Проснулся Джим словно в тюремном карцере. Половина тела была скована болью и онемела. Открыв глаза, он обвел взглядом палатку. Занимался тусклый и вялый серый рассвет. Гроб стоял на прежнем месте, но Мака и Лондона в палатке не было. Доносились, видимо, разбудившие его звуки – стук молотков по дереву. Полежав немного спокойно и оглядевшись, он попытался сесть. Но карцер боли держал крепко и не пускал. Перекатившись на живот, он с трудом поднялся на четвереньки и только потом встал во весь рост, стараясь не двигать раненым плечом и не напрягать его.

Складка над входом приподнялась, и появился Мак. Его синяя джинсовая куртка была мокрой и блестела.

– Привет, Джим! Поспал немного, да? Как рука?

– Неплохо. Дождь все еще льет?

– Моросит, собака. Сейчас док к тебе заглянет, хочет плечо твое проверить. Господи, какая же слякоть! Как только парни взад-вперед ходить начнут, земля в кашу превратится.

– Что это там за стуки?

– Так помост строим для Джоя. Даже флаг старый откопали – накрыть тело.

В руках у Мака был небольшой замусоленный сверток. Развернув материю, он аккуратно закамуфлировал крышку гроба выцветшим, в пятнах, американским флагом.

– Нет! – сказал он. – Так плохо. С левой стороны надо положить, чтобы под грудь.

– Грязный флаг-то, – заметил Джим.

– Знаю. Но роль свою он сыграет. Док должен быть с минуты на минуту.

– Я голодный как черт, – сказал Джим.

– Думаешь, ты один? На завтрак хлопья овсяные будут – без молока, без сахара, просто хлопья, и все.

– По мне, так и хлопья сгодятся. Ты вроде приободрился утром, да, Мак?

– Я? Ну, парни, похоже, не так из колеи выбиты, как я думал, будут. Женщины, те недовольны, скандалят, а парни – ничего, учитывая ситуацию, держатся даже неплохо.

В палатку торопливо протиснулся Бертон.

– Как рука, Джим?

– Дает о себе знать.

– Сядь-ка вот здесь. Я тебе бинт сменю.

Джим сел на ящик и приготовился терпеть боль, но доктор действовал ловко – снял старый бинт и делал перевязку, не причиняя ему боли.

– Старый Дэн волнуется, – рассказывал он. – Боится, что его на похороны не возьмут. Забастовка, говорит, началась с него, а теперь все о нем забыли.

– Как думаешь, док, может, мы его на грузовике отвезем? – спросил Мак. – Если получится, это будет шикарный рекламный ход.

– Отвезти-то, конечно, можно. Только больно ему будет зверски. И вообще шок может быть. Он же старый. Спокойно, Джим. Я почти закончил. Нет, я скажу тебе, как надо сделать. Мы пообещаем, что он поедет с нами, а когда начнем поднимать, старик сам взмолится, чтобы его оставили. Его гордость мучает. Он думает, что Джой перебежал ему дорогу к славе. – Док похлопал по перебинтованной руке. – Ну вот, теперь готово, Джим. Так лучше?

Джим опасливо двинул плечом.

– Лучше. Да, конечно. Гораздо лучше.

– Почему бы тебе не сходить навестить старика, Джим? Он же твой приятель.

– Думаю, я так и сделаю.

– Он не совсем в себе, Джим, – предупредил Бертон. – Вся эта встряска ему не на пользу пошла – на голове сказывается.

– Я поговорю с ним, поддержу, успокою, – заверил Джим, вставая. – А рука-то теперь и правда лучше!

– Пойдем, хлебанем хлопьев, – предложил Мак. – Надо правильно начало похорон рассчитать, если сможем, чтобы к двенадцати часам и движение в городе перекрыто было.

Док фыркнул:

– Ну конечно, ты же всегда только о людях и печешься! Ты прямо скорпион какой-то, Мак! Будь я за главного на стороне противника, выманил бы тебя и расстрелял.

– Думаю, в один прекрасный день так и случится, – сказал Мак. – Только одно им и осталось, прочее всё они со мной уже испробовали.

Они гуськом потянулись вон из палатки. Снаружи воздух был насыщен влагой – серая туманная морось. Яблони в саду едва маячили за серой пеленой. Джим вглядывался в ряды мокрых палаток. Проходы между ними уже утопали в грязи, истоптанные ногами людей, беспрестанно снующих туда-сюда в поисках сухого места, чтобы присесть. К туалетам, устроенным в дальнем конце проходов, выстроились очереди.

