Этот парень не понравился ей с самого начала. Нагло глазел при первой встрече, затем почему-то не вопил от боли, не кричал, не орал, когда она избивала его ногами. Он какой-то поломанный, никак не хотел дохнуть, ну что ж, последнее она сегодня исправит.

Избиение палкой длилось пять минут, за это время на теле парня не осталось живого места. Стоны и сиплое дыхание никак не обрывались. Удивительно, что он все еще подавал признаки жизни. Впрочем, время еще есть.

Девушка ухватилась за палку поудобнее и принялась дятлом долбить концом в грудь раба, словно пыталась проделать дырку. Удар, удар, удар… Ребра проломились, грудина превратилась в сплошное месиво из мяса и мелких осколков, в легких подозрительно булькало… Древесина пропиталась кровью насквозь. Парень больше не дышал.

Тело обмякло, руки и ноги противоестественно распластались по багровой земле — словно изломанная тряпичная кукла, изуродованная и выброшенная жестоким ребенком.

Лишь тогда Юнона остановилась. Её грудь часто вздымалась, внутри тела клокотал жар и ощущение экстаза, что-то на уровне грязной похоти. Только что она лишила жизни парня, как если бы он был жалким насекомым, заползшим на носок её туфелек. Он жил никем, и умер никем. Утром его выкинут в выгребную яму без лишних вопросов, и больше она о нём никогда не вспомнит, и мысли в свою хорошенькую головку не допустит о пареньке, посмевшем так бесстыдно на неё смотреть.

Почувствовав долгожданное удовлетворение, девушка спрятала палку, вернулась в источник, чтобы смыть пот и редкие брызги грязной вонючей крови, небрежно обтерлась полотенцем и, весело насвистывая, ускакала в особняк. Пора ложиться спать, а завтра её ждут великие дела. Путь становления сильной тернист и труден, но её цель — уложить ненавистную сестру на лопатки — стоит всех усилий.

Луна с жалостью взирала на горку мяса и костей, некогда бывшую живым человеком. Её холодный мерный свет озарял вывернутые конечности, разбитую голову, грудь, испещренную глубокими вмятинами… Хоть будь ты трижды бывшим императором, всегда можно попасть в ситуацию, где ты не властен подогнуть ситуацию под себя, и теперь ты всего лишь горстка полумёртвого мяса.

{Я сделал всё что возможно, чтобы выжить в этом проклятом особняке… И я всё равно умру?} — прозвучал голос в глубине сознания. — {Ну уж нет!}

Внезапно, «горка» вздрогнула, задрожала в конвульсиях, из легких брызнула кровь — судорожный вздох заставил организм взорваться от обжигающей и пронзающей каждую клеточку боли.

{Я… ЖИВ!} — прокричало сознание Кёна. В голове пульсировала единственная связная мысль — месть! Жизнь в этом хрупком теле поддерживало единственное стремление — отомстить, уничтожить, растоптать ту, кто довела его до такого состояния. Казалось, жизненные силы исходят из самой души.

Не будь он развит до 2-й ступени, его тело точно разошлось бы по швам. А если бы не модернизация нервной системы, повышающая стрессоустойчивость его органов и всего организма в целом, то точно не было бы ни шанса.

Костлявая рука смерти, сжавшая сердце Кёна, неохотно отпускала, позволяя сделать неуверенный удар, за ним еще один, и еще… В следующее мгновение сердце парня забилось в бешеном ритме, норовя проломить и так не особо целые ребра. Очередной судорожный вздох — тело содрогнулось в приступе пронзающей до самого костного мозга боли.

На этого некогда симпатичного юношу ныне было страшно смотреть: в глазах от напряжения полопались все капилляры, кисти рук представляли из себя плоские блинчики с раздробленными костями в качестве «начинки», правая нога неестественно вывернута, всё тело покрыто корками засохшей и пятнами еще свежей кровушки…

Кён просканировал организм. Двадцать восемь переломов разной степени тяжести, внутренние кровотечения, отказывающая почка, до сих пор отсутствие большей части зубов. Кровоизлияние в мозг, ушиб и сотрясение… Порванные лёгкое и сухожилия, раздробленные суставы.

