— Спаниель — это такая охотничья собака. Она похожа на сеттера, только маленькая, с длинными мохнатыми ушами до земли. Спаниели очень милые псы, — сказал Никита и попытался улыбнуться, — только все сплошь кареглазые.

— Вам очень плохо? — тихо спросила вдруг та, которая ругала его в Каспийске. Он угадал вопрос по губам.

— Да, — сказал Никита. — Спасибо за воду.

Он повернулся, чтобы уйти, но она дотронулась до его руки:

— Хотите еще? Очень свежий нарзан.

«А ты лучше, чем я думал. И какое я имею право конструировать человека, увиденного впервые? И эта подтянутость, и стройные бедра, и костюм, сидящий, как перчатка, — все это совсем неплохо. Борьба за существование… Выживают сильнейшие… Чушь. Никакая она не добытчица, просто работа у нее очень тяжелая, и она немножко устала от нее, и в жизни, наверное, у нее не все ладно, даром что красивая. Иной раз красивым еще трудней».

— Хочу, — сказал Никита и взял стаканчик, — прекрасный нарзан. Большое спасибо.

Он ласково сжал ей руку повыше локтя. Она чуть прикрыла веки — ответила. Никита ушел.

Яя появился через два месяца, когда Никита решил, что уж никогда его не увидит. Такой же угодливый, суетливый и противный. Да и с чего бы ему перемениться за столь короткий срок?

И на этот раз он помогал грузчикам. Нет, Никита все-таки не забыл того мимолетного, тяжелого взгляда шофера, когда передал ящик с мазутной пятерней в другую машину.

Ваня Федотов по-прежнему ходил по пятам за караван-баши, а Никита отмечал те ящики, которые тот таскал самолично. Но ящики были абсолютно одинаковые, и точно запомнить нужные ему было невозможно.

Никита примерно только отмечал места, куда ставил свою ношу Яя. Он напряженно вглядывался, но никакой пятерни на ящиках не было.

«Я становлюсь маньяком», — подумал Никита. И расхохотался, когда Таня, которой он рассказал о своих сыщицких бесплодных опытах, повторила эту фразу слово в слово.

— Никита, ты становишься маньяком. Не пришлось бы тебе менять профессию, — сказала она. — Таможенник с манией подозрительности — это ужасно. Профессиональная непригодность.

— Таможенник должен быть подозрительным.

— В нормальных, разумных пределах, если к этому есть веские основания.

— А пятерня?

— Господи, да ты же сам говорил, что проверил этот дурацкий ящик и ничего не нашел! Думаешь, шоферы и грузчики, прежде чем начать работать, отмывают руки, как хирурги?

— Ладно, я сделаю еще один опыт. Посмотрим.

Он проделал этот опыт. Но эксперимент провалился. В награду получил насмешки.

Было так.

Для контрольной проверки Никита взял те ящики, которые самолично сгружал Яя. Он ничего не сказал Авезу, и тот очень удивился, когда Никита вывалил из одного ящика все сухофрукты и проверил чуть ли не каждую урючину. Ничего не было. Упаковать вновь, как было, Никита не сумел — около трети урюка не влезало обратно.

— Ящик испорчен. Некондиция, — насмешливо констатировал Авез.

— Составим акт. Высчитаем из моей зарплаты, — буркнул Никита. Он был зол на самого себя, но упрямство, о котором он даже не подозревал, заставляло его действовать дальше.

Семь бед — один ответ.

И Никита провел свой опыт. За грузом автоколонна пришла через два дня.

И снова первым влетел, сияя, как победитель автогонки, тот шофер. Никита уже знал его имя.

Керим Аннаниязов, Керим Аннаниязов, Аннаниязов Керим.

В паре со своим грузчиком он погрузился первым. Никита наблюдал. Из тех ящиков, которые сгружал Яя, в машину Аннаниязова попали два или три. Не больше.

И те, перемешанные в кузове с другими, Никита не смог бы отыскать. И все же, стиснув зубы, он решился на свой опыт.

Подошли еще три отставших от колонны грузовика. Никита подозвал Бабакулиева и капитана Чубатого.

— Я вас прошу не смеяться надо мной, — серьезно сказал он. — Я хочу перегрузить груз с этого «ЗИЛа», — он показал на машину Аннаниязова, — в эти три. Поровну. А его загрузить другими ящиками.

— Зачем? — изумился Бабакулиев.

— В чем дело? — капитан насторожился. — Что-нибудь неладно? Объясни, в чем дело?

