– Ой, вот только не надо скатываться в грубость и делать грязные намеки.

– Да какие тут намеки?! Я, может, заработать хочу. И судя по твоему цветущему виду, работенка не пыльная.

Ирка кривит накрашенные губы. В пять утра. Накрашенные. Совсем долбанутая.

– Ну машину-то мне отдай.

– Да хоть сейчас забирай. Вон ключи, – я кивнул на стол. – Вон документы.

Она следит за мной взглядом.

– Это ту что ли?

– Ага, УАЗ. Шикарный автомобиль. Из любой грязи тебя вытащит.

– Издеваешься?

– И не думал, – пока продолжалась пикировка, я нарезал домашней колбасы и уминал ее с хлебом и огурцами.

– Мне нужна нормальная машина.

– Другой у меня нет. Вернее есть, но я тебе не отдам, – я развел руками, а потом вспомнил, как супружница бесилась, когда я облизывал пальцы. Сунул указательный себе в рот и так с оттяжкой “чпок”.

– Вася, блин!

– Не блин, а оладушек.

– Очень смешно!

– Вот и я говорю, что смешно. Хочешь развод? Так вон, ноут, давай подадим заявление. А своими писюльками можешь костер разжечь, картохи на обед запечь. Но тебе же не нужен развод, да?

– Почему ты так решил?

– А чихуа-хуа ты приперла с собой три чемодана одежды?

– Я просто знала, что будет не просто.

– Лирику в сторону, Ир. Мне пора работать. А ты пока подумай над моим предложением. За тобой остается квартира в городе, за мной этот дом и внедорожник.

– А как же поля?

– А поля и техника все на отце. Это он фермерствовал всю жизнь, а я лишь наемный работник.

– Ну ты и козел, Дубинин! – выкрикнула она мне в спину.

– Опять козел… – пробубнил я, сразу вспоминая о блондинистой. Интересно, она сегодня выйдет на работу или пошлет и меня и поля ко всем чертям? Делаю ставку, что не выйдет не только на работу, но и за пределы двора. Правильная девочка, хоть и с придурью, стыдно ей станет.

И опять у меня засвербило в непотребных местах. Вместо того чтобы выехать на основную дорогу, свернул ко двору старушки. Марь Иванна как раз вышла из дома, повязывая платок на голову.

– А ты опоздал, Васенька, – сказала она, замечая мое приближение.

– В смысле? – спросил я, заглядывая в открытую дверь, ведущую в сени.

– Так Алиса уже на Макаре уехала. Не стала тебя дожидаться. Обиделась, – старушка прищурилась, ожидая реакции.

– На обиженных воду возят, – заметил я. – А по какой дороге они поехали? – спросил, представляя какой сейчас шок у блондинистой от поездки на тракторе, если уж “буханка” привела ее в ужас.

– Да вон по той, – Марь Иванна махнула рукой. – Что мимо пруда идет.

– Ага, спасибо.

– Васенька, – окликнула меня старушка, – а Дырка-то твоя что приехала? Жить больше негде?

– Кто, Марь Иванна?

– Ирка твоя, спрашиваю, чего приехала? Мы уже и забыли, как она выглядит.

Точно ведь не ослышался. Ну, Марь Иванна, ну провокатор!

– За разводом, – ответил и поспешил к машине.

Считай, предусмотрительно подстелил себе соломки. Алиса заговорит обо мне с бабушкой. Конечно, хотелось бы с бедоноской поговорить лично, но что-то мне подсказывает, будет она воротить свой хорошенький носик. Раз уж с Макаром решила до поля добраться. Да “буханка”, можно сказать, лимузин по сравнению с Беларусом. Там пыль не только на панели. Везде.

– Как?! – воскликнул я, замечая тот самый Беларус ровно посредине пруда. Кабздец! Венчала сие зрелище блондинистая. Словно русалочка на камне в ожидании своего принца, печальная и немая. А по берегу носился Макар, то снимая кепку и комкая ее в руках, то вновь надевая. Он не онемел. Орал. Всех слов я не разобрал, но отчетливо слышалось “дура” и ну, и другое. Что в приличном обществе стыдно просто знать, не то что произносить.

– Я же ей сказал, держи тормоз! Тормоз держи! А она?! Эх! – Макар швырнул кепку под ноги и потоптался по ней от злости. – Это ж, ёк-макарёк, сколько денег теперь надо! Пропало! Все пропало! Сюда плыви, юродивая, – заорал он, сложив ладони рупором. Блондинистая не шелохнулась. – Э-э-эх! – протянул с отчаянием. Поднял кепку, оббил ее о колено и шмякнул себе на темечко. – Ну вот и все, Василий Егорович, наработался я этим летом. Зимой буду лапу сосать.

