После трехсекундной паузы я написал на доске: У Чжипэн. Это мое имя. Я знал, что студентам его не сообщили, и решил это исправить.
Я говорил то, что однажды сказал мой первый учитель, которого прозвали «Медленный яд»:
– Вы знаете, что такое Манифест Коммунистической партии? Знаете, что его написали Карл Маркс и Фридрих Энгельс и он был издан в 1848 году в Брюсселе, столице Бельгии? А знаете самую известную фразу президента США Авраама Линкольна из Геттисбергского послания? Или, может, знаете, о чем говорил премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, выступая в 1940 году перед палатой общин? Помните самое знаменитое высказывание из его импровизированной речи?
Чтобы не волноваться, я снова представил, что разговариваю с капустой. Затем прокашлялся и продолжал вещать, пока не прозвенел звонок. Студенты, смотревшие на меня широко распахнутыми глазами, зааплодировали.
После окончания лекции меня окружили. Девушки одна за другой показывали свои конспекты и кричали: «Учитель У! Учитель У, могу я задать вопрос?..» Я принял невозмутимый вид и внимательно смотрел на студенток, потом взгляд остановился на самой красивой из них. Ее кожа была белой, словно яичная скорлупа, а щеки при этом румяные, как наливные яблочки. Дымчатые брови напоминала листья ивы. «Может, я сделаю это… но пока нужно быть сдержанным», – мысленно сказал я себе.
Никогда не забуду тот день. 27 мая. 27 мая 1983 года, 7-й день после занятий. Три «семерки»17, поэтому я хорошо запомнил. В тот день она постучала в дверь моей комнаты. Звук был очень легким, как в телепрограмме: «Дон-дон, дон-дон».
Когда я открыл дверь, вместе с ярким светом в мою комнату ворвался аромат. Нет, это был не парфюм, но запах женщины, смешанный с запахом солнца – яркий, пламенный, сладкий. Она стояла у порога под водопадом солнечных лучей, в красном платье с короткими рукавами, и кожа ее рук блестела, подобно слоновой кости. Она молчала. Свет струился по красивой живой благоухающей коже. Таких женщин называют роковыми. Я думаю, само светило завидовало ей. Очнувшись от дурманящего сияния и аромата, я почувствовал ее дыхание, полное и легкое, напоенное вишневым запахом. Вишня – яркая, спелая, сочная. Дыхание девушки также напоминало о турфанском18 винограде – оно было кристально чистым, нефритовым. Так выглядит женщина, когда она уже созрела, когда она в самом соку. В этот момент я понял древний афоризм: «Дом убогий светом воссиял»19. Да, для этого и существуют женщины, только они могут наполнить жилище светом.
– Учитель У, – сказала красавица, – я студентка факультета иностранных языков и слышала о ваших лекциях.
Я был впечатлен ее словами, меня будто огрели дубиной по голове.
– Понимаю, – выпалил я.
– Извините, я вас не побеспокоила?
– Угу, – неуверенно сказал я, а потом поспешно поправился, – нет, нет, нет, нет, что вы!
Она рассмеялась. И улыбка ее была такой же сладкой как, чакчак, – о, я любил это лакомство в детстве больше всего! Она поняла мое смущение. У девушки были очень длинные ресницы, а глаза большие, как у оленихи. Рот – широкий, губы – мясистые, красные, свежие. Уголки рта постоянно растягивались в улыбку, обнажая белые ровные зубы. Нос был покрыт мелкими капельками пота, – мне казалось, что это сок ее спелой кожи, которому тесно внутри, и он выходит наружу, создавая сладостное благоухание. Как же это было потрясающе! Спелые вишни – самые вкусные.
Признаюсь, я изо всех сил старался скрыть восхищение, чтобы держать под контролем либидо. Но приходилось прилагать огромные усилия для подавления желания, сильного желания прикоснуться к ней. Белая и нежная кожа, мягкая, как шелк, плавная, как вода, яркая, как свет… Она сказала:
– Меня зовут Мэй Цунь.
– Мэй от слова «красота»20? – спросил я.
– Нет, от слова «слива»!
– У вас очень редкая фамилия, – заметил я. – Вы из ванов эпохи Шан или наследница маньчжурских знаменосцев?
Она удивленно посмотрела на меня, широко раскрыв глаза, улыбнулась и ответила:
– Не знаю… Я из Северо-Восточного Китая, из Маньчжурии.
Честно говоря, я тогда совсем потерял рассудок. С вами когда-нибудь такое случалось? Некоторые утрачивают возможность трезво мыслить от алкоголя, другие – от курения, есть те, у кого подобное непосредственно связано с едой… Но это не то же самое, что потерять голову от женщины. Я был словно околдован. Возможно, я слишком долго не общался с женщинами, и теперь мое сердце наполнилось солнечным светом и теплом женской красоты.
Целую неделю я ходил как хмельной. А когда очнулся через семь дней, почувствовал, что душа моя ежится от холодного воздуха. Я ощущал, что огромная сила толкает меня вверх! Сегодня не помню, о чем ей говорил тогда. Но четко помню это дивное опьянение.
