Джозеф скрылся в темноте.

После его ухода отец Анджело вернулся в свое кресло. Сила этого странного человека потрясла его. Он посмотрел на одну из картин, на которой было изображено снятие с креста, и подумал: «Слава Богу, что он не проповедует. Слава Богу, что не стремится собрать вокруг себя учеников и последователей. – Внезапно мелькнула еретическая мысль: – Иначе здесь, на западе, появился бы новый Христос».

Отец Анджело встал, перешел в церковь и начал молиться перед высоким алтарем. Он молился за спасение души Джозефа, просил прощения за собственную ересь, а перед уходом обратился к Господу с простыми словами: пусть быстрее пойдет дождь и вдохнет жизнь в умирающую землю.

Джозеф подтянул подпругу и отвязал лошадь от оливы. Сел верхом и поехал в сторону ранчо. Пока он беседовал со священником, на город опустилась ночь – очень темная, так как луна еще не взошла. В некоторых домах горел свет, но окна запотели от тепла внутри и холода на улице. Не успел Джозеф проехать и сотни футов, как рядом появился Хуанито.

– Хочу остаться с вами, сеньор, – заявил он твердо.

Джозеф вздохнул:

– Нет, Хуанито. Я ведь уже сказал.

– Но у вас совсем нет еды. Алиса приготовила ужин и ждет.

– Нет, спасибо, – отказался Джозеф. – Поеду к себе.

– Ночь холодна, – не сдавался Хуанито. – Хотя бы выпейте немного.

Джозеф посмотрел на тусклый свет в окнах салуна.

– Пожалуй, выпью.

Они привязали лошадей к столбу и прошли в дверь с качающимися створками. В зале никого не было, лишь за барной стойкой сидел на высоком стуле хозяин. Увидев посетителей, он спустился со своего насеста и привычным движением протер стойку.

– Мистер Уэйн! – приветствовал хозяин радушно. – Давненько вас не видел!

– Редко бываю в городе. Виски.

– И мне тоже, – вставил Хуанито.

– Слышал, мистер Уэйн, что вам удалось сохранить часть стада.

– Да, немного.

– Вам повезло больше, чем другим. Мой шурин потерял всех коров, до единой.

Он поведал грустную историю о том, как опустели хозяйства и пал скот. Рассказал, что городок пустеет с каждым днем, и пожаловался:

– Никакого бизнеса. В день не продаю даже дюжины порций. Иногда люди заходят, покупают бутылку и тут же уходят. Сидеть в компании не хотят; предпочитают унести виски домой и напиться в одиночестве.

Джозеф осушил стакан и поставил на стойку.

– Еще. Думаю, скоро в городке совсем никого не останется. Выпейте с нами.

Бармен наполнил стакан.

– Когда пойдут дожди, все вернутся. Честное слово, если бы это случилось завтра, бесплатно выставил бы на дорогу бочонок.

Джозеф допил вторую порцию и посмотрел вопросительно:

– А если дождей больше вообще не будет, что тогда?

– Не знаю, мистер Уэйн, не знаю. Если вскоре погода не изменится, мне тоже придется уходить. А если ливни все-таки начнутся, угощу каждого.

Джозеф поставил стакан на стойку и попрощался:

– До свидания. Надеюсь, ваше желание исполнится.

Хуанито вышел следом.

– Алиса ждет на ужин, – повторил он настойчиво.

Джозеф остановился, поднял голову и взглянул на подернутые туманом звезды.

– После виски разыгрался аппетит. Пожалуй, зайду, раз приглашаешь.

Алиса встретила мужчин у двери отцовского дома.

– Рада вас видеть, – заговорила она радушно. – Ужин совсем простой, но сытный. После возвращения Хуанито родители поехали погостить в Сан-Луис-Обиспо.

Значительность момента заметно взволновала молодую хозяйку. В кухне она усадила гостя за застеленный белой как снег скатертью стол и подала красную фасоль, тонкие лепешки, воздушный рис и красное вино.

– Вы не ели моей фасоли, мистер Уэйн, с тех пор… о, давным-давно.

Джозеф улыбнулся.

– Твоя фасоль прекрасна. Элизабет считала ее лучшей в мире.

Алиса затаила дыханье.

– Рада, что вы говорите о ней. – Ее глаза наполнились слезами.

– А почему я не должен о ней говорить?

– Думала, воспоминания доставляют боль.

– Тише, Алиса, – мягко остановил жену Хуанито. – Наш гость пришел, чтобы поужинать.

Джозеф съел тарелку фасоли, подобрал лепешкой соус и с удовольствием принял еще одну порцию.

– Мистер Уэйн посмотрит малыша? – робко спросила мужа Алиса. – Дедушка зовет его Чанго, но это не настоящее имя.

– Мальчик спит, – ответил Хуанито. – Разбуди и принеси сюда.

Алиса принесла сонного ребенка и поставила перед Джозефом.

– У него будут серые глаза. Это потому, что у Хуанито глаза голубые, а у меня черные.

