Кайл подмигивает мне, вдруг ныряет, проплыв вперед, хватает за бедра и садит к себе на плечи. Я визжу и говорю, чтобы он отпустил меня, но Кайлу весело, и вскоре это озорство передается и мне. Мы падаем в озеро, брызгаемся, топим друг друга. Уши закладывает вода, в глазах мутно. Плечи и спина, скорее всего, сгорели, потому что прикасаться к ним становится больнее. Маркус в отличие от нас спокойно сидит на берегу. Он не уходит, словно заставляет себя смотреть на нас. Будто наше веселье доказывает его мнение о нашей связи. Благодаря Кайлу я отвлекаюсь от боли и не думаю о том, что Маркусу тоже больно.
Но после полуденной жары Кайл уходит на собеседование. С его неоконченным колледжем он не может работать по профессии, поэтому он нашел вакансию администратора на базе отдыха, где сейчас Маркус делает ремонт. Думаю, это неплохо, что он будет присматривать за Кайлом, потому что этот оболтус не готов к самостоятельному плаванью. Мы остаемся вдвоем. Я стараюсь выдерживать дистанцию, поэтому плаваю вдали от Маркуса возле скалистого обрыва.
Вдруг раздается странный звук, похожий на выстрел. Я вздрагиваю от испуга, потому что он прозвучал где-то рядом. Звук затерялся где-то в деревьях, поэтому не могу понять, где и что это было. Без особого вдохновения кричу:
— Маркус, ты слышал это?
Ответа нет, потому сама решаюсь узнать источник. Деревья растут плотно друг к другу и близко к краю берега, а ветки свисают над озером. Если в лесу кто-то и есть, то я этого не услышу из-за ветра и шелеста листьев. Всматриваюсь в глубь рощи, в каждый ствол и в кусты, но там никого. Расслабившись, разворачиваюсь спиной к лесу, а следом слышится хруст и на меня падает большая тяжелая ветка. Жесткий и шершавый кусок дерева бьет прямо по спине и задевает шею. От силы удара я взвизгиваю и тут же ухожу под воду. Глубина здесь не менее двух метров, и у меня не получается взять себя в руки и всплыть наверх. Я продолжаю глотать воду и задыхаться, барахтаясь. Кислород почти заканчивается, силы иссякают. Еще немного, и я…
Крепкие руки подхватывают меня и вытаскивают из воды. Маркус встряхивает меня и наклоняет, давая прокашляться и выплюнуть всю воду. Затем тащит к берегу, вытаскивает и усаживает на обрыв. Провожу ладонями по лицу, протираю глаза, и зрение возвращается ко мне. Руки трясутся, зуб на зуб не попадает, хотя я и не замерзла. Маркус забирается ко мне, обеспокоенно оглядывает мое лицо и тело.
— Подними волосы, — дрожащим голосом командует он. Я подчиняюсь и показываю место ушиба. — Черт, синяк будет здоровенный. Надо ехать в больницу, чтобы сделать рентген, Мер.
Я отрицательно качаю головой. Никуда не хочу. Даже двигаться выше моих сил. Я могла умереть. Сначала пожар, потом тот загадочный человек, а сейчас вода? Что будет дальше? Нет, я не хочу знать.
— Я в порядке, — прикрыв спину мокрыми волосами, с запинками говорю я. — Просто ветка упала очень неожиданно.
Резкий спазм ударяет в спину, и я кривлюсь. Маркус сильнее хмурится, поднимается на ноги, заодно прихватив и меня. Спина не так уж и сильно болит, чтобы ехать в больницу. Ерзаю на руках мужчины, понимая, что такое близкое нахождение друг с другом не сулит ничего хорошего.
— Прекрати, — шипит он, — иначе мы оба упадем. По камням не очень удобно ходить.
Мы возвращаемся туда, где лежат наши вещи, и Маркус ставит меня на ноги.
— А ты прекрати думать, что я хрустальная, дурак, — складываю руки на груди, не обращая внимания на жжение в шее и спине. — Я не рассыплюсь, если поцарапаюсь.
На лбу мужчины выступает венка. Я его разозлила. Маркус протягивает мне мою одежду, а сам складывает все наши вещи в сумку. Грудь часто вздымается: он старается успокоиться.
— Ты тонула! — Маркус повышает голос и резко встает, сложив руки на груди.
Это мне нечем парировать, поэтому, нацепив шорты, разворачиваюсь и ухожу по тропе назад к дому.
***
К врачу я все-таки сходила. И как же я была рада кинуть в Маркуса снимки с целым и невредимым позвоночником! Однако радость продлилась недолго. По возвращении домой поняла, насколько по-детски вела себя. Мало того, что я устроила ему бойкот, так еще и не поблагодарила за спасение. Меня даже не разговорило желание спросить, слышал ли он выстрел. Скорее всего, в лесу кто-то охотился, потому что в Вайоминге охота — привычное ремесло. Кайлу я решила не рассказывать ту часть, где я чуть не захлебнулась, потому что он и так переусердствовал с объятиями после уведенной ссадины на шее. Едва оторвалась от него. Честно, иногда его тактильность меня раздражает.
