Офицер начал расспрашивать дорогу, как проехать в следующее село Курлы. А я ведь немного изучал немецкий язык в 5-м классе. И очень хорошо освоил «Анна унд Марта бадэн». Значит, я себя уже считал знатоком немецкого. Я изворачивался, на словах и без слов, показывая и объясняя куда и как надо ехать. Мы думали, всё, попали, как кур в ощип. И дело наше «труба». Но мы поняли, что и они нас боялись. Ведь их было двое, и третий в машине. Они тоже понимали, что со всеми нами им не справиться. Поэтому, и у них был мандраж. Да ещё у нас в руках такое грозное оружие, как пулемёт. Мы «ого-го». А они что?

Они быстренько вышли, сели в машину и дали по газам. Наверное, думали, что сейчас им вдогонку раздадутся выстрелы. Какое там стрелять! Мы думали, что сами в ловушке. И ещё неизвестно, кто сильнее из нас «давил на газ», убегая оттуда. Нас как ветром сдуло.

Мы думали, что сейчас сюда нагрянет отряд карателей. Но нет, всё было тихо. Обошлось. Я думаю, что они тоже перетрусили и боялись заявить о встрече с нами. Как бы там ни было, слава Богу, что так произошло. И мы решили завязать с этим делом… Не стоит больше рисковать. Игра со смертью – плохая игра. Мы думали, что рано или поздно, но каратели нагрянут сюда.

Мы начали прятать своё оружие. Мы с братом хорошо смазали толстым слоем солидола все металлические части карабина, упаковали в толстую упаковочную бумагу, завернули в несколько слоев в целлофан, или вроде этого. Нашли на окраине сада ход сообщения в пустой окоп.

И туда закопали своё оружие примерно на глубину 80 см. Всё заровняли, зачистили. Ну и заметили это место. Пусть лежат до лучших времён. Прошли годы войны, затем последующие годы. И когда мы возвратились к тому, чтобы извлечь наши карабины, то мы уже не смогли точно определить место их нахождения. Время сделало своё дело. Дожди, весенний снег, ветры и заросли кустарника изменили всё вокруг. Там, где когда-то была поросль, теперь уже стоят деревья, и они переплелись корнями. И ещё, чтобы копать, надо точно определить то место. А это сделать уже трудно.

Мы копали уже не один раз, и всё впустую. Ах, как хотелось найти, снять смазку, очистить и подержать в руках, посмотреть ещё раз на своих далёких боевых друзей, далёкого военного времени. На сей случай надо было бы иметь хороший металлоискатель. А так мы ничего не нашли. Лежит, наверное, оружие там до сих пор.

Исчезли потом и наши сабли, которые мы прятали везде, в расщелинах каменных заборов, под черепицу на крышах и т. д. Куда они подевались? Ведь кто-то их нашёл.

Прошло много лет с той поры огневой. Но в моей памяти остались незабываемые моменты моего детства и юношества. Было оно очень трудное. Испытали мы и голод, и холод, и страх. Но было оно по-детски интересное. Столько всяких интересных случаев, эпизодов, половина из которых забыта, мелькают иногда, как во сне. Трудно порой вспомнить некоторые имена и события, их периодичность.

Эскадрон, отступая, бросил не только оружие, но и несколько (около десятка) лошадей.

По какой причине они были брошены, неизвестно. Только их бедных, жаль. Бродили они, неприкаянные, по полям вокруг сторожки и перекрёстка, никому не нужные.

Для ребят это был подарок. Начали их ловить и кататься на них верхом.

Однажды я прихожу к перекрёстку – мои друзья ко мне гурьбой. Я ещё ничего не знаю, они меня начали уговаривать покататься верхом: «Ты хочешь испытать счастье? Садись верхом скорее! Она (это лошадь) так прекрасно ходит галопом! Мы её уже испытали. Садись, прокатись, а мы за тобой. Нам тебя и не догнать!»

А я верхом не ездил никогда. И согласился прокатиться. Почему бы и нет? Я ж надеялся на них. Значит, она спокойная, кавалерийская верховая лошадь. Взобрался я на неё, такой радостный, довольный. Стоит моя принцесса спокойно. А лошадка эта имела свои сюрпризы.

