— С-с-омневаюсь, — процедил он сквозь зубы, едва шевеля красивыми твердыми губами. И я совершенно не поняла к чему относились эти слова. То ли ответ на реплику брата, то ли на мой выпад про преступление.
От него пахло едва уловимой свежестью, грозой и засухой, ветром и огнем. Аромат менялся каждую секунду, заставляя меня сильнее принюхиваться, и невольно наклоняться в сторону бога.
Внезапно сильные руки стиснули талию и рывком притянули к очень горячему телу. Меня обдало спасительным теплом. Закоченевшие пальцы вцепились в плотную тогу богу, который уже во всю сверкал клыками и смотрел на меня плотоядным голубым взглядом. В его радужках шевелились молнии и закручивались в спирали ураганные потоки воздуха, в зрачках сталкивались планеты, миры и чужие жизни.
Я затаила дыхание, забыв, как это вообще: наполнять легкие кислородом. Тяжелый взгляд говорил слишком о многом, и боюсь, к содержанию я совершенно не была готова. Разрушительное тепло чужого тела стало оковами похлеще тюрьмы, я не могла пошевелиться, только впитывала его присутствие, постепенно привыкая к жуткой властной ауре бога.
Он наклонился и коснулся моих губ. Не спрашивая позволения, не ставя меня перед выбором. Действовал жестко, так же, как и первый синх, брюнет. Но все же… Здесь было все иначе.
Несмотря на кажущуюся твердость, его губы двигались деликатно и нежно. От той разрушительной страсти первого не осталось и следа. Он пробовал. Как с наслаждением кладешь в рот первую ложку изысканного блюда в ресторане и ждешь ожидаемого послевкусия.
Лишь мазнул по мягкой коже, однако места соприкосновения тотчас вспыхнули, опаленные страстным огнём. Колени ослабли, руки рефлекторно вцепились в мощные предплечья, мгновенно оценив и рельеф, и вены под чужой кожей. А в низ живота потекла сладкая тягучая патока.
Да что это такое? Мне стало совсем нехорошо. Виски забились прилившей к ним кровью, а пресс чужой силы стал почти невыносимым. Я пошатнулась, не в состоянии больше стоять на ногах. Глаза сами собой закрылись, а тяжелая голова привалилась к чужому плечу. Позорище. Даже постоять за себя не смогла, Алина.
— Дыши! — крикнул брюнет, подскакивая к Аполлону, но я лишь усмехнулась.
Зачем мне дышать? Здесь так уютно, в горячих согревающих объятиях. Удушающая энергии бога практически перестала ощущаться… И ногам уже не холодно, и бедра, охваченные чужим жаром, совсем не мерзнут. Где-то на границе сознания звучат хриплые слова:
— Ее практически растоптало твоей силой! Отдай! — очумелое и быстрое, меня пытаются оторвать от грелки, но здесь так хорошо. Я совершенно не согласна с такими действиями, и цепляюсь за цель с удвоенным рвением. — Она слишком горячая для землянки, смотри, как в тебя вцепилась и греется! Брат, неси ее наверх, скорее. Я пошлю за Альбиной… — глухо, едва слышно.
Я провалилась в цветной молочный кисель. В полудрёме, где все смешалось в непонятных пропорциях, среди завихрений и пятен неизвестного происхождения, чьи-то пальцы скользили по коже, осторожно снимая одежду. Мне хотелось протестовать, кричать, и топать ногами, но руки такие тяжелые, и ноги совершенно не желают шевелиться, и голова… чугунная, наполненная жидкой ртутью, что переваливается внутри то в одну сторону, то в другую, бьется о стенки черепной коробки. Болезненный звук тихонько прорывается сквозь воспаленное горло. Я со свистом глотаю воздух.
Вода окутывает теплыми струями чересчур быстро, не успеваю даже открыть глаз. Да и не могу.
Одеяло. Ледяное до колких пупырышек на коже и зубы начали постукивать от жуткого холода, кто-то выругался, где-то зарычал зверь — и меня накрыло долгожданное тепло. Сначала с одной стороны. Потом с другой.
По коже скользят горячие жгуты чьих-то пальцев, но мне все равно. Я купаюсь в жаре, в таком притягательном, здоровом пламени, ласкающим меня. Обнимаю его, притягиваю ближе.
Снова этот звук, похожий на безумный рык дикого ягуара. Рука потянулась в сторону, стараясь найти источник и погладить мягкую шерсть, но наткнулась на что-то твердое, совсем не напоминающее искомое.
