Дверь Джоша обрамляют две каменные колонны, фасад наполовину выполнен из камня, наполовину — из кедра. Смотрится мило. Может, с моего последнего визита добрый доктор выкроил время обставить дом.

Нажимаю на звонок и задерживаю дыхание, пока дверь не распахивается и не появляется доктор Джош Ричардсон. Также известный как папочка моего ребенка.

Увидев его несколько дней назад в реанимации, у меня не было времени разглядеть его. Но он такой же сексуальный, каким я запомнила его с той ночи.

Я смотрю на его высокую фигуру. На самом деле, он, вероятно, еще сексуальнее. Неудивительно, что я беременна. Один взгляд на него, и мои яичники голосят, что хотят размножаться с этим мужчиной, хотя это уже произошло.

Боже милостивый, о чем, черт возьми, я думаю? За меня говорят гормоны или мое обычное безумие? Вероятно, это мне следует выяснить на будущих сеансах психотерапии.

Джош стоит босой, в поношенных джинсах. В облегающем сером свитере с закатанными рукавами, открывающими дорогие часы и мускулистые, покрытые венами руки. Песочно-каштановые волосы, взъерошенные и влажные, словно он только что вышел из душа, а глаза зеленее, чем я помню.

— Привет, Линси. — Голос Джоша четкий и деловой.

«Доктор Мудак», — мысленно отвечаю я, а мои губы произносят:

— Привет, Джош.

— Входи, — приглашает он, отступая назад, чтобы дать мне пройти.

Я проскальзываю внутрь, поглядывая на сводчатый потолок с балками в деревенском стиле. Пол выложен широкими деревянными досками, что смотрится оригинально для старого дома, и, что интересно, интерьер гостиной не сильно отличается от того, что я видела в прошлый раз.

— Мне нравится, как ты все здесь устроил. — Я расстегиваю пальто и указываю на одинокий белый стул у каменного камина.

— Из меня не очень хороший декоратор. — Когда он тянется за моим пальто, наши руки соприкасаются, посылая электрический импульс по всему телу.

Остыньте на хрен, дурацкие гормоны беременности. Мы должны ненавидеть этого парня!

Джош, по всей видимости, остается к нашему прикосновению равнодушным. Отвернувшись, он вешает пальто в шкаф в прихожей, в то время как я нервно тяну свой бирюзовый свитер с напуском, который искала в чемоданах целых тридцать минут этим утром. Кто бы мог подумать, что подобрать наряд для встречи с любовником на одну ночь, превратившимся в папочку твоего ребенка, будет так трудно?

Прохожу в гостиную и таращу глаза от вида из окон от пола до потолка. В ту ночь я, естественно, не заметила, что дом построен на вершине утеса и из него открывается потрясающий вид на Боулдер и Горный хребет. Через окна видна широкая веранда, огибающая заднюю часть дома и заставленная уютной, укрытой на зиму, мебелью.

— Снаружи у тебя больше мебели, чем внутри, — тупо замечаю я.

— Она продавалась вместе с домом, — говорит он прямо за моей спиной, заставляя слегка подпрыгнуть.

Легкая дрожь пробегает по телу, когда я улавливаю запах его пряного лосьона после бритья. Он засунул руки в карманы, и от его взгляда я чувствую себя крошечной.

— Можно мне воды? — хриплю я, из-за нервов во рту сухо, как в пустыне.

Он хмурится, потом поворачивается и идет на кухню, давая мне возможность перевести дух.

Боже, как неловко. Желание уйти так сильно давит на меня, но мне нужно хотя бы подтвердить тот факт, что он не хочет иметь ничего общего с ребенком. Я не хочу растить ребенка одна, чтобы в один прекрасный миг появился он и попросил поиграть в мяч с мальчиком.

Или девочкой.

О боже.

Я хочу мальчика или девочку? У меня никогда не было парня достаточно долго, чтобы раздумывать над подобными вещами. Я лишь недавно дала ему гендерно-нейтральное прозвище — орешек.

Джош возвращается и протягивает мне бутылку воды.

— Не хочешь присесть? — спрашивает он, указывая на стул. — Как твоя лодыжка?

Я отодвигаюсь от него и отмахиваюсь.

— Все в порядке. Опухоль уже спала.

— Хорошо.

