— Но ты же ненавидишь детей.
Я закрываю глаза и щиплю себя за переносицу.
— Я не хочу вспоминать все это, Джонс.
— Хреново для тебя, черт побери. — Она встает передо мной, карие глаза полны огня, и спрашивает: — Как ты мог специализироваться в педиатрии, когда ясно дал мне понять, что не любишь детей?
— Я не всегда был таким, — рычу я, а потом вздрагиваю, потому что сказал слишком много.
— В тот вечер, когда мы встретились в баре, ты наговорил мне все эти вещи о детях из-за своего прошлого в Балтиморе? О том, что люди безумны, если хотят детей? — спрашивает она, облизывая губы и откидывая волосы с лица. — Ты боишься, что у тебя может родиться ребенок с раком?
— Нет, — цежу я сквозь стиснутые зубы.
— Тогда в чем дело, Джош? Ты потерял ребенка или что? — Она твердо стоит на своем, отказываясь отступать.
— Нет, — огрызаюсь я, делая все возможное, чтобы держать себя в руках.
— Ты видел слишком много душевной боли и теперь подавляешь любые положительные эмоции, которые мог испытывать к детям?
— Может, прекратишь? — Я сжимаю стакан так сильно, что он может треснуть. Ставлю его на стойку и поворачиваюсь, чтобы пригвоздить ее сердитым взглядом. — Не надо подвергать меня сейчас психоанализу, Джонс. Я не один из твоих гребаных пациентов.
— Но у тебя явно какие-то серьезные проблемы, — восклицает она и упирает руки в бока. — И я должна о них знать, учитывая, что у нас будет ребенок.
— Нет у меня никаких проблем. — Я прохожу мимо нее, чтобы покинуть кухню. — За исключением, может, сексуальной неудовлетворенности, какой я никогда не испытывал раньше.
— О, и полагаю, это моя вина? — Она следует за мной по коридору.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Линси прямо за мной и, кажется, удивлена таким поворотом. Я наклоняюсь к ней, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и говорю:
— Учитывая, что менее пятнадцати минут назад я был так близок к тому, чтобы оттрахать тебя до потери сознания, и я на девяносто девять процентов уверен, что под этим платьем на тебе нет трусиков… да, Джонс. За свои синие яйца я виню тебя.
Она издает возмущенный звук, ее глаза бегло осматривают мое тело, прежде чем она вздергивает подбородок.
— Не я первая начала целоваться.
Она встает на цыпочки, чтобы получить хоть какое-то преимущество.
Я понимающе качаю головой и подхожу к ней ближе, так что нас разделяет всего несколько дюймов.
— Как и я. И поверь, ты хотела меня так же сильно, как я тебя, признайся.
— Да! — восклицает она и толкается в меня сиськами. — Я беременна и чертовски возбуждена. Мой вибратор работал сверхурочно, так что я была бы дурой, если бы не…
— Ох, на хрен все, — обрываю я и сокращаю последние несколько сантиметров между нами, нападая на ее губы.
Она вскрикивает мне в рот, но ее шок превращается во что-то другое, когда она стонет и обвивает руками меня за шею.
Я пожираю ее губы и обхватываю ладонями ее задницу, задирая подол платья, чтобы она оседлала мои бедра. И стону, когда ее тело врезается в меня. Мне это было нужно. Я жаждал этого. Уже несколько недель я хочу, чтобы она снова оказалась в моих объятиях. Наслаждаясь ее весом, разворачиваюсь и направляюсь по коридору к своей комнате. Хватит болтовни, хватит рассказов, хватит расспросов. Хватит этого чертова вечера. Я хочу ее, а она хочет меня. Это единственная универсальная истина, которая сейчас имеет значение.
Пинком распахнув дверь, обхожу кровать и направляюсь в ванную. Линси прерывает поцелуй и, задыхаясь, спрашивает:
— Что ты делаешь?
— Хочу трахнуть тебя в ванной, — заявляю я хриплым от желания голосом.
— Почему?
Я опускаю голову и кусаю ее нижнюю губу, прежде чем прорычать:
— Потому что мне нравится заканчивать то, что я начинаю.
Я усаживаю ее на туалетный столик, на то же место, где она сидела раньше. Отступаю на шаг и, не сводя с нее глаз, раздеваюсь: сбрасываю рубашку, джинсы и боксеры. Линси бесстыдно смотрит на мой член, который не переставал быть твердым с тех пор, как я покинул эту ванную ранее этим вечером. Затем придвигаюсь к Линси, мой обнаженный кончик скользит по ткани платья, когда я тянусь к ней и расстегиваю молнию, ощущая под пальцами шелковистость ее кожи.