— Ей плохо, брат, — бархатный голос, в котором я с трудом опознаю брюнета из камеры. Но мысленно лишь отмахиваюсь от наличия мужчины рядом, мне наконец-то тепло и спокойно, с двух сторон огромные грелки, и поясница выгибается в болезненном спазме, чтоб прижаться сильнее к теплу сзади.
— Что она делает? — сдержанный стон и шипение. — Альбина скоро?
— Не знаю, но если сейчас не предпринять мер, она попросту сгорит, — пробормотал брюнет.
Тепло сзади сильно прижалось к спине. Да, так хорошо. Очень хорошо. Я повела попкой, мало что соображая. Остались лишь инстинкты, головная боль и саднящее горло. Но когда я пододвигалась ближе к источникам тепла, пульсация в висках утихала, становилось немного легче.
— Тогда у нас только один выход, — по коже плавно двигаются теплые потоки воздуха. Я приоткрыла глаз, замечая, что они белые, как молоко. Густой горячий туман обнимает меня, глупая фантазия! Это просто температура и ее последствия!
— Метка? — вопрос звучит неуверенно. — Думаешь, получится?
— Уступлю младшему, — усмехнулся второй голос. — Начинай. Я пока запру дверь, чтоб нам никто не помешал. Девушка получит дозу моей и твоей магии, это поможет ей адаптироваться к Парласу и моей ауре. Скорее!
Один из источников тепла исчез. Я сжалась и заскулила, сильнее прилегая к оставшемуся, терзаясь от дикого внезапного одиночества.
— Х-холодно, — просипела, обхватывая себя ладонями.
— Тише, девочка, сейчас станет легче. Нужно только немного постараться…
Тепло накрывает сверху. Тяжелое и приятное. Спина рефлекторно выгибается ему навстречу, и между ног ощущается деликатное поглаживание умелых пальцев. Вопреки всему, я не вспомнила про шрамы, а лишь подстроилась под мужчину, умирая от жуткой потребности его прикосновений. Пальцы осторожно ласкают влажные лепестки плоти, я жмурюсь, и закусываю нижнюю губу. Так хочется застонать и сильнее, глубже…
Один из пальцев смело толкается вперед, но натыкается на преграду.
— Ай! — я вся съежилась от резкой боли.
— Она невинна, — взволнованный и слегка удивленный бархатный шепот. — Придется по-другому…
Палец возвращается и обводит горошинку клитора, размазывая смазку.
— Чувственная малышка, — говорит второй, и второе тепло снова возвращается, на этот раз где-то рядом с моей головой, кровать прогибается под чужим весом, и стон, который неизбежно вырывается изо рта, ловят горячие губы. Невесомые, нежные, деликатные.
Тем временем, между ног совсем мокро. Постыдная влага не желает останавливаться, а спина все сильнее выгибает меня наверх, навстречу умелым быстрым движениям. Ладонь полностью накрыла промежность, и теперь трение пальцев буквально сводит с ума, я готова кричать, но все звуки тонут в чужом рту.
— Ш-ш-ш… — снизу стараются успокоить, но ни разу не снижают напор. — Всего один маленький оргазм, рыженькая. Ты уже готова…
Слова становятся последней каплей. Вместе с поцелуем и легким касанием груди, поглаживанием животика ниже к пупку — и легкое надавливание на клитор вызывает внутреннюю волну, волной прокатившуюся по ногам, животу, и даже по груди, сводя мышцы в сладком спазме.
А после… Боль!
На внутренней стороне бедра чей-то рот превращает поцелуй в пытку. Я дергаю ногами, но меня крепко удерживают. Постепенно неприятное ощущение затихает, и становится легче дышать, отступает жуткая удушающая атмосфера, из-за которой все это время было так сложно впихнуть в легкие хоть каплю кислорода. Укус перерастает в страстный кровавый поцелуй, и теперь губы поднимаются выше, к самим складочкам, а я вроде как и начинаю соображать, но тону, тону в том вязком киселе, окружившим сознание, в гиблой топкой истоме, подчинившей тяжелые конечности.
Первое прикосновение языка к промежности пробивает молнией измученный позвоночник.
— Умница, — шепчут на ухо, а потом дорожка поцелуев опускается вниз, к груди, покрытой шрамами, забытыми в этом слишком ванильном пространстве, к соскам, не особо чувствительным из-за старой травмы, но все же чувствующим, щекотливое прикосновение языка, обходящего сосок правой груди по кругу совпадает с движением второго рта внизу, и это похоже на пытку.
