Сет прохрипел, двинув ягодицами вперёд, а девушка вскрикнула, ощутив, как её ноги ослабели и задрожали. Ещё секунда, и бог оставил её полностью, а на бедро упали капли алой крови. Из глаз выступили слёзы.

— Больно… — прошептала она.

— Что? — переспросил он презрительно, его дыхание, и так сбитое, стало ещё более частым.

Обжигающе горячие ладони чувствительно сжали ягодицы, затем развели, и девушка вновь ощутила рывок в тело напряжённой, обагрённой её кровью плоти. Сет прохрипел. Девушка вскрикнула, но потом стиснула зубы и лишь простонала. Как и мужчина, захлебнувшийся своими ощущениями.

— Больно? — спросил он так, словно наслаждался её страданиями, и вновь резко ударил пахом о её ягодицы, войдя на всю длину.

Вокруг послышался гул полузвериных-получеловеческих голосов, как будто радостных, но в сердцевине имеющих зависть, ненависть и ревность к той, которая сейчас на ложе их хозяина ублажала его.

Азенет ничего не ответила, на миг провалившись в нечто чёрное, потеряв сознание, но быстро пришла в себя, как бы в наказание за неправильно сделанный выбор, моля только об одном — чтобы вновь впасть в беспамятство.

Девушка бесшумно зарыдала, когда почувствовала у своего лица зловонное дыхание и мускусный запах. Она уже знала, что увидит там, — можно было не оборачиваться. Но Азенет нашла в себе силы. Жрица безжалостного Сета, повернув голову, замерла от омерзения и медленно провела взглядом снизу вверх, заметив волосатые ослиные ноги с копытами и остановившись недвижимым, хранящим ужас взглядом на них. Азенет знала, что каждый из богов имеет своё звериное обличье, но то, что происходило сейчас позади неё и с её телом, было похоже на нечто настолько нереальное, что ей захотелось смерти для себя. Она ничего не чувствовала, начиная от пупка и ниже, то, что ранее отзывалось острой болью, онемело, или это она периодически отключалась от всего происходящего, чтобы окончательно не сойти с ума. Животное позади хрипело, терзая плоть девушки собой, оставляя на ней отметины, словно от кипятка, с широких, выдыхающих смрад губ срывались капли зловонной слюны.

Азенет отвернулась, и её стошнило.

— Оставь меня, — выкрикнула она изо всех сил.

Но её голос поглотили сотни других, что-то угрожающе шепчущих. Животное, дёрнув копытами и мощно двинув задней частью ещё раз, мелко задрожало, на секунду задержавшись в теле, а затем оставило её.

Пустота, холод и боль новой волной рванули в её истерзанную плоть, и она потеряла сознание, напоследок ощутив, что её тела коснулись горячие ладони Сета, а сам он, рвано дыша, сипло прорычал:

— Моя…

Друзья и враги. Египет. Наши дни.

Линда отодвинула тяжёлый полог и решительно вошла в палатку фон Бинца, застав того раздетым по пояс, на бледной, даже сквозь загар, коже блестела влага, как будто от лихорадки. Медсестра застыла возле его бицепса. Ещё секунда, и блеснула использованная острая игла. Рико поднял бровь, а женщина возмущённо воззрилась на учёную.

— Всё хорошо, спасибо, можете идти, — произнёс тот и кивком поблагодарил медсестру, одновременно безмолвно прося её оставить их вдвоём.

Та недовольно фыркнула и бросила полный презрения взгляд в сторону девушки, покидая помещение. Когда Линда и Фредерик остались одни, между ними повисло тяжёлое молчание.

— Тебе придётся мне всё рассказать, — произнесла Линда безапелляционно, кивнув в сторону выхода.

Барон тяжело вздохнул и провёл по коротким волосам ладонью.

— Это очень долго… — начал было он.

— Ничего, — девушка была настроена узнать всё и села на стул перед столом, возле которого стоял мужчина, — у нас столько времени, сколько потребуется.

Фон Бинц грустно усмехнулся, роняя голову на грудь, но через мгновение он вновь взглянул на Линду, не отводящую от него своего взгляда ни на секунду, и его лицо приняло предельно серьёзное выражение. Мужчина тяжело вздохнул и заволновался, прежде чем заговорить. Он нервно потёр лицо и опустил глаза. Когда он посмотрел на Линду, то его взор выражал отчаяние, а сам он выглядел смертельно уставшим.

