– Норм, – хором ответили мы оба.

– Просто норм и ничего интересного?

– На меня сегодня Достоевский всю лекцию косился и подмигивал, – решила отшутиться я.

Мама опустила ложку и внимательно посмотрела на меня.

– Опять Изольда Львовна окна не разрешила открыть? У вас от жары не только Достоевские подмигивать начнут, но и Раскольниковы с топориками будут мерещиться.

– Просто у кого-то крыша поехала, и от закрытых окон это не зависит, – хмыкнул Денис, кусая очередную плюшку, – привидение Достоевского, блуждающее по коридорам филологического факультета, пфф.

Он поднял руки и изобразил как бы Федор Михайлович расхаживал по рекреации.

– Тебя после экзаменов не в банк, а в дурку запихнут.

– Денис! – одернула сына мать. – Перестань немедленно! Кстати, когда будет результат собеседования? – повернулась она ко мне.

– Сказали прийти к ним пятого числа.

– Ангел, ты уверена, что хочешь работать именно в банке? Понимаю, что там денег много платят, но у тебя же так хорошо получилось писать рассказы.

– Мам, это было в школе. На рассказах не заработаешь. А Дениске нужны репетиторы по куче предметов. Хуже, чем двоечнику, –  не упустила я случая подкольнуть брата.

– Деньги, конечно, нужны, но мои картины неплохо продаются и мы сможем потянуть даже этого старого китайского «Джеки Чана». Так что тебе стоит подумать над тем, чтобы работать там, где тебе будет нравиться то, что ты делаешь. А так только гробишь свой талант писательницы.

– Мам, не начинай, – взвыла я, – резюме подано, собеседование пройдено. Мне не жалко пяти лет в ВУЗе, лишь бы на новой работе платили хорошо. Хотя бы скучно не будет. Или предлагаешь воспользоваться предложением Семена Сергеича и идти к нему в помощники? Неплохая ведь профессия, верно?

– А чем тебе так не нравится быть дворником? – Денис взялся, наконец, за суп. – Достойная профессия, как и все другие.

– Раз достойная, чего же ты так стараешься стать архитектором? Стал бы дворником. Профессия ведь достойная, – огрызнулась я.

– Не всем быть дворниками, кому-то и дома проектировать нужно, – парировал брат.

– Давайте закончим, – попросила мама, – и пообедаем нормально, спокойно и без ссор.

Мы замолчали и уставились каждый в свою тарелку. Разговоры о будущем у нас никогда не получались, слишком мы были разные. Дениска пошел в отца и всегда знал, чем хочет от жизни. Я же то хотела быть балериной, потом ветеринаром, флористом, писателем, журналистом. Вот только начиная заниматься, мне быстро надоедало. А рассказы я любила писать. Мама права, у меня это хорошо получалось в школе, поэтому-то я и пошла на филологический, хотела быть ближе к литературе, текстам и книгам. Примером мне всегда был отец. Писатель с множеством опубликованных книг, выступающий на лекциях для знаменитых писателей и журналистов, он был лучшим в литературном мире, хотя и старался держаться в тени. Но, когда однажды он просто ушел, ни сказав ни слова ни нам, ни маме, я решила, что никогда не буду иметь ничего общего с литературой.

Узкий коридор банка, ведущий в отдел кадров, был заполнен до отказа. И молодые люди, и не очень молодые, и откровенно пожилые, все топтались в ожидании объявления результатов многоступенчатого собеседования, которое длилось две недели. Нас вызывали, опрашивали, давали решать кейсы, спрашивали, как мы будем выходить из разных сложных ситуаций, проверяли знание языков, проверяли в ВУЗах достоверность дипломов и оценок, обзванивали кураторов, руководителей с предыдущих мест работы. В общем, отбор был очень жесткий. Но сейчас осталось человек десять, среди которых должны были объявить трех счастливчиков, получивших должность в банке.

Смотря на старичка, нервно поправляющего очки, девчонку в невозможно короткой юбке и парня с дредами я не особо волновалась. Мой брючный пиджак, купленный специально для офисной должности, сидел идеально и создавал образ типичного офисного сотрудника, такого, как и сидят целыми днями в банке. Конечно, он был жутко неудобный, тянул спину, не давая ни на миллиметр сгорбиться, туфли на каблуке жутко натерли ноги. Но ведь именно так должны мучиться банковские крысы, ведь хорошие деньги должны доставаться либо жутким трудом, либо жуткими мучениями. За сорок минут стояния я рассчитывала на хорошую прибавку к жалованию.