Он снова указывает на стул, и я сажусь, потому что… ну, зная, какая я неуклюжая, сесть — вероятно, разумно, когда я нахожусь в присутствии этого властного мужчины. Выпиваю половину бутылки и стараюсь не обращать внимания на взгляд Джоша.

— Как ты себя чувствуешь? — Джош меряет шагами пустую комнату передо мной.

— Думаю, все в порядке, — отвечаю кротко. — То есть… теперь, когда знаю, что беременна, я в порядке. До сих пор не могу поверить, что ходила как те женщины на реалити-шоу «Я не знала, что была беременна». Можешь себе представить, если бы я просто заскочила в отделение неотложной помощи через полгода, жалуясь на боль в животе, а ты бы сказал… опачки… у тебя будет ребенок.

Джош бросает на меня равнодушный взгляд.

— Никогда не говорил «опачки».

— Это как «кстати».

— Я в курсе, что означает «опачки». Просто никогда так не говорю.

— Ладно, ты в этом разбираешься, — защищаюсь я и качаю головой, потому что мы ушли от темы разговора. — Хочу сказать, что теперь, зная о беременности, я понимаю, почему последние пару месяцев чувствовала себя немного не в своей тарелке.

— Какие были симптомы? — спрашивает он.

— На Рождество меня тошнило, я думала, это грипп, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что, скорее всего, это была утренняя тошнота. Теперь она прошла.

— Обычно это происходит, когда ты уже прошла первый триместр, — отвечает он ровным голосом. — Еще какие-нибудь вопросы?

Мои брови поднимаются.

— Только груди болят и живот вздут, приятно знать, что это не только из-за лишних съеденных «Орео».

— Все нормально, — кивает он. — Итак, сначала мы должны обсудить твои варианты.

— Мои… варианты? — спрашиваю я, искренне надеясь, что он не скажет того, о чем я думаю.

Он бросает на меня серьезный взгляд.

— Тебе нет необходимости оставлять ребенка. Есть дома ребенка, аборт.

— Я не буду делать аборт, — отвечаю сквозь стиснутые зубы, совершенно не заинтересованная в таком разговоре. — После того, как на этой неделе увидела на УЗИ шевеление ребенка и снимок орешка, я на такое не пойду.

Джош кивает, его взгляд смягчается.

— Ты думала о доме ребенка?

Моя рука мгновенно перемещается к животу.

— Нет.

Джош смотрит на меня пустым взглядом, который мне ненавистен.

Я провожу рукой по волосам.

— Слушай, я справлюсь. Я не какая-то молодая мамаша-подросток. Мне двадцать семь, у меня есть образование. Со мной все будет в порядке. С ребенком и со мной все будет в порядке. И я ничего от тебя не жду, ясно? В приемном отделении я излила тебе душу о том, какая хреновая у меня сейчас жизнь, но тогда за меня говорила боль. Ситуация временная, так что мне от тебя ничего не нужно.

— За исключением, конечно, работы, жилья и, возможно, денег, пока не родится этот ребенок.

У меня отвисает челюсть.

— Прошу прощения?

— На днях ты ясно дала понять, что находишься в крайне тяжелом положении. И так как я теперь часть этого, твои проблемы становятся моими проблемами. — Он невозмутимо останавливается передо мной, скрещивает руки на груди и смотрит сверху вниз, как какой-то засранец диктатор.

Я встаю, сминая в руке наполовину выпитую бутылку, и, прищурившись, смотрю на него.

— Я не проблема, которую нужно решать, понял? Я человек, который столкнулся с переменами в жизни и сейчас пытается с ними разобраться.

— Судя по всему, получается у тебя не очень хорошо.

— Иди в жопу, — рявкаю я.

Наконец, его холодное, расчетливое поведение дает трещину.

— В чем твоя проблема? — Он явно смущен моей эмоциональной вспышкой.

— Перестань говорить «проблема»! — сердито восклицаю я.

— А ты перестань вести себя так, будто предпочитаешь жить с родителями. Видение твоего печального лица той ночью в приемном отделении выжжено у меня на сетчатке. — Я открываю рот, чтобы ответить, но он обрывает меня. — Можешь переехать сюда, пока все не уладишь.

Я потрясенно кашляю.

— Переехать к тебе? Я тебя даже не знаю!