Быть может, в бою, впервые, когда перед ней разорвался снаряд или мина, она на бегу от испуга резко встала. А всадник через голову коня на землю – бац!

Был умный этот конь или наоборот глупый, я не могу сказать. Но, видно, определённую мудрость в этом приобрёл, стал «бросать» седоков. Рысцою может бежать сколько угодно. Но если пустить в галоп, то жди беды. На всём скаку вдруг бац – и встал. Ты уж на земле – «Хлоп!»

Друзья на себе всё это уже испытали. А я – «ни в зуб ногой»! Вот они и решили меня разыграть.

Сагитировали «прокатиться». Я и «прокатился». Для них это была забава, потеха.

Вначале они до слёз хохотали. А мне было не до смеха. Я еле мог встать. Болели рука и плечо. И ещё долго болели. И когда они вновь потом, может быть, для смеха, предлагали прокатиться мне верхом, я от этой затеи отмахивался, как чёрт от ладана. А они довольно смеялись. Нет уж, нет. Верхом я больше ни-ни…

Лошадей этих все мои друзья «прихватизировали» (пока было безвластие). Разобрали их по дворам. Надеялись на них что-то возить или куда-то ездить, не знаю. В общем, размечтались. И я сдуру, привёл себе одного рысака. Но вскоре, не знаю, не помню каким образом, но их у нас всех забрали. И этот эпизод остался только в нашей памяти, как детская забава…

Итак, немцы, прорвав нашу оборону на Перекопе, у Ишуньских позиций, вошли в Крым.

На нашем направлении они уже почти не встречали сопротивления, захватили Евпаторию 31 октября 1941-го. Наше село они прошли даже как-то незаметно. Если вот только тот эпизод, который я описывал выше. Где я видел колонну немецких машин с солдатами. И где я на поле стоял с полными карманами патронов. Вот и всё.

В стороне по шоссе войска прошли, может быть, даже ночью, мы их и не заметили.

С этого момента мы оказались в оккупации. Вначале всё было тихо. А потом, через некоторое время, в Дувановке появились немцы. Остановилась небольшая воинская часть.

Возможно, они остановились на отдых, или пополнение, или ещё по каким-либо причинам. Это было миномётное подразделение на конной тяге. Миномёты у них были тяжёлые, на специальных армейских повозках. Сзади нашего дома находился баз[1], где содержались совхозные коровы.

Было много навесов, секций и большой двор.

Миномёты они расположили вдоль дома, с тыльной стороны, во дворе. А лошадей немцы держали в этих секциях и навесах. Там же размещались и русские пленные, которые обслуживали лошадей от миномётных телег. Мы, ребята, часто ходили к ним в гости. Интересно было наблюдать, как они делили паёк продуктов, который им выдавали немцы. Я впервые увидел, как они раскладывают все продукты на отдельные кучки. Делают так, чтобы всем было поровну. Затем один отворачивается, а второй показывает пальцем на одну кучку, и говорит: «Кому?». Тот, который не видит, называет кому. Имя или фамилию. Названный забирает свою долю.

Этот, увиденный в детстве способ делёжки, мы впоследствии использовали на облавной охоте, после того как добудем дичь.

Я не знаю, на каких условиях находились у немцев наши пленные. Что удивительно, у них никакой охраны не было. Ходили они свободно. И мы к ним ходили свободно. Могли бы они в любое время бежать. Но они этого не делали. Почему? Может быть, они были какие-нибудь предатели? Но не похоже и на это. Они были добрыми с нами, обращались хорошо.

Но чувствовалось, что они какие-то подавленные. Вроде, чувствуют за собой какую-то вину. Весёлости и развязности в их делах не чувствовалось. Для меня это загадка до сих пор.

Они могли бы свободно бежать. Может быть, они ещё не дождались своего момента? Возможно, они так и поступят, но позже. Война ведь только началась.

В части были и верховые лошади. На большой поляне в селе офицеры этой части нередко устраивали типа джигитовки. Ставили палки с лозой, и галопом, на скаку рубили эту лозу налево и направо. Мы наблюдали за этим их занятием. И я видел однажды, как один офицер рубанул свою лошадь по уху. Это было трудно видеть. Жаль лошадь. Затем ей оказывали помощь. Эта часть находилась в селе довольно долго. Несколько месяцев, с октября 1941-го, по март 1942-го года.