— Когда мы с тобой разговаривали о моих целях в поисках нетленного тела, я не всё упомянул… — он замолчал, Портер не торопила его, давая выговориться, сказать то, что он хотел. — Буду предельно честным, — девушка кивнула, подбадривая его, — я болен, серьёзно и неизлечимо, сейчас недуг не так заметен, но со временем и возрастом будет прогрессировать, через какое-то время я стану безмолвным, бездумно пускающим слюну идиотом.

Линда растерянно смотрела на него, а Фредерик продолжил:

— Я долго искал формулу лекарства, ошибался, отчаивался, начинал снова, однажды связался с шарлатанами, потерял время и средства, связи моей семьи и моё страстное желание во что бы то ни стало добиться своей цели привели меня в комитет, принадлежащий элите светского общества, я был введён в управленческую ложу, а когда мне предложили проект и я увидел тебя, говорящую о своих предположениях, сыплющую примерами из раскопанных где-то пыльных папирусов, такую уверенную в своих словах, жаждущую этого открытия как подтверждения своих изысканий, во мне возродилась надежда, что я могу не бояться будущего, что я выздоровею…

Исследовательница вспомнила безумные объёмы финансирования, бессчётное количество заключённых договоров на исследование и постоянные попытки экспериментов. Фредерик преследовал две цели: одну свою, другую для загадочных господ из всемогущего комитета.

— Будешь здоровым или станешь бессмертным? — Линда напряжённо смотрела на барона, гадая, пытается ли он разжалобить её, чтобы склонить на свою сторону, или говорит правду.

— А ты бы отказалась от того или другого? — спросил Фредерик девушку.

— От вечной жизни, чтобы решить проблему и спасти множество жизней, — да, другое мне не нужно, — учёная прекрасно понимала, к какому выбору желал подтолкнуть её фон Бинц, и добавила, — моя позиция с нашего последнего разговора не изменилась.

— Это спасёт мою жизнь, — произнёс он, и их взгляды встретились.

— Ты уверен, что комитет не устранит и тебя? — вопрос пришёлся в самую суть. — Ведь они вряд ли хотят делиться даже с теми, кто принёс им это открытие.

Фредерик тяжело выдохнул.

— Я должен рискнуть, но о чём-либо говорить ещё рано, нужно время на исследования… — начал он туманно.

— Не притворяйся, Рико, ты всё понимаешь, вопрос бессмертия рано или поздно разрешится, учёные, а я не сомневаюсь, что у могущественного комитета на службе самые лучшие, найдут формулу вечной жизни, как только получат образцы тканей нетленного, — перебила она мужчину.

— Я знаю об этом, — он понизил голос, и тот завибрировал от еле сдерживаемого раздражения и гнева, оттого, что учёная как будто не слышала его, — ты не понимаешь, что поставлено на карту, помимо моего здоровья и жизни, я связан по рукам и ногам, это настолько серьёзные люди, что они пойдут на всё, чтобы получить вожделенное, это те, кто управляет миром, а с твоим открытием они станут ещё и небожителями…

Линда невесело усмехнулась.

— Кажется, я открыла ящик Пандоры, — получилось обречённо.

— У нас нет выбора, — заверил он её.

— Выбор есть всегда, у всех действий есть две стороны, правящая элита может и не получить образцы древнего тела, вместо комитета они отправятся, к примеру, в независимые лаборатории, где смогут разработать лекарства, помогающие излечить те болезни, что недоступны для врачевания современной медициной, — возразила девушка.

— Ты не понимаешь, Линда, комитет могущественен…

— Как бы ни был комитет силён, люди в нём предпочитают не «светиться», ставя на руководящие посты своих марионеток, боятся огласки, возмущения общественности, волнений, ведь есть силы, которые противостоят им, иначе их власть ничем бы не была ограничена, даже такими мнимыми, как они считают, условностями в виде свободной журналистики и общественного мнения, они предпочтут отступить, — учёная с жаром убеждала Фредерика.

— Они никогда не отступятся, они найдут эту лабораторию, изымут тело, они убьют всех свидетелей, а если и нет, то испортят репутацию учёных, — фон Бинц пытался донести до девушки правду без прикрас, — они всё равно добьются своего, на кону вожделенное бессмертие, Линда, они пойдут на всё, на их стороне все ресурсы мира.