поцелуем.
Каким-то чудесным образом они оказались на одеяле, и рубашки на Дарионе уже не было, и Ри была полностью обнажена. Оба и не заметили, как это произошло. Так же незаметно исчезли последние детали его одежды. Они плыли в зеленоватом сладком тумане, где стихии пытались пробиться в тела, а те, что рождались внутри выйти во вне, соединиться, но не удавалось связать их друг с другом. Немного не так, неправильно, как должно быть в первую ночь мага и его спутницы, но сейчас всё было неважно.
Маргарита продолжала чувствовать, как контролирует себя Дарион, не давая возможности прошлому ворваться в их сладкую тягучую негу. И она помогала ему, касаясь волос на затылке, пропуская короткие пряди между пальцами, шептала:
— Дари, мой Дари…
В этот раз он осмелился пройти до конца этот путь вместе с ней, оставаясь сильным, но таким ласковым и осторожным, что Ри хотелось плакать от счастья. Она перетерпела неизбежные неприятные мгновенья, а Дарион тут же сгладил их лаской и горячими нежными словами, половину из которых Маргарита даже не разобрала. Несколько невольных слезинок покатилось по щекам, встревожив мага. Он остановился, с волнением заглядывая ей в лицо, почти пугаясь.
— Что, родная? Я? Я делаю тебе больно?
— Нет, — Ри выгнулась в его руках, будто хотела стать ещё ближе, что было невозможно. — Просто я люблю тебя.
Губами он осушил её слезы и улыбнулся.
— Моя, Ри.
— Дари, — она застонала ему в губы. — Не останавливайся, умоляю.
— Даже не собирался.
К утру светляки распались вместе со схемой, свечи догорели, и только аромат болотной лилии заполнял комнату. Маргарита тихо-тихо сходила привести себя в порядок и вернулась быстро, но Дарион, мирно спавший, когда она уходила, тоже проснулся.
Она вошла в комнату и испугалась. Маг перевернулся лицом к очагу, свернулся калачиком, подтянув колени, закрылся полностью, и только руки положил над головой, сцепив в судороге пальцы, голова его оказалась склонённой к коленям и полностью закрыта между руками. Эта поза показалась Ри настолько странной и неестественной, что она в ужасе несколько минут смотрела на Дариона. И ей начало казаться, что видит она не взрослого мужчину, а того пятнадцатилетнего мальчика, измождённого и изувеченного, лежащего в человеческой мерзости, грязи и боли. Её сердце мучительно сжалось, но Маргарита не позволила себе слабости, теперь никогда — она инициированная спутница мага, в горе и радости, жизни и смерти вместе. Сжав губы, она легла рядом, обнимая не тело, саму душу Дариона, гладила по сведённым судорогой рукам и плечам, целовала спину, касалась его всего, как могла достать.
— Дари, все хорошо, хорошо…
И он раскрывался понемногу, хотя вначале вздрагивал от каждого её прикосновения, как от удара плетью. Не поворачиваясь к ней, он внезапно сказал:
— Тебе придётся выпить мёртвого корня.
Голос его был безжизненным и страшным. Её будто оттолкнуло от мага, дыхание сбилось.
— Никогда! — Ри сжала кулаки. — Я никогда не лишу себя возможности стать матерью твоих детей! — от ярости она не могла плакать. — Слышишь! Глупый маг! Никогда!
Она накинулась на него продолжая выцарапывать из панциря, куда он снова загнал себя, раскрывая силой, которой оказалось так много, что он очнулся от той тьмы, что накрыла его. Обессиленно Ри упала на спину рядом и зарыдала.
— Прости, прости, прости…, — Дарион беспрестанно целовал её лицо, руки, судорожно дыша, выдыхая обрывки слов. — Я обезумел от счастья и ужаса. Земли Фолганда слишком жестоки к магам. Я не хочу, чтобы моя кровь и плоть страдали, чтобы с моим сыном случилось…Чтобы и его…Так…
— Дари, они не будут страдать, — Маргарита устало выдохнула, обняла мага. — Мы сделаем для этого всё. И если…у меня хватит решимости убить.
— Моя мать не смогла. И ты не сможешь. Никто не способен в здравом уме. Ведающие, что убивали детей были безумны.
Она задумалась, понимая, что Дарион прав.
— Но мы же будем жить в твоём мире?
— А ты согласилась бы? — маг поднял голову и с недоверием, и надеждой смотрел на жену.
— Мой дом там, где ты, мой маг.