[1] Надзиратель (нем)

Они были уже почти на берегу, когда откуда-то сбоку раздался голос. Он был слишком близко, чтобы спрятаться, к тому же Гриша не понял, увидели ли их, но он упал в кустарник, поворачиваясь так, чтобы защитить Машу, затем сбросил лямки и перехватив пистолет-пулемет, высунулся.

Совсем недалеко компактной кучкой стояли четверо этих в черной форме, немного отличавшейся от эсэсовской, но мальчику было достаточно того, что она черная. Эти спорили, показывая куда-то в сторону причала, куда как раз подходил большой белый корабль, и в лес, причем точно в его направлении. Понимая, что его заметили и теперь скрываться больше незачем, Гриша отщелкнул приклад, тщательно прицелился, и…

Дробный звук очереди повис над скалистым пляжем, а эти упали на землю, чтобы больше не шевелиться. Но Гриша знал, что эти могут притворяться, чтобы выстрелить в спину, потому ждал. Попавший на редкость точно мальчик даже не понимал, что шевелиться больше некому.

Убедившись в том, что враг не шевелится, а больше никто не выбегает, он подхватил с ужасом смотревшую на него Машеньку, начав движение по кустам к кораблю. Нужно было пробраться внутрь, но вот как это сделать, учитывая ежеминутную опасность… Этого Гриша сказать не мог. Можно было захватить корабль, ведь эти как правило очень любили жизнь. Этот вариант воспитанник санбата оставил на крайний случай. Сейчас надо было двигаться быстро, пока не зашевелились явно опешившие от такой наглости враги.

Корабль подошел к причалу, спустив трап, оказавшийся вполне нормальной лестницей. Вниз никто не спустился и, навскидку, на палубе, насколько мог увидеть Гришка, тоже никого не наблюдалось. Это показалось мальчику странным, но выхода все равно не было, поэтому, подхватив Машеньку, мальчик двинулся в сторону корабля. Медленно, прячась в кустах, где ползком, а где вставая во весь рост, сержант не видел врагов, что никак не вписывалось в его картину мира.

Гриша не знал, что тех, кто был предназначен для устрашения детей, на острове было совсем немного, и двое оставшихся выстрелов просто не услышали, потому что находились сейчас внутри «школы». Экипаж судна давно был отучен от любопытства, потому капитан сейчас просто отсчитывал минуты оставшегося времени, совершенно не желая вылезать наружу, где за такое любопытство могли и избить. Связываться с теми, кто жил на этом острове, не хотел никто.

Именно поэтому на сержанта, тащившего на себе смотревшую в голубое небо девочку, никто внимания не обратил. Это было очень удачно, хотя в каюты мальчик не пошел, а, обозрев пустую палубу, решил спрятаться в спасательной шлюпке, укрытой парусиной. По мнению мальчика, там его искать вряд ли стали, зато было вполне удобно принимать бой.

С трудом затащив в шлюпку Машеньку, мальчик, чьи руки уже ныли от напряжения, забрался и сам, пытаясь сообразить, что происходит. С момента расстрела этих, до самой шлюпки, время для него пролетело очень быстро. Он особо и не понимал, как умудрился подняться по трапу корабля с такой ношей. Проверив, как лежит парусина, Гришка вздохнул, найдя и блоки, о которых рассказывал дядя Сёма. Бывший моряк из Одессы, дядя Сёма знал, что всю его семью убили эти, поэтому мстил им в каждом выходе. Так вот, одессит рассказал Гришке о возможности спустить шлюпку изнутри оной.

Разумеется, дядя Сёма не думал, что эта наука когда-нибудь понадобится, он просто рассказывал об Одессе, ее каштанах, Приморском бульваре и кораблях. Разведчик очень любил корабли, а убили его на речке, когда он вызвал огонь артиллерии на себя, давая уйти основной группе с очень важными разведданными. Но вот сейчас рассказанное очень пригодилось юному сержанту.

— Вот мы и на корабле, — объяснил он часто терявшей сознание во время движения Машеньке. — Сейчас я тебя еще покормлю и поплывем, а там узнаем.

— Нас… в порту… нет? — спросила номер девять-ноль-четыре-пять.

— Постараемся спрыгнуть до порта, — задумчиво произнес Гришка. — Ну а если, то мы еще посмотрим, кто кого.