Люди пьянеют по-разному. Вы не представляете, что я вытворял во время своего «сладострастного» запоя. Семь дней подряд бегал по стадиону, как сумасшедший! Мэй Цунь, ее зовут Мэй Цунь! Я жил напротив женского общежития, рядом с университетской спортплощадкой. Купил красную толстовку. Гулять так гулять! Надел ее и без устали носился как оголтелый. Каждое утро и вечер ходил на пробежку, а в остальное время готовился к пробежке. В течение этих семи дней у меня все время кружилась голова. Со спринтерского бега я переходил на трусцу, затем – на шаг, но продолжал двигаться. Утром, как только звонил будильник, я огибал котельную, студенческое общежитие и выходил на спортплощадку, чтобы просто взглянуть на Мэй Цунь! Ночью бегал по стадиону до тех пор, пока не гасли фонари, – лишь бы еще раз увидеть ее!
Но, к сожалению, видел девушку всего три раза.
Первый раз я заметил ее утром. Рядом со стадионом есть раковины на цементной платформе, чтобы студенты могли умыться. Она вышла из спальни с полотенцем и мылом. Волосы ее были собраны в простой конский хвост. Я замедлил бег, и как раз в тот момент она посмотрела в мою сторону. Я поднял руку для приветствия и скромно поздоровался:
– Доброе утро!
Она улыбнулась в ответ:
– Учитель У, вы бегаете?
– Да, упражняюсь… – я помахал ей и медленно двинулся дальше.
На лице Мэй Цунь сверкали хрустальные капли воды, и оно вновь напомнило мне наливное яблочко. Улыбка девушки запала в душу.
Второй раз я встретил ее ночью. Сначала возникла тень, туманный силуэт: тонкий, как яшмовое дерево, колышущееся на ветру, легкий, как летний лотос. Она стояла далеко, но мне и этого было достаточно. Я уже долго бегал и устал. Но отвести глаз от изящной фигурки не было никакой возможности.
В третий раз я увидел Мэй Цунь в сумерках рядом с аудиторией. Она поднималась по ступенькам и слегка улыбнулась, заметив меня. Улыбка эта была как луч света, как стрела: разорвав парчу и шелк, она вошла прямо в мое сердце! Я так сильно любил ее! Чувства мои не знали границ! И однажды посреди ночи я не выдержал, бросился к двери ее спальни и несколько раз постучал.
– Кто это? – раздалось из-за двери. – Я сплю!
Сердце мое бешено заколотилось. Резко развернувшись, я кинулся прочь. Я слышал свои шаги, громыхавшие, как петарды, а сердце просто выпрыгивало из груди. Я был до смерти напуган! За секунду добежал до тополиного леса на южной стороне стадиона и только там почувствовал себя в безопасности. Я задыхался и проклинал себя в душе самыми последними словами. Да! Я знал, что был не прав. Знал, что нарушил правила и корил себя за это. Я бегал по стадиону всю ночь, громко выкрикивая ее имя: Мэй Цунь! Мэй Цунь! Мэй Цунь!
Когда влюбляешься, можно сойти с ума. Я пока не сошел. Но вот вопрос: можно ли вообще преодолеть любовь? Можно ли противостоять этому искушению? Я пытался.
На восьмой день, после того как увидел ее, знаете, что я обнаружил? Бедность. Я понял, что совершенно беден. Меня включили в группу, проверявшую санитарное состояние общежития. Поэтому на легальном основании я вошел в комнату Мэй Цунь. В ее спальне стояли четыре двухъярусные кровати, в общей сложности там жило восемь человек. Моя любимая спала на нижней койке у окна. Я простоял перед ее кроватью около десяти секунд. От белья исходил легкий аромат духов. Как же мне хотелось лечь на кровать, аккуратно застеленную элегантными простынями в бело-голубую клетку и длинным белым покрывалом поверх! На полке у изголовья пристроился изящный чемодан из воловьей кожи. Он был приоткрыт, и внутри виднелись стопки одежды. Все чистое, аккуратно сложено! Также в изголовье лежало стеганое одеяло, очень дорогое шелковое стеганое одеяло (в то время подобное было не так просто купить). Под кроватью стояла пара изящных кожаных туфель-лодочек на низком каблуке (тоже очень дорогих). Кроме учебников и книг я заметил научно-популярные журналы «Поэтические записки» и «Популярные фильмы», подписку на них надо было оформлять самостоятельно, университет их не закупал. Еще я понял, что Мэй Цунь лакомка: на подоконнике стояли ярко разукрашенные жестяные коробки с печеньем, пакеты с ирисками «Большой белый кролик» и сухое молоко 10-процентной жирности. Заметил я и маленькие бутылочки с кремом для лица на основе древесных грибов и жемчужин, шампунь и другие женские мелочи, сделанные в Шанхае. Все вещи Мэй Цунь были высококлассными, если не сказать – роскошными для 80-х годов прошлого века.