Наконец, дверь открылась, и все в коридоре затихли, выжидательно смотря на эффектную блондинку, продефилировавшую к стенду и закрепившую лист бумаги на нем. Пока она возвращалась в кабинет, никто не пошевелился. Но только закрылась дверь, толпа рванула вперед, водя пальцами по списку фамилий, пытаясь отыскать свою.

«Литвиненко Ангелина – отказано», – гласила надпись.

Парень с дредами водил пальцем по списку, нашел свой отказ и нецензурно выругался.

– А ты? – повернулся он ко мне.

– Аналогично, – сжала я от злости кулаки, хотелось одновременно плакать, выкинуть туфли и послать весь их банк далеко и надолго.

– Не расстраивайся, – парень похлопал меня по плечу, – не последний банк на нашем веку. Мне вот в шести уже отказали, но я не расстраиваюсь.

Я посмотрела на его рваные джинсы и засаленные дреды. Что не последний банк, который ему откажет, я уверена. А вот у меня точно последний, мне деньги нужны, а не поиск привилегированной работы.

–  Не хочешь пойти, отметить наше поражение? – подхватил он меня под руки и потащил к выходу. Я еле вырвала руку и первой выскочила на улицу.

– Что-то настроения совсем нет. Я лучше домой.

Настроение у меня было на нуле. Хорошо, что парень быстро отстал, поняв, что ничего ему здесь не светит, иначе моим настроением, да ему по морде, день был бы точно испорчен. В голове мелькали мысли, вспоминалась Изольда Львовна со своими пророческими наставлениями. Кому, как ни ей знать кто чего в жизни добьется. Накаркали, спасибо. Или вы были правы и ничего больше, чем уборщица или дворник мне не светит? Вот и что теперь делать? Пока были приработки в универе, одногруппники валом шли, чтобы я написала работы, которые Изольда зачтет. Но скоро защита дипломов и мои навыки будут никому не нужны. Можно найти подработки копирайтером или журналистом, это у меня хорошо получается, за это должны платить. Нет! Только не писать! Раз я себе обещала, что не сунусь больше в писательство, значит, не сунусь. Слово, данное себе, нужно держать.

Но перспективы рисовались не радужные. Делать хорошо ничего, кроме писательства, я не умела. Ручная работа выходила боком, все валилось из рук. Пыталась вязать, мамина подруга увидела, распустила все до последней ниточки, сказав, что это халтура. Флорист из меня тоже не вышел, цветы ломались, рассыпались, букеты выходили кривые и косые. Даже среди работников умственного труда банка я не пригодилась. В общем, Изольда Львовна, вы были правы, специалист из меня никакой. Характер добрый, но доброту к зарплатной ведомости не пришьешь.

А вообще, сдался мне этот банк, ну какой из меня банкир. Сашка был прав, с цифрами я не дружу от слова совсем. Телефонный звонок выбил меня из колеи грустных мыслей.

– Да, Динь, – ответила я скорченную рожицу брата на аватарке телефона.

– Ангел, ты что, Ионгниану Ивановичу за мое занятие деньги не перевела? Он уже ругался сегодня, что за просто так репетитором моим не будет.

– Забыла. Сейчас переведу.

Я положила трубку и полезла в банковское приложение. На счету оставалось 1800 рублей. Полторы тысячи репетитору, и на собеседования я буду ходить пешком. Хотя на какие собеседования с моими-то талантами? Хотя у Ионгниана Ивановича талантов еще меньше, только его грандиозный переезд из Китая в Россию и знание двух языков. Даже у Дениса талантов больше, чем у меня. И китайский он в свои 12 лет учит, и робототехникой занимается, и на черчение стал ходить. Зачем оно нужно в 12 лет? Хотя понятно, он же архитектором хочет стать. И в 6 классе уже знает куда пойдет, на кого будет учиться и кем потом станет. Одна я неуч и раздолбай, лентяйка и пропащая девчонка. И место мне только одно – в дворниках. Ведь пророчили все подряд, что не имея никаких желаний и стремлений, после института один вариант – быть дворником. Им же виднее, они взрослые.