– Просто с ума сойти. – Откровенничала вечером Габи с Беатрис, оставшись наедине. – Это просто с ума сойти! Он такой страстный, что кажется, будто я вся пылаю, и голова словно безумная, а то, что я чувствую в последний момент… О-о-о, Беатрис, ты просто представить себе этого не можешь, просто не можешь! Никто этого не может! Иво – тьфу рядом с ним!

– Дорогая, как тебе повезло! – Изображала понимание Беатрис, притом люто завидуя и презирая Габи про себя. – Но он и вправду, эльф?.. А как его зовут?

– Это тайна! – Габи хватило ума не выдать Беатрис имя Шторма. – Эльфийские имена – тайна для непосвящённых, ты же знаешь… Мы его будем звать… Страстоцвет! Только умоляю, ни слова, ни звука, никому, хорошо?

– Хорошо… – Беатрис вкрадчиво потеребила пальчиком оборочку на ночной сорочке Габи. – Мне пришло письмо… Мой двоюродный брат будет в Гранствилле завтра. Ты отпустишь меня повидаться с ним?

– Надолго? – Капризно надула губы Габи.

– Разве я могу без тебя долго? Конечно, не-ет! – Расплылась в своей сиропной улыбочке Беатрис.

Шторм искупался в ручье Ом, и вытянулся на берегу, в траве, натянув только штаны на мокрое тело и подставив себя прохладному вечернему ветерку. Безоговорочно капитулировав перед своей страстью, он думал о том, как пережить дни до среды. Вокруг него ещё витал призрак аромата розы, и Шторм с наслаждением вдыхал его, вспоминая их последний раз, то, как она лила на себя воду и смотрела на него, вспоминая её пальцы и соски… Как же это было здорово, как же здорово! Хозяин был прав, женщины – отрава и зло… И злу этому противостоять невозможно, и… не хочется. В среду он снова будет обладать этой женщиной, и только это теперь и имело для него значение. Даже не смотря на то, что Шторм понимал, как это глупо, жалко и подло по отношению к Хозяину выглядит. Даже не смотря на то, что сам себя презирал за это, а Габи по-прежнему ненавидел. Просто страсть оказалась не тем, чем можно было пренебречь… что можно было контролировать или отвергнуть. А если совсем честно… это оказалось единственным, ради чего стоило жить.

Беатрис приехала в Гранствилл в сопровождении пажа; зашла в трактир на Полевой улице, но кузена там не застала. Вместо него к ней подсел Марк и фамильярно приобнял за талию:

– Привет, красавица!

– Поаккуратнее с руками. – Изобразила знатную даму Беатрис. – Ты кто и где мой кузен?

– Твой кузен у себя дома, я полагаю. – Марк руку убрал, но развязный тон и не подумал оставить. – Письмо отправил я… Меня зовут Марк, я полагаю, имя, тебе известное? Хозяин «Наливного яблочка», к твоим услугам.

– Да уж, известное. – Беатрис быстро глянула на террасу – там мальчишка-паж с её вещами кидал хлебные шарики собаке. – И ещё как!

– Тогда ты понимаешь, что лучше тебе выслушать меня и не строить из себя невесть, что? – Нагнулся к ней Марк с милой улыбочкой, не менее сладкой, чем её собственная. – Тебе, кстати, привет от господина Мааса, помнишь такого?..

Лицо Беатрис на мгновение утратило слащавое выражение, став злобным и неприятным, но только на миг. Маас был тем самым ювелиром, который «спонсировал» её поездку в Гранствилл, в оплату известной услуги.

– Помню-помню. – Расплылась Беатрис в милейшей из своих улыбочек. – Как он поживает? Такой хороший человек! Такой вежливый, такой щедрый!

– Да уж. Я бы за то, что мне дали в жопу, столько никогда бы не заплатил. – Цинично усмехнулся Марк, и Беатрис быстро обернулась: не слышал ли кто?! Но Марк удачно выбрал место: слышать их не мог даже паж.

– Чего тебе надо? – Беатрис отбросила притворство, и взгляд её стал жёстким и злобным, а уголки рта приспустились, и оказалось, что рот у неё маленький и неприятный, верхняя губа коротковата, а передние зубы великоваты – как у крыски. Да и глазки маловаты.

– Ты мне пригодишься. – Ответил Марк, тоже перестав улыбаться. – И поверь, это будет взаимовыгодное сотрудничество. Я знаю, что вы с твоей госпожой крайне недовольны присутствием в замке некой Манфред. Верно?