Кён замедлил сердцебиение до 25-ти ударов в минуту. Торопливо «залатал» порванные сосуды, останавливая внутреннее кровотечение, направил все белки и энергию из недавно съеденной колбасы на заживление самых опасных травм. Изолировал поврежденную почку, влив в неё часть Синергии, чтобы та не атрофировалась и не утратила свою функцию — потом восстановит. Теперь он, по крайней мере, сможет продержаться какое-то время.

Его невообразимое желание жить поражало сами небеса, от чего они покрылись грозовыми тучами, пустили слёзы, омывая тело.

Время неумолимо двигалось вперёд, приближалось раннее утро. В меру холодный дождь оказался кстати, позволив наполнить рот водой и насытить иссушенный организм жизненно необходимой влагой.

Как только искалеченного, едва живого Кёна заметит кто-то из прислуги, — его наверняка выбросят в выгребную яму, откуда он точно не выберется. Поэтому он, собрав всю силу воли, медленно, осторожно, аккуратными щадящими движениями пополз к стене, не забыв схватить ртом лежащий неподалёку звукопередатчик, выпавший из кармана.

Место, в котором он примостился мёртвым грузом, надёжно сокрыто густыми зарослями кустов, совсем неподалёку вымощенная камнями дорожка, чуть поодаль лавочка.

Если какому-нибудь садовнику взбредет в голову обойти живую изгородь сзади, чтобы подстричь, его тут же обнаружат. Хотя вряд ли здесь каждодневно занимаются ощипыванием кустарников.

Утром в парк наведались первые слуги. Никаких следов крови они не заметили, ведь уже закончившийся дождь всё смыл, зато они обнаружили некоторые подозрительные элементы черной одежды, почему-то валяющиеся у стены, унесли куда-то.

Слуги приступили к своей работе, даже не подозревая, что за ближайшими кустами валяется в позе изломанной звезды полуживой человек.

Весь день пролетел в мгновение ока — наступил вечер, ночь и вновь утро. Кён отчаянно нуждался в энергии. Все питательные вещества съеденной колбасы исчерпались, восстановление пошло на убыль.

Кён подвинул голову к звукопередатчику и языком набрал частоту Марины.

К счастью, девушка все же соблаговолила ответить. С трудом разобрала, что он ей там хрипел своим шепелявым, еле слышимым голосом — если бы не узнала его частоту, то и вовсе бы не догадалась, кто ей звонит.

Повинуясь мольбе парня, она взяла еды и воды, одна, никому не сказав, прокралась в угол территории и, воровато оглядываясь, сделала вид, что выронила что-то. Под сим «благовидным» предлогом — Кён невольно поморщился от её фальшиво-нервного «Ах, к-какая я неловкая!» — она полезла в кусты и едва не взвизгнула, в этот раз на порядок натуральнее.

Её эмоции было сложно описать словами. Шок, ужас, неверие! С лица девушки вмиг слетели все краски, остались лишь испуг, отчаяние и стойкое желание во что бы то ни стало помочь умирающему. Пока она разглядывала его, парень с явным трудом сумел донести до неё две главные просьбы: «никому ничего не говори» и «позаботься обо мне».

Так и началась двойная «кустарная» жизнь Марины. Часть дня она проводила подле лежбища юноши, незаметно подкармливая его, скармливая ложечку за ложечкой жидкую пищу и воду — как раненному птенцу. Порой она приносила медикаменты, лечебные мази и настойки, перебинтовала его раны и даже наложила кривенькую шину на поломанную конечность — в общем, девушка во всю вжилась в роль квочки-наседки-медсестрички, выхаживающей раненного «бойца».

Когда голосовые связки немного восстановились и Кён сумел более-менее разборчиво выражать свои мысли, он, в первую очередь, попросил Марину как-нибудь ненавязчиво запретить слугам стричь именно эти кусты, иначе его могут заметить. Пришлось так же пояснить ей ситуацию с Юноной, кто он и что он из себя представляет в этом поместье. Здесь его ждёт только смерть, поэтому в данный момент ему жизненно необходима её забота, а когда он восстановиться — тогда уже и будет думать, как дальше быть.

Марина все нервы себе поистрепала, переживая за парня. Раньше ей Флиц запрещал даже разговаривать с мальчишками, но этот оказался исключением… И он ей понравился. Чем больше она старалась ради него, тем сильнее привязывалась.