Ладно. Утро вечера мудренее. Постараюсь их убедить. Скажу, что слышал о верном пути от самого Вайнова. И поэтому знаю, как надо идти.

Я закрыл глаза, но сон уже не шел в голову. Некоторое время я ворочался на месте, но заснуть все равно не мог. Поэтому я не стал себя мучить, потому что еще с прошлой жизни знал, что в таких случаях бесполезно сопротивляться организму.

Вместо этого я вылез из спальника, оделся и выполз наружу из палатки. Остальные мои более старшие товарищи вроде бы спали без задних ног. Храпели, сопели и причмокивали во сне.

Снаружи палатки бушевала пурга. Диво дивное, на дворе лето, а я оказался прямо посреди снежного бурана. Прямо как зимой, в декабре месяце.

Ветер швырял в лицо крошки колючего и ледяного снега. Я поежился и посмотрел в ту сторону, где, по моим прикидкам, находился пик Коммунизма. Там сейчас мерзли и ждали помощи Вайнов и его команда.

Удастся ли нам спасти их? Опыт участия в моей предыдущей спасательной экспедиции указывал, что шансов в таких случаях очень мало. Особенно, когда мешает такая непогода.

— Что, тоже не спится? — спросил голос сзади. — Чего здесь мерзнешь?

Я оглянулся и увидел Комиссарова. Он стоял, завернувшись в пуховку, на голову натянул шапку и пытался зажечь спичку, но ветер не давал ему это сделать. Я подошел вплотную, сложил ладони ковшиком и помог было товарищу закурить, но он подумал и потушил сигарету.

Покачал головой и пробормотал:

— Нет, нельзя сейчас курить, поглядел на меня и объяснил: — Я на высоте не курю. Нельзя.

Он посмотрел по сторонам. Натянул на плечи пуховку, которая чуть было не сползла с него во время движения.

— Ну что думаешь, получится у нас вытащить их? — Комиссаров спрятал сигарету, потер плечи, стараясь согреться. — Я что-то крепко сомневаюсь, откровенно говоря.

Я тоже сомневался, но все равно проповедовал принцип позитивного мышления. Если действовать, не имея надежды на успех, то вряд ли выйдет что-нибудь путное. Нет, надо сразу настроиться на положительный исход дела.

— Все зависит от нас самих, — ответил я и посмотрел в глаза Комиссарова.

Утром оказалось, что двое членов нашего отряда еле передвигают ноги и не хотят вылезать из спальников. Их настигла горная болезнь. Они вылезли только для того, чтобы исторгнуть содержимое своих желудков за палатками.

Мы отправили их вниз вместе с проводником. Гущев хотел отправить вместе с ними и меня, но я отказался, а Комиссаров прикрыл меня и не дал в обиду.

— Парнишка чувствует себя лучше самых опытных скалолазов, — сказал он. — Да и таскает на себе больше всех, надо заметить. Так что пока пусть идет вместе с нами.

Я действительно чувствовал себя великолепно. Даже самому как-то неловко становилось. Остальные медленно и потихоньку отправились дальше в путь, несмотря на метель, а я чувствовал, что могу бежать, даже с большим грузом на спине.

Это тело оказалось просто превосходным. Настоящая суперспособность в преодолении горных препятствий. Никаких признаков горной болезни, невероятно развитые легкие, повышенная выносливость и сила. Отличное чувство равновесия и балансировка.

Руки и ноги буквально липнут к камням и скалам во время подъема. Разве что присосок на ладонях и пятках нет. Интересно, а насколько далеко я прыгаю? Надо бы потом, если когда-нибудь спущусь вниз, проверить свои силы в прыжках в длину. Это тоже немаловажное умение в горах. Иногда от хорошего прыжка тоже многое зависит.

Ну, и конечно же, надо окончательно разобраться со своими силовыми показателями. У меня в глубине души таилась интересная догадка, что мои нынешние богатырские умения — это далеко не предел. Если хорошенько постараться, то можно достичь еще больших успехов и стать настоящим супергероем. Горным супергероем.

Когда же я задавался вопросом, откуда у обычного парня из глубинки вдруг появились такие способности, то подсознательно понимал, что это комбинация фантастического везения и уникальных генетических данных.

Надо же было так случиться, что мне досталось тело именно этого парня. Возможно, что мое внедрение в это тело тоже послужило каким-то первоначальным толчком для запуска скрытых мощных резервов этого организма. Ну, а то, что я занимался альпинизмом, несомненно, сыграло свою роль и дало необходимый вектор развития.

В общем, ладно. Если долго размышлять обо всем этом, то можно мозги вывихнуть набекрень. Лучше уж воспринимать все свои уникальные способности, как данность, как подарок Вселенной и использовать их на всю катушку.

Например, для того, чтобы спасти Вайнова и его команду.

Впервые мысль об этом пришла мне в голову, когда я вытащил упавшего в трещину участника команды. Это был Гущев.

Это ведь как случилось. Я все также шел в середине отряда, а Гущев оказался позади меня. Так уж получилось еще с самого начала нашего пути и моему бывшему преподавателю это чертовски не понравилось.

Он то и дело ворчал, а потом вдруг решил взять и обойти меня. Все мы шли гуськом, один за другим и идти по непроторенной тропе вряд ли было хорошей идеей. Но Гущев все-таки решил рискнуть.

— Посторонись, щенок, ты мне мешаешь, — он прошел мимо меня, хотя при желании я мог бы ускориться и не дать ему обойти себя.

Но зачем мне это надо? Мне все равно, если хочет быть впереди, то пожалуйста. Мог бы, в конце концов, просто попросить меня и я бы с удовольствием уступил дорогу. Но нет, Гущев решил сделать все по своему.

— Вечно ты путаешься под ногами, — пробормотал он, обходя меня и тут у него под ногами образовалась пустота.

Мы шли по обширному заснеженному полю. Шел снег, ветер все время продолжал испытывать нас на прочность и старался скинуть с тропы. Наклон был не таким уж и большим, но идти с грузом все равно было тяжело. Каждый тащил на себе спальные принадлежности и припасы.

Видимость была далеко не идеальной, наоборот, гор вокруг нас вообще не было видно в белесом тумане и можно было только угадывать нужное направление по компасу. И вот теперь этот идиот провалился в трещину.

Хорошо, что у меня оказалась молниеносная реакция. Я мгновенно оценил обстановку, а мозг тут же отметил информацию, что трещина узкая, но глубокая. Снег, предательски укрывший ее, тут же провалился внутрь, а Гущев упал вниз, но, к счастью, успел зацепиться руками за край трещины.

Никто даже не успел ничего сказать, а я уже оказался возле Гущева спереди, схватил его за руки, упиравшиеся в край трещины, поднял вверх и толкнул на себя. Наверное, я сделал это слишком сильно и злополучный Гущев с криком вылетел из трещины, как пробка из бутылки.

Я схватил его и отбросил в сторону от трещины. Надеюсь, я не сломал ему чего-нибудь в спешке. Гущев упал прямо рядом с Долгачевым и чуть не сбил его с ног.

— Ты как там очутился? — спросил Долгачев, помогая подняться моему бывшему тренеру. — Забыл обо всех элементарных правилах безопасности и решил голову сложить, как баран? Мог бы предупредить сначала.

Я осторожно заглянул в трещину и не увидел в ней дна. Снег улетел куда-то далеко в темноту. Сейчас ветер швырял туда все новые и новые пригоршни снега. Я заметил, как он ложится на темные стенки трещины и небольшие ледяные мостики внизу.

Потом я вспомнил, как провалился в такую на Кавказе, совсем недавно и как еле выбрался оттуда и невольно содрогнулся от жутких воспоминаний. Вот уж никому не пожелаю оказаться на моем месте.

Гибель в трещине — одна из самых ужасных смертей на свете. В одиночестве, в холоде и темноте. Как будто бы оказался прямиком в ледяном аду.

— Да это чертов мальчишка меня туда толкнул, — проворчал Гущев вместо благодарности. — Чего вылупился на меня? Думаешь, я не видел, как ты меня специально отправил по этому маршруту?

Я подавил в себе желание почесать кулак об его рожу и пошел дальше.

К полудню мы прибыли к краю плато, откуда можно было выйти на перевал, ведущий к леднику Бивачный.

Что же делать, проклятая непогода не давала возможности и шевельнуться. Вайнов стоял возле палатки и смотрел в белую мглу, что окутала их. Напрасно он старался проникнуть взором сквозь снег и туман, бесполезно.