– И что?

– Она не только вам мешает… Можешь считать, что её дни в Хефлинуэлле сочтены. И кстати… кто встречается на улице Вязов с армигером Гэйба Хлоринга?

– Уже никто. – Неприязненно глядя на Марка, возразила Беатрис. – А встречалась Габриэлла. Он её бросил.

– Он – её? – Присвистнул Марк. – А ради кого?

– Ты будешь смеяться, но ради Манфред.

– Ого! – Обрадовался Марк. – Это же просто отлично! Слушай… Мы с тобой можем провернуть одну очаровательную интрижку… Не в курсе, когда точно возвращается её жених?

– Нет.

– А узнать можешь?

– Я попробую. Но не обещаю. К принцу у меня доступа нет, с Манфред мы не общаемся…

– Попытайся с нею подружиться.

– Да что ты!

– Да ладно! – Передразнил её Марк. – Тебе ли не суметь?.. Ну, хотя бы стань её приятельницей, это не трудно.

– Что я с этого поимею? – Прямо спросила Беатрис.

– Золото. – Так же прямо ответил Марк. – За каждую услугу, за каждый ценный факт ты будешь получать звонкую монету. Ну, и никто не узнает, кто ты есть на самом деле и чем зарабатываешь на разные женские штучки… Тем более, что больше тебе не придётся брать за щеку у бездельников в замке, золотишко у тебя будет водиться и так.

Беатрис перекосило от ненависти: это-то откуда он узнал?! И Марк радостно ухмыльнулся – он не знал точно, просто в поисках замены Жанне он выяснил, что в замке есть девка, которая в определённые часы ждет в одном укромном закуточке и за два талера берёт в рот. Он только предположил, что это именно Беатрис, и надо же: попал пальцем в небо! А с другой стороны, только она и могла этим заниматься…

Обычно с девками и бабами Марк использовал другую тактику: очаровать их, и эти идиотки сами из трусов выпрыгнут, лишь бы ему угодить! Но на Беатрис тратить обаяние было нелепо, да и, по мнению Марка, бессмысленно. Такая, как она, понимает только язык угроз и подкупа, а трахнуть её у Марка не было ни малейшего желания: он брезговал шлюхами. Даже теми, которых сам сделал такими, а уж тех, которые стали такими по своей воле…

– Если я прямо скажу, ты не обидишься? – Спросил Гарет, следуя за бароном Кальтенштайном по его замку. Барон неопределенно пожал плечами:

– Я давно разучился обижаться, ваше высочество.

– Честно сказать, я от кого угодно мог ждать помощи, но не отсюда!

– Да. – Кивнул барон. – Кальтенштайн – это последнее место и последние люди, о которых вспоминают в любом случае. А когда-то было иначе. И вокруг этой крепости был славный город.

– Но ты пришел на помощь. Ты же понимаешь, что это, скорее всего, верная гибель?

– Я понимаю одно. – Без пафоса, очень спокойно и буднично ответил Ганс Кальтенштайн. – У рыцаря может не быть денег, дорогих доспехов, золотых цепей и даже хорошего коня. Но он остается рыцарем, пока у него есть добрый меч и честь. Без чести нет рыцаря, даже если он весь в золоте и парче и похваляется древним родом и громким титулом. Я поступил так, как велели мне честь и вассальный долг, и да поможет мне Бог!

Главный зал Кальтенштайна ожидаемо был неуютен. Голые каменные стены и полы, посыпанные соломой, простые, потемневшие от времени дубовые столы и лавки. Навстречу герцогу Элодисскому вышла вся семья барона: пять девочек, старшей из которых было шестнадцать, младшей – пять. И ни одой красавицы, как сказал бы Гэбриэл… Впрочем, совсем уж дурнушками они тоже не были: длиннолицые, худенькие, но большеглазые, пухлогубые и свежие, с хорошей кожей и вьющимися волосами.

– Господь благословил мой брак прекрасными дочерьми. – Гордо сказал барон. – Но забрал у меня жену, а у них – мать. На все Его воля, и мы не ропщем. Мария, моя старшая, – он представил девушку герцогу, и та поклонилась, краснея, – взяла на себя заботу о сестрах и обо мне еще пять лет назад. Она – госпожа этого дома.

– Леди. – Гарет тоже поклонился. – Прошу прощения за вторжение незваных гостей. – Он не спросил, почему барон не взял ни одну из своих дочерей на пир в Гармбург. Он теперь и сам знал ответ: в этой семье не торговали ни девственностью, ни честью.