В озере было множество всякой рыбы: крупного карася, линя, отсвечивающего бронзой всеми боками, щук, окуня, крупной красноперки, плотвы… Как и у многих жителей села, у дедушки там на озере была своя лодка. Мы приходили к озеру, садились в лодку, и плыли проверять свои снасти. Там был у него свой уголок, где он постоянно ловил рыбу.

Снасти были такие: плетёная сеть в виде трёх-четырех колец, соединённых в одно целое, между кольцами сделаны отверстия – входы с одного кольца в другое. Входы узкие, как у школьной чернильницы. И один, первый вход общий. Называлась такая снасть «вентирь». Самый интересный момент, когда поднимаешь вентирь из воды. И вот, видишь, как там бултыхаются крупные золотистые скользкие лини, караси, окуни, краснопёрки… Вентирь тяжёлый, если в нём хороший улов. Мы его иногда еле втаскивали в лодку, и начинали выбирать из него добычу. А уловы всегда были хорошие, так как озеро было богато рыбой.

Место установки вентерей дедушка редко менял Мы их проверяли, выбирали улов и вновь опускали на старое место. Вентери были привязаны к специальным установочным кольям. С уловом мы возвращались домой. Этот вид рыбалки мне был интересен ещё и тем, что здесь уловы были несравнимы с теми, что были на удочку, что здесь вытаскиваешь не одну рыбку, а сразу много и крупную.

Я никак не могу забыть природу, окружающую наше село. Я вновь и вновь возвращаюсь к ней. Все эти места: река, пойма, луга вдоль реки, заросли по берегам, вид на окрестности вдаль вдоль берегов, как будто и сейчас я их вижу, и они стоят перед глазами. Всё это очень красиво. Трудно всё это описать. В то далёкое время я не так обращал на это внимание. Я даю более зрелую оценку после того, как после десятилетнего перерыва, в 1947 году я вновь посетил свою родину, эти заветные, незабываемые места моего детства.

Здесь я должен сделать небольшое отступление. И разъяснение как я и по какой причине посетил свою родину вновь. Это было через два года, после окончания войны. Я говорил, что с нами всегда жил дедушка Федя. Я не помню сколько ему было лет в то время. А это был уже 1947 год. Я думаю, что много лет. Был он уже старенький. Да ещё вдобавок, во время войны он перенёс инсульт. Была парализована, кажется, левая сторона. Не работала одна рука, нога, пропала речь. Но, слава Богу, со временем речь вернулась, и постепенно начала работать рука. Нога тоже стала работать. Но всё же дедушка уже не мог ходить как обычно. Ну, так, как ходит каждый. То есть, сперва делают шаг одной ногой, затем второй. А он сделает шаг одной ногой, а затем вторую приставляет к первой. И так далее… Прошло несколько лет. И это было стабильно и терпимо… Дедушка всё чаще стал поговаривать, что хочет умереть на родине. Это было естественное желание. И мы с ним решили, раз хочется на родину, ну что ж, давай поедем. Решили, что везти должен был я. Признаться, и мне так хотелось побывать в родных местах!

Надо было только представить, как будем добираться до Курска и далее. Только-только окончилась война. Как ходили поезда, было известно одному Богу. Но раз решили ехать, значит, надо ехать. В Евпатории взяли билеты до Курска. Поехали. И уже в пути, отъехали недалеко, дедушка вдруг просит меня: «давай вернёмся».

Но как было возвращаться уже с пути? Мне так хотелось посетить родину, которую я не видел уже десять лет! Мне в это время было 17. Я стал его уговаривать и убеждать, что надо ехать дальше. И мы поехали. До Харькова доехали, а там пересели на другой поезд, до Курска. После Курска надо было ехать на перекладных, так как прямых поездов туда нет.

До какой-то станции мы добирались на товарняке. И от этой станции нам надо добираться до нашей только товарняком, который идёт на Хутор Михайловский. И на нашей станции остановки не делает. Только чуть сбавит скорость. А как же мне быть с моим дедушкой? Как я с ним сойду на ходу поезда? Я, конечно, смогу спрыгнуть на ходу. А как же он? Мне такую задачу ещё не приходилось решать. Эта поездка была ещё одним испытанием для меня.

