Она была рядом двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю. Даже после того, как я, плавая на грани жизни и смерти, открыл глаза и первым делом увидел ее убитый взгляд, зацепился за “эту сторону”, она не отходила ни на шаг. Смешно, но, в конце концов, дошло до того, что Стельмах убедил врача поставить в моей палате дополнительную койку и перестать бодаться с этой миниатюрной, но вредной упрямицей.
Если бы не она…
Я плохо помню и саму аварию, и тем более те две страшные недели, за которые рядом собрались все, кто был мне в этой жизни дорог. Но я отчетливо помню слова, что она мне сказала, и которые, возможно, стали той самой ниточкой, которую мне удалось поймать и не уйти. И, как бы странно это ни прозвучало, это были слова о сыне.
Артемий Максимович Гаевский. Артемий. Так она мечтала назвать сына, который меньше чем через три месяца должен увидеть этот свет. Наверное, после этих слов я понял, что не могу так просто сдаться и уйти.
Наверное, после этой аварии произошло полное обнуление. Дверь в прошлую, безответственную, развязную жизнь, закрылась, а в семейную, яркую и счастливую – открылась.
Мы прошли через многое, и ошибались оба нередко, но от этого чувства становились только сильней. Фундамент прочней, и будущее светлей.
Моя.
Даже спустя почти четыре года, прошедшие после нашей первой встречи, я все так же восхищаюсь ею, как и в первый раз. Прекрасная. Невероятная. Гордая и взрывная. Неиссякаемый фонтан эмоций и чувств, тем более сейчас, в период буйства гормонов. Мы можем по три раза за день реветь, а потом тут же смеяться до потери пульса.
Таких в своей жизни я не встречал и никогда не встречу. Она одна такая.
Кто мог подумать, что однажды потеряю голову и влюблюсь, как пацан?
Жил, плыл по течению, наслаждался своей свободой, а потом появилась она – Екатерина Алексеевна – в корне перевернувшая мою жизнь, мои принципы и ценности.
Любовь. До сих пор смешно вспоминать, но когда-то я только улыбался и игнорировал всякую возможность существования этого мифического чувства. Пока не ударило. В самое сердце.
Ее глупо ждать. А еще глупее искать, перебирая сотни вариантов и выискивая в каждой мимолетной встрече тот самый – твой – взгляд. Твою улыбку. Она приходит сама и, как правило, тогда, когда совершенно не ждешь. Только для кого-то любовь может стать благодатью, а для кого-то наказанием. Мне повезло. Я чертов счастливчик по жизни!
Предзакатное мальдивское небо сегодня хмурое, темное, словно вот-вот пойдет дождь. Завораживающая синева, которая буквально пожирает алый закат.
Кати частенько повторяет мне, что когда хмурюсь, мои глаза становятся цвета грозового неба. Не знаю. Не видел. Но ее… они всегда чарующе-шоколадные и невероятные.
Она стоит на берегу, под порывами легкого ветра, обхватив себя рукам. Такая нежная в этом белом платье. Ветер растрепал ее длинные распущенные волосы, а подол колышется вокруг стройных босых ножек, зарытых в горячий белоснежный песок.
Свадьба для двоих – это была наша мечта. Ее. Которая стала и моей. Только Кати и я. Не так давно мы чуть не лишили себя этого. Сначала оба сделав не тот выбор. Отступив за шаг "до". А потом нам для закрепления “знаний” кто-то там сверху ясно дал понять, что друг без друга нас не будет.
Наверное, жизнь и правда дает нам исключительно столько, сколько мы можем вынести. Каждый урок и каждая подножка дается нам, чтобы мы еще сильней ценили то, что у нас есть. Мы – два дурака, которые чуть не потеряли друг друга, но если бы не это расставание, не эта авария… не испытали бы мы никогда того, что есть у нас сейчас.
Я чувствую ее любовь ко мне каждой клеточкой, каждый ее вздох мой и для меня. И ради такого взгляда, каким она смотрит на меня сейчас, я готов снова пройти весь тот ужас. Еще и еще, только бы этот огонь любви: искренней и безумной – в ее глазах никогда не погас.
Улыбка появляется сама собой, а я просто не в силах выразить всю глубину чувств к этой девушке и, стремительно сокращая между нами расстояние, подхожу и обнимаю, сжимая в кольцо рук. Целую в висок и вдыхаю уже родной аромат родной для меня женщины.
