Анубис, моя душа так чиста и как перо могу я лететь…

Солнце Древнего Египта. Кровавый Амон-Ра.

Полуденное солнце Египта было страшной разрушающей силой при кажущемся внешнем спокойствии, способной убивать, беспощадно опаляя и жаля кожу невыносимым жаром, высушивая внутренности жаждой. Попадая в такое время, находясь в Верхнем Царстве, вотчине Сета, навстречу тому, путник даже не успевал пожалеть об этом, как злобный призрак пустыни мог спалить его тело, оставив на поедание огромным чёрным птицам. Таких вот запоздалых, одиноких, отставших и потерявшихся ловил в горячие сети бог пустыни. Тот, кто ненавидел людей, равно как и других богов с одинаковой силой.

Но не могущественен он в Нижнем Царстве, где ласкал подножья пирамид разлившийся огромным потоком, обнявшим многострадальные территории, прохладный Нил, куда стекался весь народ Древнего Египта. Нил поил, кормил, если крестьянин не был ленив засеять плодородную почву, омывал сухую кожу, возрождал к жизни, как и здешнюю землю. И проводил в храм.

Не только Нил, но и все дороги Древнего Египта вели в храмы. Народ был религиозен и чётко следовал правилам, предписанным жрецами культов. Любых. Но самым почитаемым людьми среди богов был Анубис. Бог справедливости, тот, кто судил мудро и знал человеческие сердца, как никто другой из египетского пантеона, бог, подготавливающий человеку вечность, провожающий в подземный мир. И сейчас перед взорами путников раскинулся величественный храм в его честь в городе Кинополе.

Ещё не старый мужчина стоял на пороге самого красивого из них, возведя руки кверху, встречая дорогих гостей. Огромное здание из белого камня утопало в зелени, шелестевшей изумрудной листвой так, чтобы услаждать слух каждого прибывающего сюда и окунать в свежесть, обдувая прохладным ветерком.

Жрец увидел, что процессию сопровождало несколько всадников с огромными мечами, и он не сомневался, что острыми, наточенными до той степени, что могут рассечь на лету самую тонкую ткань, на скакунах, богато, даже вычурно украшенных плотными тканями с драгоценными камнями. Слуги, идущие по обе стороны двух неимоверно тяжёлых носилок и несущие их, были одеты ярко, а золота на них столько, что они вынуждены были прикрыть глаза прозрачной тёмной тканью, чтобы ненароком не ослепнуть. Показать могущество господина через вещи, принадлежащие ему, ибо всё было в Египте вещами, и даже люди…

«Сколько их ещё будет, прекрасных и молодых?» — думал про себя жрец, видя, как носилки опускают на землю, а из них выходит пожилой мужчина и стройная, вся укутанная в шелестящие и яркие ткани девушка, лицо которой скрыто за прозрачной тканью, достаточно плотной, чтобы узреть лишь намёк на красоту, но жрец не сомневался: для Анубиса привезли только самое лучшее.

Мужчины поклонились друг другу.

— Приветствую тебя, великий жрец Камазу, настоятель храма Бога, взвешивающего людские сердца, — тот вновь глубоко поклонился, сверкнув лысиной.

В ответ Камазу повторил процедуру, произнося:

— Наимудрейший Косей, жрец верховного бога Амон-Ра, которому служат все остальные боги, я рад приветствовать тебя и твою спутницу в скромной обители проводника в славные земли Осириса.

Мужчины вновь раскланялись.

— Я не с пустыми руками явился под сень могущества Анубиса, везя ему самое дорогое, что есть, — родную племянницу, самую красивую девушку долины реки Нил, она достигла совершеннолетия, отсчитав восемнадцать вёсен вчера, ожидая встречи с Великим Тёмным, тщательно готовясь стать его жрицей, по желанию её отца, — торжественно, кланяясь так низко, что, казалось, ещё чуть-чуть и сломается, что было возможно при его огромном росте.

Камазу склонился перед ним, и в голове пронеслась мысль, забившая тревожным набатом, что небескорыстно явился сюда жрец культа, бог которого пытается ослабить могущество и власть других богов, становясь с каждым годом всё влиятельнее.

— Анубис примет дары и останется доволен, не сомневаюсь, — произнёс жрец вслух.

