— Нас опять убьют? — спросила девочка, глядя на доктора, отчего Вера Михайловна покинула палату чуть ли не бегом. Очень страшным был взгляд малышки, боявшейся ее, доктора Веру.

— Привет, — произнесла Варя. — Я номер девять-три-три-пять, а ты кто? Ты не похожа на маму!

— Я не мама! Я номер девять-четыре-ноль… три, — запнувшись, ответила ее соседка. — Мы уже в волшебной стране? А где молочко?

— Не знаю, — покачала головой номер девять-три-три-пять, имени своего не воспринимавшая. — Тут была эта… А я тебя помню, тебя передо мной убили, да?

— А мама так плакала… — прошептала назвавшаяся номером девять-четыре-ноль-три.

Вера, услышав разговор малышек, замерла на месте. То, о чем говорили дети, просто не могло быть, но, решив проверить свои мысли, доктор сбросила халат прямо на пол, заходя затем в палату. Два очень серьезных взгляда неулыбчивых детей будто пригвоздил врача к месту. Дети не выглядели так плохо, как несколько часов назад и явно не собирались умирать. Их нужно было срочно обследовать, но… Они, судя по всему, боялись белого халата. Это было очень странно, поэтому врач, улыбнувшись им, отправилась звонить, куда положено.

Этот звонок не был единичным, он и первым-то не был. Со всей страны в единый дежурный центр стекались подобные звонки. Умиравшие, умершие, погибшие по той или иной причине дети вдруг открывали глаза, осознавая себя совершенно другими личностями. Номерами. Почти никто не мог назвать своего имени, зато отлично знали номера. Пугавшиеся белого халата и черной одежды дети пугали персонал больниц и моргов. Плакали даже психиатры — такое не придумаешь.

— Дети возвращаются… — гулкий голос в большом кабинете прозвучал ударом колокола.

— Кто вы? — удивился генерал, глядя на высокого седого мужчину в белом, чем-то похожем на рясу, одеянии. Длинная борода до пояса и посох в руке завершали образ, создавая ощущение чего-то древнего.

— Имя мне Евлампий, я волхв, — сообщил главе управления этот странный мужчина, он вздохнул и повторил. — Дети возвращаются. Две души вернули многих.

— Что вы имеете в виду? — генерал кинул взгляд на дверь, ключ в которой показывал, что она заперта. Он сам запер дверь, чтобы немного подумать и прийти в себя. Получалось, что «волхв» возник из воздуха.

— Много лет назад на эту землю пришли нелюди, — заговорил волхв. — Они убили множество детей этой земли и вот теперь невинные души возвращаются.

— Это из-за того, что произошло в Великобритании? — вдруг понял начальник, на что волхв только кивнул.

***

Инструктировавшие солдат люди и сами не полностью верили в то, что говорили, но приказ был однозначным — всех подобных детей эвакуировать в специальный госпиталь, где и у врачей крепче нервы, да и детям будет комфортнее. Кроме того, извещались родители, с ними проводились беседы, объяснявшие, что именно происходит, а совсем малыши просились к маме или папе, при этом родителей не узнавая.

Встретившая солдат доктор Вера провела их до палаты и только тогда она поняла. В палату к двум девочкам вошли молодые парни в пилотках с красными звездами, потому что на инструктаже об этом говорилось особо. И вот то, что отразилось в глазах двоих малышек, заставила доктора Веру заплакать.

— Смотри… наши… — прошептала номер девять-четыре-ноль-три и вдруг закричала: — Наши! Наши пришли! Смотри! Ну смотри же!

— Наши… — вторая девочка просто разревелась, протягивая руки к солдатам.

Подхватившие девочек на руки солдаты опешили — совсем малышки вцепились в них намертво. Они обнимали этих людей, как самых родных на свете, целовали и плакали. Две девочки плакали на руках советских солдат, как когда-то очень давно и сами молодые парни не могли сдержаться, прижимая к себе этих детей, как самую большую драгоценность.

— Ты убил всех этих? — спросила номер девять-три-три-пять, вглядываясь в глоса совсем юного еще солдата. — А ты маму не видел?

— Ты думаешь она здесь? — спросил солдат.

