Опускаюсь, опускаюсь вниз, уже воздуха не хватает, а дна всё нет Потом коснулся ногами твёрдой опоры, и что есть силы оттолкнулся, и лишь появилась голова над водой, а воздуха уже нет. Чуть хватил воздуха ртом, и опять пошёл ко дну. Течение меня уносит всё дальше и дальше, и всё глубже и глубже… У меня уже нет сил, я захлёбываюсь. И потерял сознание. Дальше я уже ничего не помню.

Хорошо, рядом по противоположной стороне шел и искал раков мой товарищ, Вовка Лузан. Он не сразу заметил, что я тону. Я ведь пузыри пускал, а вскрикнуть уже не мог. Вовка оглянулся, видит, я был в фуражке, моя фуражка плавает далеко впереди по течению. Только тогда он догадался, что я тону, и бросился ко мне на помощь. Я уже ничего не помнил.

Он схватил меня за волосы и вытащил на берег. Положил на землю и начал как-то выкачивать из меня воду, делать искусственное дыхание. Ожил! Долго лежал на траве, приходя в себя. Это, потом они мне всё рассказали, как было.

С тех пор у меня появилось новое прозвище – Рак. А до этого у меня было прозвище Великан, которое я получил ещё когда меня иногда товарищи на плечах, зимой, носили в школу. Второе – Бесхлебный. Это уже здесь, в Ново-Царицыно. Когда я сюда прибыл, и пошёл первый раз на улицу. Меня окружили ребята, и стали спрашивать, как меня зовут и какая фамилия. И чёрт меня дёрнул за язык, я, не долго раздумывая, ляпнул: «Бесхлебный».

Чем я руководствовался, называя такую нелепость? Слово не воробей. Сказал, так сказал. Так и привязалась тут же эта кличка, как репей. А теперь вот ещё «Рак». Изволь радоваться. Но зато старой кличкой меня больше не называли. Новая понравилась лучше.

Я не обижался. Куда денешься, коль так случилось. Клички были у всех, и разные.

Зато впоследствии я научился немного плавать. Но в такие авантюрные неизведанные действа больше не вступал. Позже, уже будучи взрослым, я ежегодно в отпуск ездил на юг, к Чёрному морю. И закрепил свои познания в области плавания и умения держать себя на воде. Ну и во многом мне помогло Азовское море, куда мы ездили на полигон, на стрельбы…

Выше я описал, как я ловил раков. Там же я пристрастился ловить и рыбу… Бывало, пригонишь корову на выпас у реки. Она себе щиплет травку. А мне чем заняться? Сидеть сложа руки и на неё смотреть? Нет уж.

Тогда у нас были «в моде» снасти собственного изобретения и изготовления. Находили где-нибудь обруч, обод, кольцо от колеса, бочки, телеги и т. д. Натягивали по кругу сетку, но так, чтобы она прогибалась у дна. На середину дна прикрепляешь небольшой грузик. С четырёх сторон прикрепляешь к ободу четыре кончика верёвки, длиной менее метра. Связываешь их концы вместе и к этому узлу привязываешь прочный шнур или верёвку длиной несколько метров, в зависимости от глубины водоёма. И к свободному концу верёвки привязываешь длинный, метра два-три шест. На дно импровизированной корзины привязываешь какую-либо приманку разную: хлеб, сухарь, кубики мяса, ну и т. д. Опускаешь её, стоя у берега, на дно. И через пару минут быстро вынимаешь её из воды. Это интересная и довольно добычливая ловля, там, где есть, конечно, много рыбы.

У немцев, которые располагались в Ново-Царицыно, был другой метод рыбалки. Шли мы с тётей однажды на свой огород, который был в междурядьях в саду.

Мы проходили мимо совхозного пруда, в котором разводили карпов ранее. Немцы, несмотря на то что рядом с прудом находится дорожка и ходят люди, с гоготом гранатами глушат рыбу. И никакого внимания на людей, швыряют гранаты.

Там, где есть раки, хорошо их ловить на мясную приманку, особенно если мясо уже с душком.

Любили мы ловить бреднем. Была у нас одна хорошая сеть, метров 15. Без рыбы мы никогда не возвращались. Однажды мы тянули бредень, протянули метров 20, и вдруг за что-то зацепились, еле-еле тянем. А коряги часто попадались, и мы рвали сеть.

