Начинал Айпин с охотничьих зарисовок. Это и понятно. Он вырос в охотничьей семье. Мальчишкой научился читать таёжные следы, выслеживать зверя, ставить капканы. Дед писателя, который считался лучшим медвежатником рода, передал внуку главную заповедь — всегда чувствовать на охоте свою меру: чтобы не оскудела тайга, не брать больше того, чем нужно для дома. Различные охотничьи истории стали основой первых рассказов Айпина.

Однако начало писательской биографии Айпина совпало с нефтяной эпопеей. В краю потомственных таежников геологи открыли богатейшие месторождения нефти и газа. На месте родовых угодьев появились буровые вышки. Над священным озером Самотлор взвилось пламя попутного газа. Зажглись огни новых поселков. Как остаться в стороне! Сотни молодых хантов и ненцев потянулись к буровым. Айпин не стал исключением. Окончив первый курс Литературного института, он вернулся в родные места и ступил на тропу нефтедобытчика.

Верховой из Айпина получился неплохой. Пошло у него дело и с дизелями. Со временем он мог бы вырасти в помощника бурового мастера. Но не захотел. Через несколько месяцев оставил Айпин буровую, и не потому, что кончились каникулы и надо было уезжать в институт. Нефтяные вышки разрушили ту гармонию, которую он с детства привык в тайге наблюдать. Машины перепахали оленьи ягельники, солярка залила рыбные реки, частые пожары уничтожили красивые, богатые зверем и ягодами леса. Правда, тогда соседство с нефтяниками Айпину еще не казалось трагическим. Ему, как и герою его давнего студенческого рассказа «В урмане» старому таежнику Коске, «не нравилась нефть, зато нравились люди».

Иллюзии стали исчезать, когда в домах охотников, которые испокон веков не знали замков, стали пропадать меховые вещи и пошла охота на оленьи рога. Приключенческие романы Купера просто померкли на фоне разбоя нефтяников. Как итог — несколько хантыйских охотничьих родов прекратили свое существование. Нефтяники спалили десятки стойбищ, споили сотни потомственных таежников, многие семьи хантов и ненцев оставили без личных оленей. Но рассказы Айпина об этом никто ни в семидесятые годы, ни в восьмидесятые печатать не захотел, у нас тогда нефтяникам только гимны пели.

Число хантов, которых всего насчитывалось чуть больше двадцати одной тысячи, стало неуклонно сокращаться. В советское время целый этнос оказался на грани исчезновения.

Размышляя о драматической судьбе своего народа, Айпин обратился к истории. Он хотел понять, всегда ли так было, почему в прошлом ханты мирно уживались с соседями и когда в жизнь его соотечественников пришла смута, только ли нефть во всем виновата.

Раньше писатель слышал, что в царское время ханты вымирали. Но странное дело оказалось: при царизме никто не покушался на традиционный уклад жизни северян и никто их не притеснял. Больше того, власть Белого царя создавала условия для сохранения малочисленных народов как этносов. Она позволяла развивать традиционные отрасли, не вмешивалась в быт, не нарушала многовековые обычаи. Дети не забывали материнский язык. До революции перед хантами не было угрозы исчезновения как этноса.

Смуту принесла революция. Ханты не приняли красных. А новая власть не захотела учитывать особенности Севера, всех гребла под одну гребенку. Таежники ответили на это многочисленными восстаниями в двадцатые и тридцатые годы, пока не были покорены силой. Как не карала новая власть непослушных и как не заметала она следы своих преступлений, люди побеждали страх и из поколения в поколение передавали рассказы о злодеяниях режима, о чем красноречиво свидетельствует рассказ писателя «Клятвопреступник».

Впрочем, к выводам Айпин пришел позже. Сначала он опирался только на документы и воспоминания. А они были крайне противоречивы. Одни материалы убеждали в правоте Советской власти. Так было с рассказом учителя и журналиста Сенгепова, который однажды поведал писателю историю первого хантыйского ученого-филолога Терешкина. Случилось это в первые послереволюционные годы. У Терешкина тогда погибли родители, мальчик в Назыме замерзал, спасли его случайно проезжавшие мимо родственники. Отталкиваясь от документального факта, Айпин написал рассказ «Зимовье в кедровнике» и драму «Красная нарта», которые по современной терминологии носили откровенно просоветскую окраску.