Бертон и Мак с Джимом направились к печкам. Из труб поднимался синий дымок, на печах кипели большие котлы с кашей, и повара мешали в них длинными палками. Джим чувствовал, как за шиворот ему ползет туманная сырость. Он плотнее запахнул куртку, застегнул верхнюю пуговицу.

– Помыться бы в ванне, – вздохнул он.

– Можешь сделать обтирание. Только это и остается. Вот. Я захватил твою жестянку.

Они встали в конец очереди. По мере ее продвижения повара наполняли едой протянутую им посуду. Джим зачерпнул своей лопаточкой ком каши и стал есть – жадно, обжигаясь и дуя.

– Вкусно, – похвалил он. – С голоду я просто помираю.

– Охотно верю. Лондон там, где помост строят, распоряжается. Пойдем туда.

Они пошлепали по грязи, стараясь наступать где посуше. За кухней был возведен помост – маленькое возвышение, сооруженное из старых заборных штакетин и обшивки водостока. Над землей помост возвышался фута на четыре. Лондон приколачивал перекладину.

– Привет, – сказал он. – Как вам завтрак?

– Сегодня утром даже грязь жареная нам райской пищей бы показалась, – заметил Мак. – Это ведь последнее, что есть, да?

– Угу. Завтрак кончится, и на этом все.

– Может, Дику сегодня больше повезет, – мечтательно предположил Джим. – Почему бы тебе не послать меня пошуровать насчет еды, а, Мак? Я ведь ни черта не делаю!

– Нет, ты останешься здесь, – заявил Мак. – Подумай, Лондон, парнишку этого они заприметили, дважды уже пытались его схватить, и он еще собирается выходить в одиночку и шататься по улицам!

– Не будь идиотом, – поддержал Мака Лондон. – Мы тебя на грузовике отправим, с гробом. Не можешь ты раненый пешком идти. Поедешь на машине.

– Какого черта… – возмутился, было, Джим.

Лондон бросил на него сердитый взгляд.

– Не умничай и не пытайся мне перечить, – сказал он. – Здесь я главный. Когда дорастешь до главного, будешь мне указывать. А сейчас указываю тебе я.

Глаза у Джима вспыхнули протестом. Он метнул взгляд на Мака и увидел, что тот, осклабившись, медлит, словно выжидая.

– Ладно, – покорился Джим. – Сделаю, как ты велишь.

– Вот что ты можешь сделать, Джим. Как тебе такая идея, Лондон, если Джим походит и побеседует с парнями? Прощупает их настроение. Должны же мы знать, на каком свете находимся… Думаю, с Джимом парни будут откровенны.

– О каком таком свете ты желаешь знать?

– Хочу знать, как относятся парни к забастовке в настоящий момент.

– Звучит разумно, по-моему, – одобрил Лондон.

И Мак обратился к Джиму.

– Сходишь к старому Дэну, – сказал он, – а потом начинай беседовать с ребятами. Охвати побольше, но по нескольку человек зараз. Не пытай их особо и не поучай. И поддакивай, пока не уловишь, что они чувствуют. Справишься, Джим?

– Конечно. Где старого Дэна-то держат?

– Гляди. Видишь во втором ряду палатку белее, чем остальные? Это лазарет дока. Думаю, там и Дэна найдешь.

– Пойду проведаю его, – сказал Джим. Соскребя лопаточкой остаток каши, он доел ее, ополоснул жестянку и, проходя мимо своей маленькой палатки, забросил жестянку туда. В палатке кто-то шевельнулся. Встав на четвереньки, Джим вполз внутрь. В палатке сидела Лайза. Она кормила младенца. При виде Джима она быстро прикрыла грудь и, покраснев, еле слышно прошептала:

– Привет.

– Я думал, ты в лазарете ночевала.

– Там парни были, – отвечала она.

– Надеюсь, ночью ты не промокла.

Она аккуратно расправила складки платка на плече.

– Нет, палатка не протекала.

– Чего ты так робеешь? – спросил Джим. – Я же тебя не обижу. Однажды помог тебе. Вместе с Маком мы помогли.

– Знаю. Вот именно.

– О чем это ты?

Голова девушки скрылась под платком.

– Ты видел меня голую, – слабо пискнула она.

Джим чуть не расхохотался, но вовремя сдержал смех.