К ночи моя совесть совсем перестает молчать, и мне становится вдвойне стыдно за неблагодарность к Маркусу. Ворочаюсь с одного бока на другой, не могу уснуть. Черт. Поднимаюсь с постели и иду в сторону спальни, в которой провела самые чудесные ночи в моей жизни. Все тело покрывается дрожью, ладони потеют. Я не готова туда зайти. Отвожу взгляд от бежевой двери и вижу, что кабинет Маркуса открыт. Слава Богу, он еще не спит. Подхожу ближе, стучусь и, не дожидаясь ответа, проникаю в кабинет. Маркус, откинувшись на спинку, что-то печатает на клавиатуре. Под глазами у него образовались синяки: сказывается недосып. Ему надо отдохнуть. Маркус поднимает глаза и вопросительно смотрит на меня. Слова застревают в горле. Делаю несколько шагов к его столу и оказываюсь прямо напротив Маркуса.
— Прости, — выдавливаю я.
Мужчина встает, огибает стол и подходит ко мне. Несмотря на усталость, он хорошо выглядит и чудесно пахнет ментоловым гелем для душа. Сквозь него чувствую запах табака и вдруг спрашиваю:
— Ты курил?
Маркус кивает и стыдливо поджимает губы. Знаю, что он пытается бросить, но не все могут побороться с вредной привычкой. Нас тянет друг к другу на каком-то подсознательном уровне, мы не замечаем, что встали еще ближе. Я чувствую жар кожи мужчина рядом со своими руками. Хорошо, что мы полностью одеты. Очень хорошо.
— За что ты извинилась? — Маркус поднимает руку и тянется к моим волосам, но резко одергивает себя.
Воздух становится густым, а наше дыхание — тяжелым. Все происходит обыденно: привычная реакция наших тел друг на друга, зрительный контакт и нестерпимое желание, выражающееся даже кончиками пальцев. Однако тоска делает этот момент не просто пошлым и страстным, а нежным и даже милым.
— Я вела себя, как ребенок, — шепчу я, переводя взгляд с ярко-голубых глаз на губы с маленьким шрамиком. Облизнув засохшие губы, продолжаю: — Не отблагодарила тебя за заботу. Спасибо, Маркус.
— Пожалуйста, Мередит, — хрипло отвечает, нависнув надо мной.
Не знаю, кто из нас сорвался первым, кто кого поцеловал. Но суть в том, что наши губы вновь слились в одно целое и медленно двигались, дразня возбужденные тела. Прильнув к его широкой груди, я не сдерживаю стон блаженства. Маркус издает гортанный рык, обхватывает мое лицо и проникает языком в мой рот, углубляя поцелуй. Как же я скучала… Поцелуй непонятный: он одновременно значит много и ничего. Мы попрощались и должны смириться, но почему же так приятно целовать его? Почему все тело льнет к Маркусу? Чем мне не угодил Кайл?
Кайл…
Если мы зайдем дальше, Маркус вновь будет винить себя. Довольно ему одному чувствовать себя предателем. Я не позволю ему отдуваться за нас обоих перед его совестью. Как бы наша связь не казалась правильной моему сердце, его разум не принимает ее. Пусть я эгоистка, готовая причинить боль другу, мне плевать. Мне, не Маркусу. Я отрываюсь от его губ и вглядываюсь в лицо самого прекрасного мужчины. Смятение и возбуждение. Скоро это пройдет, и Маркус поймет, зачем я это сделала и предала свои чувства. Отхожу на шатающихся ногах назад, а затем и выбегаю из кабинета. Мне снова больно. Прекратится ли это когда-нибудь?
Глава 26
Полиция сдалась. Расследование зашло в тупик, и просвета не видно. Мы все уперлись в толстую и высокую стену. Преступник отлично справился и подчистил следы за собой. Получается, что в Нью-Йорке меня могут снова подкараулить. Чудесно. На следующий раз я могу лишиться не телефона, а жизни. Не знаю почему, но я не боюсь. Если так суждено, то что поделать? Однако Маркус и Кайл со мной не согласились. Их реакция на новости от детектива была довольно… бурной. Кайл закидал полицейских кучей вопросов и пытался предложить им варианты для продолжения расследования, а Маркус просто сквернословил, мешая полицию с грязью. Громко и так грубо, что мои уши чуть не завяли. Почему-то мне кажется, что дело не только в моей безопасности. Я до сих пор не знаю, о чем говорил незнакомец с Маркусом. Зато я помню его напуганное лицо в день возвращения после похорон.