— Чувак, я довезу ее в целости и сохранности.

Парень поднимает руку, чтобы похлопать приятеля по плечу, но, кажется, все дружеские отношения у них закончились. Маркус почти прожигает дыру взглядом в голове Джо, предупреждая, чтобы руки он держал при себе. Когда мы оказываемся втроем, воздух вокруг пронизывается насквозь электричеством от напряжения. Где носит Лекси, когда она так нужна? Маркус отталкивает Джо, подступая ко мне. Я избегаю его взгляда, нарочно делая вид, что мужчины здесь нет, подпеваю шепотом песню и дрыгаю ногами, как маленькая.

— Девочка, не вынуждай меня, — едва слышно предупреждает Маркус.

— Джо, мы не досмотрели «Грязные танцы», — говорю я, натянув на губы сладкую улыбку, и беру со стойки закрытую бутылку с водкой, которую Лекси подливает в наши коктейли. — Может, пойдем в кино сейчас? В баре слишком много людей.

Парень не реагирует. Он неглупый и видит, что между мной и Маркусом проходит битва с вербальным оружием. Монтгомери оскаливается и рявкает:

— Мы уезжаем домой сейчас же.

— Чувак, Мередит не хочет ехать с тобой, — вступается Джо.

Однако становится слишком поздно. Маркус не слушает его, руками обхватывает мою талию и закидывает к себе на плечо, как мешок с картошкой. Моя голова врезается в его спину. От резкого переворота на сто восемьдесят градусов хмельной организм испытывает сильнейший шок, тошнота подступает к горлу. Вместо протеста из горла выходит кряхтение. Маркус одной рукой удерживает меня за бедра, не давая соскользнуть с его плеча. Ударяю его по ноге, чтобы он отпустил меня сейчас же, руку пронзает боль, словно я врезала не человеку, а камню. Бутылка чуть не выскальзывает и не падает на пол, но я спасаю свою драгоценность.

— Поставь ее на ноги, черт возьми, — с моего ракурсы вижу, как к нам приближаются ботинки Джо. Исцарапанные, с потертыми носками и заржавевшей молнией.

Маркус издает гортанный рык и рычит:

— Я ее опекун, так что я буду решать, что ей делать и когда. Сейчас Мередит едет со мной домой, где будет сидеть до тех пор, пока я не разрешу ей выходить.

Я замираю. Его командирский тон не пугает, а будит нечто странное. Странное покалывание распространяется по животу и бедрам. Перестаю сопротивляться, расслабляю конечности, позволяя тащить себя на выход. Джо умолкает и не препятствует ему. Маркус берет мою куртку со спинки и, нащупав в заднем кармане штанов ключи от пикапа, достает их.

— А если бы они были не там? — бормочу я. — Технически ты облапал меня без моего разрешения.

— Технически ты нарушила закон, напившись вдрызг, — парирует Маркус. Его голос все еще сочится злобой. — Я сажу тебя под домашний арест.

Мужчина открывает дверь на пассажирское сиденье и усаживает меня, сняв с плеча. Я закутываюсь в куртку: после жаркого потного бара в машине безумно холодно. Весь мир крутится вихрем перед глазами, но это не мешает мне возмутиться после его угрозы. С кряхтением удобнее сажусь в кресле, пряча бутылку с алкоголем подмышкой. Навряд ли мне стоило брать его, потому что спиртного во мне уже много, а утром может быть похмелье. Правда, сужу я только по фильмам и стороннему опыту знакомых. Например, моя одноклассница после каникул протащила с собой бутылку виски и на свой день рождения выпила почти все, а после всю ночь блевала. Симфония, играющая в туалете в ее комнате, была слышна на всем этаже.

— Меня будет тошнить? — вдруг выдаю я.

Маркус хмыкает, и на его лице наконец появляется нечто, похожее на веселье, но оно быстро исчезает в сгустке гнева. Я тоже вспоминаю, насколько сердита на него, и отворачиваюсь к окну. Маркус опозорил меня при Лекси, Джо и всем баре, говорил со мной, как с непослушным подростком. Машину заносит на повороте, потому что он гонит, как ненормальный. Желудок предупреждающе бурлит, Маркус хочет, чтобы я подпортила обивку в пикапе? Возле особняка мы оказываемся за считанные минуты. После торможения он рывком открывает мою дверь и яростным взглядом указывает в сторону дома, однако я демонстративно складываю руки на груди и отворачиваю голову, вздернув нос.