— Не знаю, — честно признался Никита. — Не знаю, но все равно сделаю. Я что-то чувствую, а что — не знаю.

— Ты заболел? — спросил Авез. — Мистика?

Капитан Чубатый внимательно поглядел на Никиту.

— Это бывает, — медленно сказал он, — пусть перегружает. Если чувствует — пусть. Беды не будет. А чтобы не обижались грузчики, дам солдат.

Никита подошел к Аннаниязову.

— Ехай-ехай! Готов! — браво доложил тот.

— Нет, не готов, — сказал Никита. — Сейчас груз с вашего автомобиля перегрузят в другие машины. А вашу заполнят новым.

Никита глядел в глаза шоферу. Сначала ничего, кроме недоумения, в них не было. Потом вспыхнуло бешенство. И какое!

— Ти… Ти… шайтан, — задыхаясь, заговорил шофер. — Ти не сделаешь этого!

— Сделаю! — твердо ответил Никита и дал знак пограничникам. Ребята начали проворно разгружать машину.

Аннаниязов завертелся волчком, он бросился сперва к автомобилю. Остановился. Подбежал к Никите. На миг показалось, что он ударит его. Но шофер только закусил губу, потом плюнул Никите под ноги и процедил длинную фразу на родном языке, глядя ему в лицо горящими глазами.

Раздался резкий голос Бабакулиева. Он подскочил к шоферу и хлестал его звенящими, гортанными фразами.

Плечи Аннаниязова поникли, твердое красивое лицо перекосила жалкая гримаса.

— Я лючий шофер… Первый всегда… Зачем время отнимаешь? Зачем рабочий человек карман лезешь? — забормотал он. — Зачем унижаешь?!

Никита вдруг почувствовал стыд.

«Может быть, и впрямь я зарываюсь? — подумал он. — Конечно, обидно мужику — первый прикатил, первый загрузился, и вдруг такое. Я же ему явно выказываю недоверие. Черт! Что это со мной, не пойму? Но как он взбесился! А впрочем, восточный человек, горячий. Черт! Ладно, дело сделано. А перед Керимом извинюсь».

— Извини, — сказал он, — разгрузка и погрузка займет десять минут — видишь, как солдаты работают. Ты ничего не потеряешь. Приедешь первым. Извини.

— Не смей извиняться перед ним, — гневно крикнул Бабакулиев. — Это он перед тобой извиняться должен.

— А что он сказал? — спросил Никита.

— Непереводимо, — буркнул Авез. — Раньше за такие слова убивали.

— Вот как?! — Никита вскинул глаза на Керима. Тот приложил руку к сердцу, поклонился:

— Извини. Горячий… Ой, беда… сердитый, плохой я… кипяток.

— Еще раз такой горячий будешь, пропуск в погранзону навсегда потеряешь, — холодно сказал Бабакулиев. — Это я тебе обещаю, Бабакулиев Авез. Запомни.

Керим опустил глаза. Но чего-чего, а раскаяния в них не было.

Потом, когда все остыли, когда колонна ушла, Никите пришлось отвечать на странные вопросы.

— Товарищ Скворцов, а это правда, что ваши флюиды голубого цвета? — задумчиво спросил Вася Чубатый.

— Правда, — мрачно ответил Никита.

— А мои какого?

— Полосатого. Красно-зеленые, как на пограничном столбе.

— Товарищ Скворцов, прикажете понимать это как намек? — надменно спросил Вася.

— О да, мой капитан!

— Все слышали? — зловеще спросил капитан и сделал жест, будто швыряет Никите перчатку.

— Погоди, дорогой, потом вызовешь его на дуэль, — вмешался Авез. — Меня интересует, может ли наш мистический друг вызывать духов?

— Могу, — сказал Никита.

— Ой, как интересно! — захлопала в ладоши Таня. — Вызови, пожалуйста, для Авеза Магомета.

— И ты заодно с этими инквизиторами? — горько спросил Никита. — Ну, вот он я, вот! Режьте меня, пилите, грызите!

— Что ты, дорогой, что ты? — ужаснулся Авез. — Тебя нельзя резать! Таможенная служба лишится единственного телепата и провидца! Мы тебя беречь будем как зеницу ока. Что ты сейчас чувствуешь, скажи?

Никита сделал несколько многозначительных пассов, задумался.

— Чувствую, что Авезу Бабакулиеву и Василию Чубатому не терпится съесть шашлык из молоденького барашка, который собирается зажарить Татьяна Скворцова.