— Собак нечем кормить, сегодня болтушку из муки варила, — сказала старая мать Демьяна.

Помолчали. Потом Демьян спросил у гостей:

— А как у вас с рыбой?

— Тоже плохо, совсем не ловится, — ответил Михаил. — Вода большая была перед ледоставом в этом году. Наверное, поэтому рыба не ловится.

Значит, большая вода влияет на улов в пору первозимья, отметил Микуль, молча слушавший беседу охотников.

— Ну, а зверь какой встречается на ваших землях?

— Белка кое-где есть, тоже больше по кедровникам. Другого зверя мало, следов не видно.

— Урманы свои не видели — что там есть?

— Еще не ездили. Вот продукты купили, вернемся и в урман поедем. Теперь одна надежда на урманы…

— А мне в этом году своих урманов не видать, — вздохнул Демьян.

— Это почему же?

— Олени мои почти кончились — на чем я доберусь в такие дали?

— Да, без оленей, конечно, куда там…

— Вот держу надежду на песцов — придут или не придут?

— Из верховьев Ягурьяка не было вестей о песцах?

— По словам верховых охотников, кое-где уже попадались следы. Рано пришел песец из тундры — это хорошо.

— По-моему, и сюда придет песец, — сказал Михаил. — По осени, по первому снегу куропаток много было, стаями летали…

Выходит, ход песца связан с куропатками, подумал начинающий охотник Микуль. Куропатка улетает с тундры в поисках пищи, а песец, значит, за ней.

— Решил вдоль Ягурьяха приманку разложить и насторожить капканы на песцов, — сказал Демьян. — Это близко, легче добираться.

— И то дело. Ведь песец обычно вдоль болотных рек спускается…

— Только вот рыба не ловится — приманки не хватает.

— Приманки? — оживился Михаил. — Мы тебе приманку привезли!

— Какую приманку?

— Бродячую собаку — в деревне к нам привязались.

— А песцы и вправду любят такую приманку. Видел такое, когда пастухом работал. Где оставишь дохлую собаку — там песец появляется. Чует, видно, даже под снегом.

— Твои соседки сказали, что ты бродячую порешишь.

— Завтра же свезу на Приягурьяхское болото и порешу, — уверил Демьян. — Это я быстро. Что тут смотреть?

— А вообще-то собачка, кажется, ничего, — сказал Микуль. — Может, и на зверя-птицу пойдет. И кличка ей подходящая есть — Пришитая Голова.

— Ох, я в большом накладе от бродячих псов, — жестко отрезал Демьян. — Зол на них, сколько пакостили — не попадались на глаза. Дал бы я им!.. Всякие они, эти псы!..

— Слыхал, что и твоих оленей гоняли…

— Ладно бы — просто гоняли. Тут не знаешь, скольких они сожрали… Осенью пришли олени, смотрю — одному разорвали кожу на ляжках. Так я эти клочья пришил, нитками их стянул. И ведь выжил мой олень!

— Ловко придумал! — удивился Микуль. — Ни разу такого не слыхал.

— Приспичит — так не то придумаешь, — ответил хозяин. — Оленей совсем мало осталось у меня. Да тут еще машина застрелила мою важенку. Пулей. По первому снегу. По следам я все узнал, как было дело. Выстрелили, а олениха ускакала. Прошли немного по ее следу и вернулись, укатили. А олениха свалилась в густом сосняке. Там я нашел ее, с пулей. Такие вот дела творят, бродячие-то…

Все враз замолчали, призадумались. Может быть, каждый о своем, а возможно все об одном и том же.

На улице взлаяла собака, но тут же смолкла. Видно, вспомнила, что хозяин сегодня дома.

Затянувшуюся паузу прервал Микуль вопросом:

— Осенью не успел, что ли, поставить новый дом?

— Какое там, — хозяин махнул рукой. — Можно было. Дело привычное, жизненное. Но где строить — места нет!

— А здесь, на этом месте? В сторонке от зимника, и ягель хороший.

— Кто знает, что нас завтра ждет на этом месте? — спросил Демьян. — В прошлом году выбрал место для нового дома, не успел за топор взяться — там буровую поставили. Разве с таким соседом проживешь?.. И тут, может, какую дорогу вздумают проложить. Или, еще хуже, лесорубов каких-нибудь пустят. Кто сегодня знает, что у них в голове?..

— Да, ягельных мест немного осталось.