— Мередит, черт побери, ты еще не поняла, что со мной бесполезно воевать? — Маркус устало вздыхает, сдерживая свой гнев. — Домой идем.

— Дай мне ключи, я уеду обратно к Джо, — заплетающимся языком заявляю я.

Не знаю, зачем болтаю такую чушь, потому что сейчас мне даже не вставить ключ в разъем зажигания. Я зашла слишком далеко в своем стремлении что-то доказать Маркусу, и пора бы уже заканчивать мое убогое шоу, однако алкоголь разбудил во мне смелость. Или глупость.

— Ты не мой опекун, — я все ближе подбираюсь к краю лезвия.

— Семантика, — так же утомленно говорит Маркус. — Ты живешь у меня, я кормлю тебя. Что еще входит в обязанности опекуна?

— Они не целует своих подопечных.

Кожа помнит его прикосновения, губы вновь жаждут его поцелуев. Хочу еще. Больше, сильнее, дольше. Разворачиваюсь к открытой двери, резко подаюсь вперед, приближаясь к его лицу, и без предупреждения впиваюсь в его губы. Сильно, неуступчиво и жадно. Маркус резко выдыхает, но не пропускает меня дальше, и я разочарованно стону, но не сдаюсь. Провожу языком по его нижней губе, по сомкнутым вплотную зубам, всасываю верхнюю губу и чмокаю еще раз его в уста. Кажется, у меня появилось новое хобби — выводить Маркуса из себя. Он свирепо рычит, обвивает мою талию руками и перебрасывает через плечо. Опять.

— Хватит так делать, — хриплю я, когда к горлу подступает желчь. — Меня может вырвать прямо на тебя.

— Ты, черт возьми, не делай больше этого, Мередит, — гремит Маркус так громко, что его голос разносится вокруг эхом. — Если еще раз поцелуешь меня, то я…

— Ты что? Отшлепаешь меня, как плохой папочка? — фыркаю я, проглотив подступившую тошноту.

— Именно так я и поступлю, — Маркус легонько шлепает меня по бедру и забирает у меня водку, которую я прятала под курткой. — И к этому ты не приблизишься до двадцати одного.

— Да, папуля, — салютую ему, словно он видит мой дерзкий жест.

Маркус снова ударяет меня по ноге и ворчит:

— И не называй меня так.

Яркость экрана смертельна для глаз, как и упрямые лучи света, рвущиеся в комнату. Боже, уже два часа дня. В голове играет оркестр из барабанов и колоколов, во рту ужасный привкус, словно я наелась вчера кошачьего дерьма и запила мочой. Все мышцы одеревенели то ли от положения, в котором я проспала, то ли от вчерашнего… К слову, что вчера произошло? Мои воспоминания обрываются на третьем шоте текилы. Лекси спрашивала, почему я не в настроении. Вроде в баре был Джо, а дальше полный мрак.

Ты больше не пьешь, Мередит! Боже, зачем люди напиваются, если наутро будет так плохо?

С трудом сползаю с кровати и ползу в ванную. Настолько ужасно я никогда не выглядела. Гнездо на голове отлично сочетается с размазанной под глазами тушью. Горячая вода расслабляет напряженное тело и смывает тошнотворный запах пота и перегара. Подставляю лицо под мощные струи душа. Когда пальцы касаются губ, в моей голове ярко вспыхивает картинка, от которой перехватывает дыхание.

— Проклятье…

Я поцеловала Маркуса. Нет, нет, нет… Я не могла… Нечеткое воспоминание обжигает губы, убеждая меня в обратном. Сердце сжимается, по спине проходится дрожь, будто вода резко стала ледяной. Несознательно свожу бедра, чувствуя напряжение между ног, и тянусь рукой к эпицентру странного ощущения. Мне почти больно, когда я думаю о Маркусе, но и выбросить из головы его не могу. Восстанавливая по кусочкам свою память, я пробираюсь все дальше. Всем своим существом чувствую потребность избавиться от этой ужасной пытки. Ласкаю поглаживающими движениями внутреннюю поверхность бедра, а кончики пальцев иногда касаются распаленного участка, кричащего в мольбе. Пульсация усиливается и становится невыносимой. Неумело трусь киской о ребро ладони, и с губ срывается тихий стон. Я пробовала доставлять себе удовольствие, но мне никогда не было так приятно. Нащупываю набухший комочек нервов и шепчу имя того, кто заполонил мои мысли, растягивая каждую букву, словно призывая его прийти ко мне: