Ее карие глаза вспыхивают яростью.

— Ты когда-нибудь перестанешь ревновать меня к Дину?

— А ты когда-нибудь перестанешь вести себя так, будто он в любой момент может меня заменить? — огрызаюсь я в ответ.

— Я этого не говорила, — восклицает она, бледнея. — Я никогда так себя не вела.

— Вела, в самом начале. — По ее лицу вижу, что она знает, что я говорю правду.

Издав раздраженный звук, Линси разворачивается, чтобы выйти из комнаты, и внезапно ее нога проскальзывает по куче пузырчатой пленки. Она спотыкается и размахивает руками. Я бросаюсь вперед, как раз вовремя, чтобы обхватить ее за талию и притянуть к себе. Делаю несколько глубоких вдохов, когда в груди вспыхивает острая боль при мысли о том, что могло бы произойти, не окажись я рядом. Насколько плохо падение могло бы обернуться для нее и ребенка.

Я не могу ее потерять.

Не могу.

И не потеряю.

Линси, тяжело дыша, смотрит на меня широко распахнутыми извиняющимися глазами. Ее взгляд опускается к моим губам и темнеет, я уже видел такое раньше, и следующее, что я помню, мы голые трахаемся на деревянном полу среди моря картонных коробок и пузырчатой пленки, потому что, ну…

Мы растеряли гребаные мозги.

И я не знаю, как это остановить.

Мы играем в семью уже несколько месяцев, и я стал абсолютно одержим женщиной, которая скачет на мне сейчас и во всю глотку выкрикивает мое имя. Прядь каштановых волос застряла у нее во рту, а ногти впиваются мне в грудь. С громкими и адски сексуальными стонами она двигает тазом, преследуя свой оргазм, будто он от нее убежит. Схватив ее за бедра, вбиваюсь в нее, подстраиваясь под ее неистовый ритм и удивляясь тому, как я теперь привык к ее животу, и поглощен и очарован всем остальным в ней.

Как такое случилось? Как я перешел от тихой слежки за ней в больничном кафетерии к ссоре из-за мебели в детской и желанию трахнуть ее так, будто это мой последний день на земле? Все совсем не так, как я ожидал, когда впервые попросил ее переехать ко мне. Каким-то образом от профессиональной отстраненности не осталось и следа, и я мчусь домой с работы, чтобы посмотреть с ней на диване повтор «Анатомии страсти».

Это пугает до чертиков.

И все же я не хочу, чтобы это заканчивалось. Даже вспыхни мой дом синим пламенем, я предпочел бы остаться в нем, лишь бы ощущать ее оргазм своими губами, языком, членом, пальцами. Каждой гребаной частичкой своего тела. Или просто, черт возьми, обнимать ее, когда она спит у меня на груди. Я отчаянно жажду этого все время.

— Джош! — кричит она, задыхаясь, и напрягается. — Я сейчас кончу.

— Смотри на меня, детка, — приказываю я, и ее глаза распахиваются, а зубы впиваются в нижнюю губу.

Она замирает, отпускает свою сексуальную пухлую губку и с полным самозабвением стонет от освобождения, а я делаю то же самое, изливаясь в нее.

Сев, обнимаю ее, из-за большого живота с каждой неделей это становится все более проблематичным. Я все жду, что ей больше не захочется заниматься сексом, и что изменения в ее теле возьмут верх над потребностью в удовольствии, но этого не происходит. На самом деле, она похотливее и отзывчивее, чем когда-либо.

И досадно, что чем больше она становится, тем больше я волнуюсь. В постели у нас все прекрасно, и беременность у Линси протекает без осложнений, но я плохо сплю по ночам, думая о том, как ужасно все может обернуться. Не только с медицинской, но и с эмоциональной точки зрения. Когда Линси поймет мои границы, она не останется. Она слишком хороша, чтобы остаться.

— Мы все еще должны собрать кроватку, — говорит она, отталкиваясь от меня и вставая, широко расставив ноги.

— Смотри под ноги, — предупреждаю я, хватая ее за икры. В груди поднимается странный прилив гордости, видя, как мое семя вытекает из Линси. — Вообще-то… постой вот так еще минутку и отдышись.

— Какой ты мерзкий! — восклицает она, толкая меня в плечи, и отступает, чтобы оказаться вне пределов видимости. — Твое семя прочно засело в моей матке, но ты все равно хочешь смотреть, как оно вытекает из меня каждый раз, когда мы занимаемся сексом. Тебе серьезно нужно поговорить с психотерапевтом о своих проблемах пещерного человека.