Но вот в 1978 году он попал в добротно отстроенную еще в прошлом веке русскими переселенцами деревню Елизарово. На местном радио от него ждали репортажи о ветеранах революции. А в деревне жило несколько участников гражданской войны. Писатель разговорил одного из них — Василия Евдокимовича Шаламова. Три кассеты записал Айпин. Шаламов вспоминал о том, как зимой он с отрядом красных шел из Тюмени через Конду. Тогда везде писали и говорили, что ханты и манси сразу приняли сторону Советов и повсюду поддерживали новую власть. А Шаламов рассказывал, как на их отряд периодически нападали ханты, неожиданно выскакивали из леса, обстреливали и снова в тайге укрывались. Но это только цветики. Вечером писатель буквально был ошеломлен, когда бабушка назвала красных карателями. С такой характеристикой красного движения он столкнулся впервые. А позже Айпин узнал о том, как через шестьдесят с лишним лет в деревне стреляли в памятник комиссара. Это лучше всего говорило об отношении народа к новой власти, которая лишила людей Бога, разорила деревню и всю Россию, бездарно промотав наследие сразу нескольких поколений. Из Елизарово Айпин вернулся с готовым рассказом «Клятвопреступник». Правда, сам писатель еще не чувствовал, что своим рассказом он бросал вызов существовавшей системе. Его вели исторические события. И он искренне не понимал, почему «Клятвопреступника» не захотели печатать ни в одном журнале, с трудом ему удалось только несколько отрывков прочитать по Ханты-Мансийскому радио. А я удивляюсь, почему бдительные редактора не донесли на автора.

Теперь я понимаю, что именно рассказы семидесятых годов во многом подготовили Айпина к роману о судьбе своего народа «Ханты, или Звезда Утренней Зари». Этот роман органически вобрал в себя и опыт охотничьих зарисовок, и предания древнего охотничьего рода, и раздумья современника о влиянии горючего жира земли на жизнь мира, и размышления об истории Севера.

Я не знаю, о чем будет новая книга Айпина. Может, это будут сказки, которые писатель собирает много лет, а может, роман о прошлом хантов, которое многим нашим современникам практически неизвестно. Но я верю, что новая книга получится такой же талантливой, как и всё, что им уже написано. Айпин, без сомнения, художник от Бога.

Вячеслав Огрызко.

Медвежье горе. Рассказ навеян мотивами хантыйского фольклора. Написан в Литературном институте в 1972 году. Впервые опубликован на молдавском языке (1973), затем в окружной газете «Ленинская правда» за 10 июня 1978 г. Вошел в сборник автора «В ожидании первого снега» (Москва, «Современник», 1980 г.)

Последний рейс. Написан в 1972 году. Впервые опубликован в «Ленинской правде» за 15 сентября 1979 года (Ханты-Мансийск). В переводе Ф. Керести и А. Саламон вышел в венгерском журнале «Алфолд» (1980, № 8, г. Дебрецен). Затем увидел свет в сборнике «Современный уральский рассказ» (1982, Свердловск) и журнале «Полярная Звезда» (1982, № 4, Якутск). Включен в сборник «В ожидании первого снега» (М„1980).

Волки. Написан в 1973 году в Москве. Впервые опубликован в альманахе «Родники» (Москва, «Молодая гвардия», 1975). Затем публиковался в журнале «Сибирские огни» (1977, № 7), в газете «Ленинская правда» за 20 сентября 1977 года, в переводе Ф. Керести и А. Саламон в венгерском журнале «Алфолд» (1980, № 8, г. Дебрецен). В сборниках автора не выходил.

В урмане. Рассказ написан в 1972–1973 годах. Впервые опубликован в журнале «Сибирские огни» (1977, № 7). Затем в переводе О. Кравченко выходил на украинском языке (Сборник «Первоцвет», Киев, 1982, кн. 2) и в переводе Ф. Керести на венгерском языке в журнале «Новая Заря» (1983, № 2). Вошел в сборник автора «В ожидании первого снега» (М., 1980).