— Ну как же без мамы! — возмутился ребенок. — Ведь мы же в волшебной стране, где много хлебушка и молочка, как мама рассказывала…

— Сейчас мы поедем в другой дом, там будет молочко, — улыбнулся юноша, вспоминая бабушкины рассказы. Хотелось даже не плакать — выть хотелось, ведь понять, как такое могло случиться сейчас, солдат просто не мог.

Автомобили и санитарные машины, полные детей, свозились к центральному военному госпиталю, чтобы обследовать и помочь маленьким пациентам, впадавших в панику от вида белого халата или черного костюма. Их родители плакали, не понимая, почему сын или дочь их совсем не узнает. С родителями тоже работали специалисты — психологи, психиатры, объясняя то, чего не могло быть в конце двадцатого века.

Вцепившиеся в солдат дети, спрашивающие о маме или папе, утирающие слезы пожилые медицинские сестры… Кто-то из них будто погрузился опять в молодость, слушая детей. Обследования показывали исчезновение опухолей, болезней, даже смерть на детских телах никак, казалось, не отразилась, только… Маленькие пациенты улыбались при виде красных звезд, потому что… Наши пришли!

— Варвара Успенская, пять лет, — вздохнул лечащий врач, затянутый в повседневную форму военного медика. — Называет себя номером девять-три-три-пять, родителей не узнает, но очень ждет маму…

— Как же так, Валерий Кузьмич? — тихо спросила очень пожила медсестра, помнившая таких деток после лагерей. — Как так вышло-то?

— Вернулись убитые дети… Домой вернулись… — почти прошептал доктор, пытаясь осознать неосознаваемое. — Вернули их нам… Как они?

— Молоко увидели — заулыбались, — вздохнула женщина, утирая слезы уголком платка. — Та, что стала им мамой, рассказывала про волшебную страну, где нет этих, зато есть много молочка и хлебушка… Когда их везли убивать… — прошептала она.

— Ну-ну, не плачем, работаем, Нина Васильевна, работаем, — с трудом взяв себя в руки, врач отправился обратно к детям.

В четвертой палате случилась радость — когда привезли двенадцатилетнего мальчика, малыши побежали к нему, просто соскочили с кроватей и побежали, как-то сумев почувствовать в нем того, кто ухаживал за ними в холодных бараках. Мальчик был совсем не похож на того, но дети узнали его. И врачи, глядя на то, как совсем еще малыши обнимают мальчика постарше, просто не могли сдержать слез.

— А ты знаешь, как твою маму зовут? — спросила Нина Васильевна ту, что называла себя номером девять-четыре-ноль-три.

— Конечно! — с готовностью кивнула та и гордо произнесла: — Номер девять-ноль-четыре-пять! Видишь? Я помню!

— Ты помнишь, малышка, — согласилась женщина, прижимавшая ребенка к себе.

С малышами было непросто — платья те надевали и сами, но пугались отсутствия номера, каждому и каждой нужно было объяснять6 что пришли наши и теперь номеров больше не будет. Дети об этом быстро забывали, но оставшиеся в госпитале солдаты раз за разом повторяли им это.

— У нас пока около трех тысяч детей, — начал планерку начальник госпиталя. — Ожидается, судя по тенденции, раз в десять, больше. Что будем делать?

— Они же здоровые, товарищ полковник! — высказался кто-то из врачей. — Нужна реабилитационная база. Есть у нас такие?

— Запросим, — кивнул начальник госпиталя, уже забитого маленькими пациентами почти до упора, а детей все везли.

— Известно, сколько вообще их было? — спросил кто-то из молодых коллег.

— Известно… — вздохнул полковник медицинской службы. — Тридцать пять тысяч детей заморили гитлеровцы.

Стало так тихо, что стало слышно, как за закрытым окном заходит на посадку вертолет санитарной авиации. Врачи следили за садящейся машиной, понимая, что тот прилетел не зря.

[1] Карибского кризиса в этой реальности не было, но люди все равно нашли, как повеселиться

Получив все необходимые подтверждения и посылку с Родины, товарищ старший лейтенант отправился в палату к юному сержанту. Форма парня была уже выстирана, медали аккуратно привинчены на свои места. Поступила команда готовиться к перевозке, подтверждающие документы и новости. Появление множества детей, называвших себя номерами, вызывало некоторый ступор, но, тем не менее, старший лейтенант улыбался.