Она вытаскивает руки из рукавов, позволяя ткани обвиться вокруг ее живота, и я использую эту возможность, чтобы отдать дань уважения ее груди, мучившей меня весь этот месяц. Я снимаю с нее лифчик и набрасываюсь на соски, посасывая твердые бугорки и скользя по ним языком. После очень целенаправленного разговора Линси с доктором Лиззи — никакого каламбура — я больше не беспокоюсь о том, чтобы быть нежным. Сейчас я хочу услышать, как она кричит.
Когда сжимаю зубами ее нежную плоть, Линси вскрикивает и откидывается назад к большому зеркалу, пальцами перебирая мои волосы. Боже, как я люблю ее руки в своих волосах. Они возбуждают самым чувственным образом, заставляет вены в члене пульсировать от желания.
Я помогаю ей слезть со столика, чтобы избавиться от платья. Развернув ее, наклоняю, и наши взгляды встречаются в зеркале, пока я устраиваюсь членом у ее входа.
— Ты хочешь меня, Джонс? — Мои глаза пронзают ее, как смертоносное оружие, когда я слегка толкаюсь кончиком.
— Да, Джош, — говорит она хрипло, опираясь руками на гранитную поверхность.
— Скажи, как сильно ты меня хочешь, — требую я, отчаянно желая снова услышать желание в ее голосе.
— Боже, я очень сильно хочу тебя, — восклицает она, прикусывая губу и еще больше сводя меня с ума сексуальным выражением на ее лице.
— Ты хоть представляешь, как сильно я хотел тебя трахнуть с того момента, как ты переступила порог моего дома? — спрашиваю я, вдавливаясь в нее еще на пару сантиметров и наслаждаясь тем, как отвисает ее челюсть в беззвучном страдальческом крике. — Смотреть, как ты разгуливаешь в лифчике и трусиках, занимаешься долбаной йогой и переодеваешься на работу по три раза в день? Проклятье, ты сводишь меня с ума.
— Да, — кричит она, когда я уступаю ей еще сантиметр. — Джош, пожалуйста. Пожалуйста, трахни меня.
— Все это время ты хотела, чтобы я тебя трахнул, Линси? — спрашиваю я, наблюдая за ее лицом, когда она кивает. — Ты что, бегала полуголой только для того, чтобы помучить меня?
— Да, — хрипло и с трудом говорит она. — Я хотела трахнуть тебя с того самого момента, как сказала, что не хочу.
— Почему ты отказывала нам в этом, Джонс? — требую я, продвигаясь чуть дальше и впиваясь руками ей в бедра, чтобы остановить себя и не врезаться в нее до самого основания. — Зачем отказывать нам в том, что так охрененно приятно?
— Не знаю, — стонет она, откидывая голову назад, когда прижимается ко мне, жадно принимая меня в себя полностью, и уверенно добавляет: — Но больше не откажу.
— Чертовски верно, — рычу я, легко шлепая по ее заднице, когда увеличиваю скорость, дико входя в нее так глубоко, как только позволяет ее тело.
Ее звуки эхом отражаются от кафельных стен, мы утоляем жажду, медленно нараставшую в нас многие недели.
Пусть винит во всем свои гормоны.
А я буду винить ее.
Винить за то, что она так чертовски сексуальна и так идеально подходит для моего члена.
Боже, как с ней хорошо. То, чем мы занимаемся — хорошо. Видеть, как она наблюдает за мной в зеркале, когда я быстро погружаюсь в нее и выхожу. Слава богу, небольшие грубые игры нам разрешены, потому что, когда я шлепаю ее по заднице, она умоляет о большем, явно желая этого так же сильно, как мне хочется это дать.
— Не останавливайся, — восклицает она, задыхаясь и крича, ее дыхание такое же громкое, как и мое, когда я толкаюсь членом в точку G. — Я очень близко!
— Я тоже, — рычу я, прикусывая губу, чтобы сдержаться, пока она не будет готова, пока ее оргазм не прикончит меня.
Я протягиваю руку и вывожу жесткие круги на ее клиторе, и через несколько секунд она выкрикивает мое имя и опускает лицо на холодную столешницу. Ее кульминация стискивает мой член, и я опустошаюсь внутрь нее, а затем замираю, позволяя спазмам ее оргазма осушить меня до последней капли.