Процедура приветствия была соблюдена, и, сделав широкий жест ладонью, Камазу попросил гостей войти. Внутри их уже ожидала целая вереница слуг и прислужниц, павших ниц, покорно, раболепно, боясь даже вздохнуть. Косей довольно ухмыльнулся, глядя на подношения: огромный сундук с золотом и драгоценными камнями сверкал ярче, чем факелы, которыми были усеяны ярко расписанные всеми цветами радуги стены храма.

— Изволите ли откушать с дороги, великий жрец Косей? Вино на травах и специях успокоит Вас после длительного путешествия, Вы и Ваша спутница могут принять ванны и отдохнуть, пока слуги подготовят всё для сытного и изысканного ужина, — Камазу вновь низко поклонился и, взглядом приказав слугам следовать за гостями, сопроводил каждого до приготовленных для него покоев.

Оставив гостей отдыхать, жрец Анубиса помрачнел и поспешил удалиться в дальние комнаты, скрытые от солнца, хранящие в себе прохладу и свежесть египетской ночи. Камазу прекрасно понимал, что Косей, жрец нового культа бога Амон-Ра, не просто так приехал за многие мили в храм самого почитаемого бога — бога, которого жрецы Амон-Ра всё никак не могли принизить, овладеть силой и могуществом, хотя и безжалостно обирали его храмы. Он тяжело вздохнул: чего ему только стоило собрать сундук с подношениями, год был не настолько урожайным, и всё же ему пришлось забрать последнее у крестьян, даже взять у вдов. Вновь тяжёлый вздох и прикрытые глаза. В голове пульсировало, как будто Нил разливался, скручиваясь в могучие потоки, неся на своих волнах жизнь.

— Папа? — тихое, ласковое, и Камазу невольно улыбнулся.

Он приоткрыл глаза и увидел в проёме девочку, хрупкую, как тростинка, с волосами и глазами темнее египетской ночи.

— Инпут, — прошептал он.

Словно сигнал, и она бросилась к нему, обнимая, только уж очень сильно для той, что не виделась с ним ровно час.

— Инпут? — спросил он. — Ты что-то хочешь?

— К нам приехала новая жрица, и я бы хотела присутствовать на церемонии посвящения, — глаза стали просто огромными, умоляюще уставившимися в лицо мужчине.

— После того, как ты в прошлый раз обстреляла бедную девицу косточками от фиников, так что почти сорвала нам обряд? — он скептически и с сомнением в голосе вопросил дочь.

— Она глупая и трусливая, — сквозь зубы прошептала девочка. — Вместо того, чтобы быть на седьмом небе от счастья, она боялась так сильно, что её зубы отплясывали саиди*, я бы всё отдала, чтобы земля прямо сейчас сделала ещё четыре оборота и я бы уже стала жрицей Анубиса…

Инпут вдруг осеклась, видя, как лицо отца заливается краской от гнева.

— Ты будешь жрицей, жрицей великого Анубиса, но послужишь ему не телом: я оставляю тебя после себя, чтобы ты управляла мудрой рукой и при помощи дара, что есть у тебя, — напомнил ей отец.

Инпут насупилась и упрямо сложила руки на груди.

— Почему нельзя и так, и так?

Камазу улыбнулся про себя, отмечая ум дочери.

— Потому что Анубис никогда не прислушивается к тем женщинам, которые делят с ним постель, — увидев смущение Инпут, пояснил, — ты уже взрослая, чтобы знать о таких вещах, Анубис благоволит лишь тому, кто может острым умом доказать ему, что достоин управить его дела здесь, на земле, и ты одна из тех.

Девочка кивнула, но затем улыбнулась проказливо и вновь затянула:

— Ну, пожалуйста, я не буду стрелять ни в кого косточками, я буду послушной, я лишь хочу снова услышать его, — прошептала та благоговейно.

— Неугомонный скарабей, — с лёгкой улыбкой проговорил Камазу, — хорошо, готовься, после трапезы я проведу обряд.

Счастливая девушка упорхнула из его покоев. Насладившись их прохладой ещё немного, жрец неспешно прошёл в технические помещения, справившись об ужине и вине. А когда его глаза увидели праздничный стол в честь дорогих гостей, расположенный на крытой от солнца террасе, то Камазу удовлетворённо улыбнулся: ничто не должно было вызвать гнев у жреца Амон-Ра.