Мы решили – коряга. Давай затянем к берегу, и освободим сеть. Подтянули её к берегу. А там! Полная «мотня» раков! Килограмм, наверное, 50. Решили, давай скорее в воду, и ещё протянем это место немного, где чище берег. Протянули ещё метров 10. Загребли сеть на берег. И что же? Да ничего же. Сеть наша почти пустая. Нет, не совсем. Что-то осталось. Но не то, что мы ожидали. Получилось «Ж.Г.М.» Жадность губит мужика… Вот это да! Надо было пользоваться моментом и выбирать сеть. А мы? Видно, от жадности, хотели ещё больше раков…

Хотели как лучше, а получили то, что получили. Ушло то, что было. Бывает и такое.

А вот любовь к рыбалке появилась именно здесь. В детстве, на моей родине я ещё не мог мечтать о рыбалке. Мне было всего 7 лет, когда я покинул те места. Тогда я не мог и мечтать, и думать об этом. Я только мог наблюдать, как рыбачили мой отец и дедушка.

После отступления наших войск, в саду у реки, в конце виноградника осталась совхозная или колхозная пасека. Так она и осталась бесхозная. Правда, не совсем так. Её почему-то не растащили. Да и куда её денешь? Это не рулон мануфактуры или велосипед, её не спрячешь. Ведь это пчела. Разорять семьи жалко. Старик – пчеловод так и ухаживал за ними. Ранее он на зиму переносил ульи в помещение, так же приспособленные для них. А весной снова выносил и выставлял на свои места.

Один раз ребята, мои соседи, собрались, это Вовка Лузан, заводила, который меня тащил за волосы, спасая, Жерёбкины Алексей и Николай, Юра, мой сосед ближайший, и я, конечно. Кто-то предложил пойти на пасеку, достать мёда и полакомиться. Не у каждого же есть в доме мёд.

Почему бы и нет? Всё равно он достанется фрицам. Мы и пошли.

Как жулики, подкараулили, когда там пасечника не было, и бегом к первому улью… Заранее прихватили с собой пустой мешок. Кто-то из наших знатоков сказал, что надо рамку с мёдом быстро в мешок, и бегом к реке, и в воду, чтобы пчёл смыть. Так и порешили. Как только мы подняли крышку улья, пчёлы оттуда роем, и как начали нас «встречать» на ура! Движения наши получили такое ускорение, каких не видывали никогда. Когда уж там было время засовывать рамку в мешок? Тут бы успеть ноги унести. Не успели её выдернуть из улья, быстро, кое-как завернули в мешок, и во все лопатки к реке. Слава Богу, что речка была метрах в 50-ти.

Не успели добежать, бросились в воду в одежде вперёд, чем рамка туда попала.

Все искусанные, мокрые, еле отделались от пчёл. У всех руки, шеи искусанные, морды красные. Это была настоящая битва за сладкий урожай. И боль, и смех и грех. Всего было, хоть отбавляй. Но потом чуть улеглось, залечили водой свои «раны», и принялись вкушать плоды своей «Победы». Потом жалели, но не долго, что разорили семью пчёл. Согласились на том, что украли всего лишь одну рамку, а семья вновь соберётся вся. Больше мы так не хулиганили.

Немцы потом весь мёд выкачали и поставили охрану. Всё время там находился немецкий солдат с автоматом. Это был уже постоянный пост.

Немцы установили охрану не только на пасеку, но и на виноградник. Как только стал виноград созревать, тут же и появился немецкий солдат с автоматом, охранявший всю плантацию.

Вдоль огородов проходила дорога, а через дорогу находился виноградник. И он тянулся вдоль всех огородов километра полтора, а затем уходил в сторону. По дороге от начала и до по ворота всё время курсировал часовой, или как там ещё можно его называть. Он всё время был в пути, с автоматом на груди. Потом его сменял другой. Он смотрел, чтобы в виноградник никто не заходил. Ходил он взад, вперёд, вдоль всего виноградника. Днём, конечно, туда – ни-ни. А вот ночью – это уже другое дело. Тут уж мы должны поработать.

Мы днём тщательно изучили их движения и маршрут, куда они доходят, где поворачивают назад, и т. д. Вечером попозже, мы спрячемся за каким-нибудь кустиком в конце огорода, и наблюдаем, когда он пройдёт. Как только он удалится на нужное расстояние, мы быстро перебегаем через дорогу в кусты виноградника. А там, по рядам виноградника удаляемся метров за 100–150, и выбираем гроздья покрупней и послаще. И всё это в темноте, и на ощупь. Да, чуть не забыл, и на вкус, конечно. Потихоньку режем, и наполняем рюкзаки и сумки. А потом таким же образом, потихонечку к дороге. Из-за кустов наблюдаем пока часовой не пройдёт мимо нас на нужное расстояние. И быстренько через дорогу, мигом в огороды.