Короче говоря, едем. Подъезжаем к нашей станции, которая в те времена называлась «Неаниловка». Как сейчас – не знаю. Поезд стал идти потише. Пока я раздумывал, как мне поступить, он уже начал увеличивать скорость. Хорошо, что я заранее посадил дедушку так, что он, свесив ноги наружу из вагона, уже сидел, готов к выходу.

Я выбросил из вагона свой (наш), дорожный чемодан, выпрыгнул сам, и уже бегу рядом. Потом на бегу я обхватил дедушку руками и резко потянул на себя. Оба мы полетели вниз и покатились вдоль откоса. Хорошо, что я во время падения, не бросал его держать руками. Можно сказать, что нам повезло, и мы приземлились удачно. Мелочи не в счёт, главное – остались живы и ничего не сломали. Подняв дедушку, я бросился назад, искать свой чемодан.

Слава Богу, никто ещё его не признал своим. Да, эта высадка была огромным риском для нас. Однако, к счастью, всё обошлось и дальше мы пошли потихоньку искать своих родственников.

Я до сих пор виню себя и не нахожу оправдания за то, что я настоял, и мы не возвратились назад. Целиком и полностью виноват только я. Ведь он хотел возвратиться назад. Значит, дедушка передумал и не хотел уже ехать и рисковать. А я, эгоист, не послушал его. Не могу себя простить за это. Я представляю, как ему там жилось нелегко. Кому он там был нужен так как нам? Выходит, я его туда привёз, бросил.

С теми родственниками, у которых я его оставил, переписки не было. И о дальнейшей судьбе его нам ничего не известно. Не нахожу я себе прощения. Прости меня, дедушка, ПРОСТИ!..

Вернёмся к тому, что я возвратился на родину вновь через годы, увидел родные и дорогие моему сердцу места моего детства. Они вновь заставили учащённо забиться моё сердце. Я знал, что это последнее моё посещение этих мест. И уже никогда больше не увижу их ещё раз. И вот сейчас, на склоне своих лет, мне трудно об этом вспоминать и писать. Сердце опять учащённо бьётся, и мысли всё о том же. И всё же надеюсь, что они будут напоминать о себе ещё не раз. А о красоте нашей природы можно говорить и писать бесконечно… Продолжу.

С противоположной стороны от реки село Марково обрамляла гористая местность. На ближайшем склоне – красивая дубрава (в этом лесу преобладали дубы). По всему видать, и название отсюда – «Дубровка». Зимой на эти крутые спуски мы с братом, да и многие ребята, ходили кататься на санках, на лыжах. В то время фабричных лыж, да ещё в такой глубинке, было не достать. Да и родителям не по карману. Брат мой Владимир, лихо крутил там на самодельных лыжах. Я им восхищался. Я же боялся и встать на лыжи на такой крутизне.

Летом там было прекрасное место для отдыха. Позже мы туда ходили за грибами. Всё выше и выше поднимались эти дали, пересекаясь многими оврагами, по которым весной, стекая, бурлила вода. Некоторые овраги у своего основания очень глубоки. Очевидно, они «росли», т. е. углублялись на протяжении, может быть, сотен лет и более.

Далее вся эта местность покрыта большим густым лесом. Я вспоминаю, когда мы с отцом всей семьёй уходили в эти леса за ягодами, а позже – за грибами. Добираясь туда, мы пересекали, а где и обходили, эти овраги. Иногда мы спускались вниз, в овраг, и находили там множество каменных «пальцев». Это было так интересно! Я представлял, что это пальцы каких-то настоящих чертей или сказочных существ… В вертикальных слоях оврагов, размытых водой, мы и находили эти «пальцы».

Я очень любил лес… Здесь совсем другое царство. Входишь в лес, и там другой запах. Пахнет хвоей, всякими лесными травами, и ещё чем-то лесным, особенным, своеобразным. Уже подходя к лесу, ощущаешь его бурную жизнь. В разных местах раздаются различные птичьи голоса. Хотя о кукушках ходят нелестные слухи, что они не строят свои гнёзда, подбрасывают свои яйца в чужие (мне об этом рассказывал отец), но мне всегда приятно слышать, её отдалённое «Куку – Куку – Куку»… Не знаю почему, но я люблю слышать это её пение.