— Спрыгнуть? — удивилась девочка, повернутая на бок.

— Увидишь… — задумчиво произнес мальчик и, спустив кальсоны с девочки, начал разматывать бинт. — Надо повязку сменить, пока не присохла, а то вода у нас только питьевая и немного ее.

— Хорошо, — кивнула номер девять-ноль-четыре-пять, считая, что ее ставят в известность и благодарная хотя бы за это.

Никакой стыдливости у нее уже, разумеется, не было, а мальчик не лез, куда не следовало… Да даже, если бы и лез, девочке это уже было все равно. После всего того, что с ней сделали, не было уже смущения или чего-то подобного, только страх. Страх боли, газенвагена и человека в белом халате. Но сейчас с ней рядом был «наш», о чем говорила пилотка с красной звездой, поэтому даже страх отступил.

Корабль дал гудок, отправляясь прочь. Вокруг было тихо, только на границе леса лежали четыре тела в черном, заставляя Гришку зло ощериться. За прошедшее время он убил пятерых этих. Этого, конечно, по мнению мальчика, было мало, но, как говорил товарищ старшина: «копеечка к копеечке, вот и рубль». Точно зная, что этих еще много, мальчик добавил в обойму патронов.

— Давай подумаем, что будем делать, когда прибудем, — предложил юный воспитанник. — Ты говорила, у тебя родители? Они не предадут?

— Не знаю… — покачала головой номер девять-ноль-четыре-пять. — Просто не знаю и все… Но можно попробовать, а если предадут, ты их убьешь.

— Договорились, — кивнул Гришка.

Предателей он видел, они были, как эти, даже еще хуже. Поэтому принял факт того, что убьет родителей Машеньки, если те предадут, со спокойной душой. Возможно, эти самые «родители» могли помочь добраться к нашим, ну или хотя бы к линии фронта.

Что интересно, по палубе никто не ходил, а судно шло куда-то на северо-восток, судя по компасу. Поэтому, покормив сухим пайком Машу и разместив ее, Гриша лег рядом с девочкой, погружаясь в настороженную дрему. Девочка нащупала его руку своей и медленно удрёмывала, хотя засыпать и страшилась. Номер девять-ноль-четыре-пять боялась умереть, ведь она помнила, как засыпали дети, у которых забирали кровь, а у нее ее выкачали предостаточно.

Ближе к вечеру Гриша проснулся, проверил на редкость спокойно спавшую Машеньку. Видимо, девочка сильно утомилось и на кошмары у нее уже просто не было сил. Сколько им еще плыть, сержант не знал. Он сделал скупой глоток из фляжки, запивая съеденный кусок хлеба, вспоминая.

Маша не была единственной, были еще дети, да и взрослые, которые о себе помнили только номер, полностью отвыкнув от имени, их в санбате, а потом и в госпитале нажевали, как придется, любое имя было лучше номера. Откликавшаяся на имя Машенька, скорей всего просто не поняла еще, что происходит. Ведь освобождение и переход в новые условия случились слишком быстро, молниеносна, а мальчик хорошо помнил пожилого доктора, рассказывавшего, почему освобожденные узники так себя ведут и отчего пугаться не надо.

Испугавшаяся чего-то во сне Маша была разбужена бережными касаниями находившегося рядом с ней мальчика. Раскрыв глаза, девочка узнала сержанта, подняла дрожавшие, будто от перенапряжения руки, и потянулась обнять его. Гриша прижал ее к себе. Номер девять-ноль-четыре-пять, вдыхая запахи войны, которыми прописалась гимнастерка спасителя, чувствовала себя как-то совершенно необыкновенно, начиная верить в то, что они спасутся.

Тут Гриша хлопнул себя по лбу, вспоминая слова дяди Сёмы. Шлюпки использовались для спасения, значит, в них должен был быть запас еды и воды. Ну, что за еда у фашистов, сержант проверять не хотел, а вот обнаружившаяся вода была целым богатством. Еще была, конечно, проблема туалета, но ее можно было решить и попозже.

***

Гриша уже подумывал взять языка из кого-нибудь в экипаже, когда вечером на горизонте показались какие-то огни. Они были в пути уже около семнадцати часов, то есть остров находился сравнительно недалеко. Внимательно вглядевшись, мальчик решил, что пора делать ноги и дальше самим — на веслах, потому что в большом порту при сходе с корабля можно было и влететь.