Джозеф пристально посмотрел на мальчика.

– Он силен и красив. Я очень рад.

– Уже знает названия десяти деревьев, а когда подрастет, Хуанито купит ему пони.

Хуанито довольно кивнул.

– Мой парнишка, – проговорил он чуть застенчиво.

Джозеф встал из-за стола.

– Как его зовут?

Алиса покраснела и взяла сонного ребенка на руки.

– Ваш тезка. Его зовут Джозеф. Может быть, благословите?

Джозеф взглянул недоверчиво.

– Благословить? Хорошо, – согласился он быстро. – Непременно. – Взял мальчика на руки, бережно убрал со лба черные волосы и поцеловал. – Расти сильным, Джозеф – сын Хуанито и Алисы. Расти большим и сильным.

Алиса поспешила забрать малыша, словно испугавшись, что отныне он принадлежит не только ей.

– Положу его спать, и посидим в гостиной.

Однако Джозеф быстро направился к двери.

– Пора идти, – заявил он решительно. – Спасибо за ужин. Спасибо за моего тезку.

Алиса попыталась возразить, однако муж остановил ее. Сам же вышел вместе с гостем во двор, проверил подпругу и вставил в рот лошади мундштук.

– Боюсь вас отпускать, сеньор.

– Чего бояться? Смотри, уже встает луна.

Хуанито взглянул и радостно воскликнул:

– И вокруг луны кольцо тумана!

Джозеф хрипло рассмеялся и поднялся в седло.

– В этом краю есть мудрая пословица: «В засушливый год все приметы врут». Доброй ночи, Хуанито.

Хуанито немного прошел рядом с лошадью.

– До свиданья, сеньор. Будьте осторожны.

Он похлопал лошадь по шее и отступил. А потом стоял и смотрел вслед до тех пор, пока всадник не скрылся в тусклом лунном свете.

Джозеф повернулся спиной к луне и поехал прочь, на запад. В неверном туманном мареве земля казалась ненастоящей. Сухие деревья выглядели сгустками более плотного тумана. Джозеф оставил городок, выехал на речную дорогу, и на этом его связь с людьми оборвалась. Он вдыхал вылетавшую из-под копыт перченую пыль, но ничего вокруг не видел. Далеко-далеко, на темном севере, слабо светилось полярное сияние, очень редко заметное в этом южном краю. Холодная каменная луна поднималась все выше и упрямо сопровождала всадника, не отставая ни на шаг. Горы тускло светились, словно покрытые фосфором, а сквозь кожу земли пробивалось напоминавшее огонек светлячка холодное бледное сияние. Ночь пробудила память. Джозеф вспомнил, как когда-то его благословил отец. Хорошо, если ему самому удалось дать такое же благословение маленькому тезке. Вспомнил, как земля впитала дух отца, и оттого ему стал близок и дорог каждый камень, каждый куст. Вспомнил, как удивительно пахла живая, сырая земля, как сплетались в единую ткань прикрытые тонким слоем дерна корни травы. Лошадь мерно шагала вперед, опустив голову и доверившись уздечке. Сознание Джозефа устало бродило в прошлом; каждое событие представало в таком же неестественном свете, как эта ночь. Внезапно он почувствовал себя в стороне от земли и подумал: «Начинается какое-то изменение. Уже скоро здесь появится что-то новое». И тут же поднялся ветер. Джозеф услышал, как с запада летит плотная воздушная масса; услышал движение задолго до того, как ощутил удар внезапного, порывистого смерча, разбросавшего по земле то, что осталось от мертвых деревьев и кустов. Едкая пыль и даже мелкие камешки кололи лицо и забивали глаза. Непрестанно усиливаясь, ветер гнал по залитым лунным светом холмам пыльный шлейф. Впереди койот пролаял отрывистый вопрос, а с другой стороны дороги ему ответил сородич. Потом два голоса слились в пронзительный высокий смех, который понесся вдаль вместе с ветром. Послышался еще один вопрос, с третьей стороны, и уже захохотали трое. Джозеф вздрогнул. «Они голодны, – подумал он с отвращением. – Падали совсем мало». Из высоких кустов донесся жалобный стон теленка. Джозеф повернул лошадь, пришпорил и направил прямиком через колючие заросли, а уже в следующую минуту оказался на небольшой поляне. На боку лежала мертвая корова, а тощий теленок отчаянно тыкался в нее носом, пытаясь найти вымя. Койоты снова захохотали и отступили, выжидая. Джозеф спешился и подошел к корове. Ее бедра торчали, как горный пик, а ребра напоминали прорезавшие склоны холмов длинные шрамы от потоков. Животное пало, когда крошечные островки сухой травы больше не смогли поддерживать ее жизнь. Увидев человека, теленок попытался убежать, но слишком ослаб от голода: споткнулся, упал и забился в напрасной попытке встать. Джозеф снял с пояса лассо и спутал его тощие ноги. Поднял теленка, положил на седло, а сам сел сзади.