– Напугал, – смеется Кати и обхватывает своими ладошками мои, удобней устраивая голову у меня на плече.
Волны с шумом набегают на берег, а тучи все ближе. Еще немного, и природа разразится проливным дождем.
Совершенно нетипичная погода для свадебной церемонии, но это даже круче. Изначально все в нашей паре было нетипично, нестандартно, и этот вечер – лишнее подтверждение тому, что не надо ждать солнца, чтобы быть счастливыми.
– Небо какое хмурое… завораживает, да? – слышу восхищенный шепот Кати, которая сжимает мои ладони, а я молчу, не зная что ответить. – Оно вообще тут невероятное.
– Нравится?
– Я в восторге. Это будет самая замечательная свадьба, Макс…
О да… свадьба. Сколько мы спорили с родителями, доказывая, что не нужна нам громкая церемония в столице. Это только наш день. И других людей здесь быть не должно.
Опускаю ладонь на сильно округлившийся животик и чувствую, как ребеночек начинает активно пинать. Наш маленький киндер-сюрприз. По-другому и не скажешь.
– Нам пора… наверное, – слышу неуверенное и ловлю ее взгляд. На пухлых губах соблазнительная улыбка. Кати разворачивается в моих руках и, насколько позволяет животик, обнимает за шею. – Ну что, Максим Александрович, вы готовы попасть в мое вечное рабство?
– Уже давно, детка, – целую хитрый уголок любимых губ. – Уже очень давно…
– Мася… – опадает улыбка, и я вижу, как в ее глазах застыли слезы.
– Ну нет, Кати, ты же не будешь рыдать в день нашей свадьбы, да? – пытаюсь разрядить обстановку шуткой, но Кати, кажется, не до смеха. Как всегда, хмурит свои идеальные бровки и упрямо поджимает губы.
– Макс, я очень сильно тебя люблю! Я косячила, и если бы…
– Т-ш-ш… – качаю головой, перебивая, разглаживая пальцами морщинки на лбу. – Тормози, детка…
– Нет. Ты меня выслушаешь, Гаевский! – дуются губы. – Я хочу, чтобы ты знал.
– Мы еще не поженились, а ты уже решила устроить первую семейную ссору?
– Если бы ты не… не… – не выжил. До сих пор не верю, что такое бывает, выкарабкаться практически в последний день жизни. Это чудо, не иначе. И, наверное, это чего-то да стоит?
– Я понял, детка.
– В общем, я бы не смогла без тебя, – дрогнул голос Кати, а по щеке покатилась слезинка. – Я… думала об очень плохих вещах, когда увидела тебя в больнице… я хотела… – запинка и всхлипы. – Жить без тебя я не хотела…
– Хватит. Я понял, хорошо, – прижимаю свою плаксу. Боюсь даже представить о каких таких "вещах" думала моя кареглазая ехидна. – Теперь я здесь, я с тобой. Мы справились, слышишь? – обхватываю ладонями румяные щеки и тяну уголки губ, заставляя любимую улыбнуться.
– Ты самое прекрасное, что могло со мной случиться, – шмыгнув носом, говорит моя девочка. – И твои слова, про бороться одному… я тогда не понимала, а после того, как ты попал в больницу, я поняла. Это страшно, тяжело и… – тяжелый вздох и слабая улыбка на губах, – и спасибо! Спасибо, что сражался за нас двоих, родной…
Я сентиментальным не был никогда, но сейчас в груди защемило, а в голове тихое ликование. Дай бог каждому в своей жизни услышать такое “спасибо”.
– Повтори еще раз.
– Спас…
– Нет, – качаю головой, целуя в лоб, нисколько не сомневаясь, что она поймет, о чем я.
– Я же говорю тебе это каждый день! – хохочет Кати.
– И все равно, требую на бис.
– Родной! – привстает на носочки и целует в кончик носа. – Мой! – блуждая пальчиками по моему лицу. – Мой любимый, родной Гай. Вредный, упрямый, без пяти минут муженька. И знаешь, что? – шепчет мне в губы.
– М-м-м?
– Я никому не отдам тебя. Мой Макс.
Тянет меня на себя сильная девчонка, заставляя рассмеяться и наклониться. Накрывает своими горячими крышесносными губами мои в тягучем, сладком поцелуе.
Ее. Однозначно!