Мой живот трясется от смеха. Настоящего смеха, от которого я улыбаюсь от уха до уха. В последнее время такое часто со мной происходит, и мне не нужен психотерапевт, чтобы объяснить, почему.

Я помогаю Линси в ванной привести себя в порядок, и мы возвращаемся к оставленному беспорядку, оба чувствуя себя немного легче после того, как вытрахали свое раздражение. И, к счастью, сексуальные забавы выявили недостающие дюбели, так что сборка теперь идет гораздо более гладко.

Я как раз прикрепляю последние детали, когда Линси тихо говорит:

— Итак, в пятницу тридцатилетие Дина.

Я поднимаю на нее взгляд.

— Ты опять нарываешься, чтобы я тебя оттрахал, Джонс? Я не могу снова заделать тебе ребенка, но это не помешает мне попытаться.

Она закатывает глаза и протягивает мне болт.

— Он арендует на ночь автобус для вечеринок.

Я поджимаю губы.

— Не староват ли он для этого?

Линси игриво толкает меня.

— Ой, да брось, дедуля. Разве ты не помнишь себя молодым и беззаботным?

— Нет, — невозмутимо отвечаю я, потому что, по сути, пропустил эту часть своей жизни в ту минуту, когда решил стать доктором.

Линси облизывает губы и кокетливо смотрит на меня.

— Ты должен пойти со мной.

Я отрицательно мотаю головой.

— Ты иди.

— Да ладно тебе. Будет весело, — уговаривает она, хлопая большими карими глазами.

— Дин не захочет меня там видеть. — Я заканчиваю с последним дюбелем. — Я ему даже не нравлюсь. И это чувство взаимно.

— Он велел мне пригласить тебя, — возражает Линси, хватая меня за руку и переключая мое внимание на нее. — Он даже пригласил Макса, чтобы у тебя там был друг и ты не чувствовал себя посторонним.

Я моргаю от удивления.

— Он пригласил Макса?

Она кивает.

— В отличие от тебя, Дин видит выгоду в том, чтобы подружиться с тобой.

Потому что хочет того, чего не может иметь. Я помню выражение его глаз в тот день, когда он помогал Линси с переездом.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Давай, — стонет Линси, потирая живот. — Возможно, это будет наша последняя большая вечеринка перед рождением орешка. Я надену сексуальное платье для беременных.

Я снова мотаю головой.

— Можешь ходить хоть в мешке для мусора, я все равно буду хотеть трахнуть тебя в любое время и в любом месте.

— Романтично, — резко отвечает она, бросая на меня хмурый взгляд.

Я наклоняю голову и смотрю на нее.

— Ты действительно хочешь, чтобы я пошел?

Ее лицо светится, и она с энтузиазмом кивает.

— Тысячу раз «да».

— Ладно, — стону я, закатывая глаза, прежде чем она бросается в мои объятия, разбрасывая инструменты.

— Упс, — восклицает она, оглядываясь вокруг.

Я придерживаю ее за бока и бросаю на нее сердитый взгляд.

— Если мы потеряем последний дюбель, мне придется снова тебя трахнуть.

— Обещания, обещания. — Она игриво шевелит бровями и встает, давая мне место для работы. — Стол действительно нужно отсюда убрать. Может, Майлс заглянет как-нибудь вечерком после работы.

Слышу, как она роется в столе, и поворачиваюсь к ней как раз в тот момент, когда она достает из верхнего ящика конверт. Ее брови сходятся вместе.

— Джош, у тебя тут нераспечатанное письмо.

Мое лицо вытягивается, а в ушах стучит пульс.

— Оставь его, — решительно говорю я напряженным голосом.

Она вертит конверт в руках и спрашивает:

— Кто такой Марк Джекобсон? Адрес Балтимора.

Бросаю инструменты и иду туда, где она стоит. Выхватываю у нее конверт и запихиваю его обратно в ящик, прежде чем с силой захлопнуть.

Линси растерянно моргает.

— От кого это письмо?

— Линси, серьезно, это пустяк, — ворчу я, стиснув зубы, когда в сознании всплывают воспоминания из прошлого. — Мусор, который я забыл выбросить. Я же сказал, что позабочусь о столе, и я это сделаю.