А я смотрю то на тракториста, то на бедовую и не могу смех побороть. Так он и рвется из груди. Но это точно нервное. Ржать сейчас явно признак нездоровья.

– Разберемся. Не ссы, – пообещал Макару, снимая одежду.

– Да что тут разбираться, ёк-макарёк!

– Так это ж моя… с поля. Будет теперь работать на новый трактор. Я пока ее из воды достану, а ты давай, ищи кого, чтоб Беларуса вытащили. Давай. Давай. Пока все не разъехались.

Макар изменился в лице.

– Вот мужики ржать будут, ёк-макарёк.

– Да не будут, – бросил носки на кучу с одеждой и вошел в воду. Свежо. Очень свежо. Зашел по пояс и ругнулся теми выражениями, что минуту назад тут Макар раскидывался.

Все же за что-то боженька меня наказывает. Вроде зла никому намеренно не делал. Не крал, не убивал, тьфу, тьфу, тьфу, – отплевался от мутной воды. Ну было дело, пробег на машине скручивал, чтоб продать быстрей и выгодней. Но разве за такую мелочь, Алиса – равноценная плата?.. Это не девочка – не принесет проблем. Это – кара божья! Даже спрашивать не стану, как она оказалась на крыше трактора в пруду. Отвезу Марь Иванне, позвоню Пупкову, пусть сам с дочерью нянчится.

Сидит. Нахохлилась. Зубами чечетку отбивает. Точно попугай Кеша из мультика. Ну а что, а я значит – тот бедолага Василий. Все сходится.

Блондинистая услышала или мое злое сопение или всплеск воды, обернулась.

– Василий, – прочел я по ее губам.

– Ну что, Кеша. Как обмолот зяби?

– А?

– Ясно. Про то, сколько тонн клевера будет от каждой курицы-несушки, можно не спрашивать. Молодежь, блин. Классику не знаете.

– Чего?

– Что, Алиса, что, – забрался на кабину и пожалел об этом. На воздухе холодней, чем в воде, звездец, просто. – Что ты тут делаешь?

– Сижу.

– И долго собралась сидеть?

– Долго.

– Пока всю деревню не соберешь вокруг пруда?

– Я плавать не умею.

– Вот те на, приехали. Да тут неглубоко. Мне по грудь.

– Тебе по грудь, а мне по… – она приложила дрожащую ладошку к носу. – А я плавать не умею, – повторила и всхлипнула.

– Ну ясно. Здесь остаешься жить?

– Угу, – заморгала часто-часто.

– Давай уж, подвезу, – спрыгнул в воду. – Дважды предлагать не стану. У меня уже Василий-младший скоро отвалится. А если выбирать между потенциальными детьми и тобой, выбор будет не в твою пользу.

Алиса

– Алиса, я не шучу, – по-собачьи встряхнув головой, торопил меня Василий, отфыркиваясь от воды. – Прыгай давай.

– Я же сказала, что не умею…

– Лисёнок! – как ругательство произнес он. – В последний раз прошу по-хорошему…

– Я без лифчика, – чувствуя, как краснеют щёки, прошептала я свой последний аргумент.

– Если ты пытаешься реанимировать моего младшенького, то продолжай. Прям чувствую, как он оттаивает…

– Фу! – встряхнув головой, я поторопилась объяснить очевидные вещи: – На мне белая футболка. Она же как намокнет, станет просвечивать… Давай я лучше тут подожду…

– Ну, во-первых, кто тебя надоумил на работу надевать белые вещи? – хохотнул бандит, не дав мне закончить мысль. – А, во-вторых, прости, конечно, переодеться не во что, из твоих вещей у меня только трусики есть. И то, не в наличии. Я их с собой не ношу.

– Не смешно, – насупилась я, оглядываясь в сторону берега.

Макар продолжал изливать претензии собравшимся вокруг него дояркам. Ещё одна причина в пользу остаться сидеть здесь.

– Да какие уж тут шутки. Здесь она подождёт. Не Кеша ты, Серая, блин, Шейка!

– Кто… – договорить у меня не вышло.

Одним неуловимым движением Василий ухватился за зеркало трактора, поднялся из воды и…

– А-а-а! – закричала я, стоило мужчине схватить меня и стащить с крыши в холодную воду.