— Все боры-беломошники перевернули…

— Хоть на болоте машины не лезут.

— Вот и стал я бездомным, обрубили мои корни, — вздохнул хозяин. — На старости лет пустился в бега…

— В морозы-то ведь холодно будет в палатке. Какая тут жизнь?

— Зато легче бегать: снял — поставил, опять переехал. Не врастаешь в землю, не надо каждый раз с кровью выдирать из сердца, — и Демьян обвел взглядом свое жилье, словно уже настала пора сниматься с этого места. — Вот и Летнее Селение покинул…

Столетняя будто старый кованный гвоздь всадила в говор:

— Помереть землю не дадут…

На этом беседа оборвалась.

Демьян стряхнул стружки с подола рубахи и молча поставил в угол готовый сачок. Молча выпили вечерний чай и легли спать. Утром, когда уже запрягли оленей, вспомнили о бродячей собаке.

— Вот она какая, бездомная, — медленно, растягивая слова, проговорил Демьян и остановился возле собаки.

Она мелко дрожала от холода, виляла хвостом и тихонько повизгивала, словно чувствовала, что решается ее судьба. Черная ее морда от инея стала седой. Живые блестящие глаза перебегали с одного охотника на другого. Иногда она робко подпрыгивала, будто пыталась заглянуть в лицо человека, в его душу. И тут Демьян опустился на корточки, взял ее больную лапу, внимательно осмотрел и сказал, что заживет, просто чем-то уколола. А потом долго в задумчивости глядел на нее и молчал. А собака все повизгивала и дрожала от холода.

Наконец Демьян сказал:

— Пусть живет.

И, взглянув на охотников, пояснил:

— Греха на ней нет, оленей она не гоняла — как безвинную порешишь?.. Пусть живет, бездомная…

— Да, может быть, и на зверя-птицу хороша будет, — добавил Микуль.

— Жить тебе, Пришитая Голова, — улыбнулся и Михаил. — Обрела ты теперь дом.

Демьян отвязал собаку и повел за кораль, где возле шалашиков-конур из хвои и ветвей сидели три его пса и внимательно наблюдали, как хозяин ведет им четвертого друга. Потом он сходил в палатку, вернулся с небольшим пуком порыжевшей травы, и аккуратно, по-хозяйски, подстелил собаке, чтобы ей было теплее…

Гости выпили предотъездный чай и тронули упряжки.

Микуль глянул назад. Демьян возился у своей нарты — собирался на Приягурьяхское болото настораживать песцовые капканы. Звезда утренней зари, словно холодная капля, висела прямо над его головой…

1979

На рассвете я вышел во двор. И на чистом снегу увидел бумагу. Ночью выпала пороша — на нем ни следочка, ни царапинки. Кругом тишина. Деревня еще не встала… Постоял над бумагой. Думаю: откуда взялась? Кто принес? Не с неба же, подумал, свалилась?.. Ну, постоял с такими думами, потом поднял бумагу, развернул ее. Там что-то написано. А что — читать не умею. Думаю, пойду, жене и дочке покажу. Не случайно же бумага попала в мой двор.

С бумагой в руках вернулся в дом.

— Вот, — говорю, — жена, бумагу во дворе нашел. Прочти, что там написано. Что это за бумага?

Жена прочитала бумагу и заплакала.

Дочь прочитала бумагу — и тоже заплакала.

Обе плачут.

Я стою, молчу.

Потом говорю им:

— Скажите, какую весть эта бумага принесла. Скажите, как бы тяжела ни была эта весть…

Жена сквозь слезы говорит:

— Верховный Бог тебе Послание послал, чтобы ты на войну пошел…

И дочка сквозь слезы подтверждает:

— Да, это Божье Послание, чтобы ты на войну пошел…

И все плачут.

Я говорю им:

— Женушка моя, не плачь!.. Доченька моя, не плачь!.. Что Бог задумал — того не миновать…

Все плачут, никак не уймутся.

Говорю им:

— Не плачьте. Может, все обойдется. Пока живется — надо жить…

Жена с дочкой вроде бы немного успокоились, выплакали свои слезы.

Я забрал у них Божье Послание.

Весть о войне уже давно прошла по всей Оби. Но до нашей деревни война еще не добралась. Я жил как все люди. Была зима. И я занимался зимними делами. В тайгу ходил на охоту. На озера и реки ездил на рыбалку.