Натянув на девочку кальсоны, Гришка понял, что те свалятся. Потому подпоясал их невесть откуда взявшейся веревочкой. Девочка была худющей, как и все узницы, и очень легкой. Затем Гришка надел и сменную гимнастерку на узницу, правда та в его одежде почти утонула, но это было всяко лучше, чем ничего. Осторожно приведя девочку в себя, он вгляделся той в лицо.

Летта очнулась от ощущения какого-то запредельного тепла. Открыв глаза, она увидела мальчишку, но он был… во лбу его горела красная звезда, значит, это был «наш». Он пришел, чтобы спасти их, а спас только ее. Но он пришел и это было чудом. Внезапно Виолетта поняла, что одета. Одежда была не по размеру, но разве дело в этом? Она была одета, даже на ногах что-то ощущалось, вот только слабость почти не давала шевелиться.

— Сержант Лисицын, — представился спасший ее «наш». — Где мы находимся, пока не знаю, но разберемся.

— Номер девять-ноль-четыре-пять… — ответила ему Летта. — Я…

— Ты не номер! — строго произнес Гришка. — ты человек, девочка, понимаешь? Не номер!

— Все равно убьют, какая разница? — устало спросила девочка. — Отсюда не сбежишь.

— ну, это мы еще посмотрим, — хмыкнул сержант. — Сейчас я займусь едой для тебя, а потом посмотрим, что мы имеем, хорошо?

— Хорошо, — осторожно кивнула Летта, расслабившись. Она точно знала, что пока с ней рядом «наш», бить не будут.

В первую очередь Гриша сменил магазин, заменив его полным, а почти пустой положил в вещмешок. Положим автомат рядом с собой, сержант немного подумал и достал паек. С помощью перочинного ножа, подаренного ему дядей Сашей, который отнял нож у какого-то фрица, мальчик отрезал маленький кубик хлеба, поднеся его к губам девочки, называвшей себя номером.

Номер девять-ноль-четыре-пять, обнаружив у своих губ хлеб, немедленно схватила его, отправляя за щеку. Хлеб был мягким, а не почти камнем, у него был привкус дыма и, кажется еще чего-то, чем названия Летта не знала. Она с благодарностью посмотрела на мальчика, чувствуя, что почти не может шевелиться.

— Полежи пока, — попросил ее Гришка, доставая миску и ложку из вещмешка. Спички у него тоже были, поэтому можно было озаботиться бездымным костерком, как разведчики показывали и уже накормить девочку теплым, что ей было, конечно же, нужно.

[1] Официальные протоколы концлагеря Саласпилс

[2] Тележка для транспортировки трупов (лагерный сленг)

[3] Передвижная газовая камера (нем)

Номер девять-ноль-четыре-пять оглядывалась по сторонам. Что-то было ей знакомым в окружающем ее сейчас лесе, но сбивал запах. Представившийся Гришей спаситель сейчас готовил для нее бульон из тушенки — почти чистую воду, ручей с которой нашел поблизости. Девочка очень боялась оставаться одной, но терпела, понимая, что сама двигаться почти не может, а им много чего надо.

Гриша думал о том, что никаких следов не обнаружил, ни наших, ни этих. При этом не было никакой канонады, что означало — фронт далеко. Из всего этого следовал только один вывод — они в тылу врага. Учитывая состояние бывшей уже узницы — новость была так себе, а боезапаса оставалось не так чтобы много. То есть все было более-менее понятно.

— Нужно брать языка, — заключил Гришка. — Другого варианта нет, но вот что делать сей… — он замер, услышав хруст ветки неподалеку. — Лежи тихо, — попросил юный сержант, а затем ужом скользнул в траву.

Сил бояться у номера девять-ноль-четыре-пять просто не было, поэтому она замерла, стараясь не выдать себя неосторожным движением. Гришка же, взяв свой ППС наизготовку, быстро, но тихо полз туда, откуда донесся звук. Через некоторое время мальчик увидел присевшего в кустах кого-то в черном. «Погадить присел, фашистская морда», — понял мальчик, аккуратно обползая этого, чтобы оказаться у него за спиной. Приблизившись, Гришка вскочил и с силой ударил этого по голове гранатой без запала, обнаружившейся в вещмешке. Видимо, попал он хорошо, потому что фриц молча завалился в траву. «На ловца и зверь бежит», — усмехнулся мальчик, оттаскивая этого дальше в кусты.

Связав того его же одеждой, Гришка привел того в сознание ударами по лицу. Этот, увидев советского сержанта замер, хотя говорить пока не мог — рот его был заткнут, науку дяди Саши Гришка помнил хорошо. Теперь надо было допросить. Раскрыв перочинный нож, мальчик воткнул его туда, куда показывали разведчики, объясняя, почему это очень больно. Этот застонал и задергался, полными ужаса глазами глядя на сержанта.

— Ну что, фриц, рассказывай, — предложил ему мальчик, зло усмехнувшись. С трудом формулируя фразу по-немецки, Гришка повторил свое предложение.

— Кто ты? Что ты делаешь? Ты знаешь, что с тобой сделают? — попытался закричать почему-то по-английски этот.

— Рассказывай, где мы находимся и где Красная Армия? — с трудом вспомнив этот язык, мальчик сформулировал предложение, дополнительно простимулировав этого.

— Это остров! Остров! Тебе не спастись! — опять попробовал закричать фриц, но закашлялся, ибо такого ему позволять никто не собирался.

Поняв, что этот готов сотрудничать, хоть и сам не подозревает об этом факте, Гришка утроил усилия, устроив форменный допрос. Не забывая стимулировать фрица, мальчик узнавал все больше об окружающей его действительности. Тот факт, что этот говорил по-английски, не менял ничего, кроме того, что англичане предали. Был и другой вариант — этот мог оказаться коллаборационистом, но разбираться Гришка не хотел, фрицу оставалось жить до конца допроса. Самое главное мальчик выяснил — они находятся на острове, полном врагов, своих тут нет, зато раз в сутки от южного причала отходит корабль на материк.

Оставив труп остывать, Гришка вернулся к девочке, называвшей себя номером. Нужно было разогреть похлебку и покормить ее, а потом уже объяснить, что удалось выяснить. Никаких мыслей по поводу свежего трупа, у мальчика не было, вот если бы он оставил фрица жить, тогда да, а так — сдох и правильно. Эти, по Гришиному мнению, должны были лежать в земле, а не ходить по ней.

— Давай поедим, — предложил Гриша, осторожно беря в руку миску и доставая ложку. Затем он посмотрел на девочку и вздохнул. — Я буду звать тебя Машей, хорошо?

— Хорошо… — кивнула номер девять-ноль-четыре-пять, которой было все равно.

— Давай я тебя подниму, — состояние новопоименованной Маши он себе отлично представлял, поэтому подложил ей под спину вещмешок.

Сама поесть она вряд ли могла, многие из освобожденных даже ползали с трудом, так что тут для воспитанника санбата сюрпризов не было. Важно было, чтобы Машенька не простудилась, не заболела, потому что для нее это была дорога в один конец, а вокруг них не было ни Красной Армии, ни госпиталя, а только враги. Мальчик по-доброму, копируя тетю Зину, пожилую медсестру, улыбнулся девочке и зачерпнул прозрачной жижи. Остаток тушенки он спрятал.

— Давай, маленькая, открывай ротик, — очень ласково произнес Гриша, уже не раз такое видевший. Да что там, видевший, он и сам, бывало, кормил малолетних узников, которых убивали проклятые эти, но так и не убили.

Номер девять-ноль-четыре-пять с удивлением смотрела на «нашего» по имени Гриша, который очень ласково ее сейчас кормил. Медленно, спокойно, рассказывая о том, что закончится война и будет много хлеба с маслом и сахаром. Девочка слушала его, слыша в голосе мальчика абсолютную уверенность в своих словах. Она послушно открывала рот, сглатывая неожиданно вкусную баланду, чувствуя тепло где-то внутри себя.

— Я выяснил, мы находимся на острове, — произнес товарищ сержант. — Наших тут нет, мы в тылу врага. Судя по всему — в глубоком тылу, поэтому тебя надо откормить хоть как, нам долго идти.

— Не знаю, смогу ли идти, — прошептала номер девять-ноль-четыре-пять, испугавшаяся того, что ее бросят.

— Ничего, я сильный, — усмехнулся мальчик. — Донесу.

— А куда, раз мы на острове? — проявила девочка признаки заинтересованности.

— Раз в сутки, если фашист не соврал, а это сильно вряд ли, — Гришина улыбка напоминала оскал. — С острова уходит корабль, нам нужно будет там оказаться.