Наиболее убедительно эту догму опровергает опыт промышленно развитых стран, где, казалось бы, крупному капиталу давно пора вытеснить из аграрной сферы крестьянина, организующего самостоятельное семейное производство, и где именно это относительно мелкое производство по сей день тем не менее остается ведущим и наиболее эффективным, хотя уже и основывается не только на частной собственности (классический фермер), но и на разных формах владения: от бессрочной аренды до семейно-фермерского подряда в рамках крупного агробизнеса. Что касается последнего, то на индустриальной основе крупные агрофирмы США организуют, как правило, лишь предприятия переработки, сбыта и технического обслуживания; сам же процесс непосредственного производства аграрной биопродукции оказалось выгоднее предоставить разоренным банками относительно мелким семейным фермам, потерявшим право собственности на землю, но продолжавшим хозяйствовать на условиях подрядного договора (контракта). В этой феноменальной устойчивости традиционных форм крестьянско-семейного производства, доказывающих свою незаменимость даже внутри проглотивших их мощных агропромышленных монополий, видимо, есть закономерность, отражающая специфику деятельности земледельца.
Сам Маркс к концу своей жизни уловил эту специфику. В завершающем, III томе «Капитала» он, вопреки своим прежним прогнозам, вынужден был констатировать неспособность крупных аграрных «фабрик» конкурировать с мелким крестьянским хозяйством. Оказалось, что в странах, где в той или иной форме сохранилось традиционное крестьянское хозяйство (в Швеции, Франции, США), хлеба больше и он дешевле: «…в странах с преобладанием парцеллярной собственности цена на хлеб стоит ниже, чем в странах с капиталистическим способом производства» (Т. 25. Ч. 2. С. 371).
Так обстояло дело во времена Маркса. Точно так же оно обстоит и сейчас: в стране с самым высокоразвитым капиталом, в современных США, несмотря на мощный натиск крупного агробизнеса, подавляющую часть сельскохозяйственной продукции продолжают производить 1 млн 800 тыс. фермерских хозяйств, основанных на личном труде хозяина и членов его семьи. Разумеется, современные фермеры (американские, канадские, европейские) широко используют современную технику и по энерговооруженности не уступают промышленным рабочим.
Таковы факты. Важно дать им теоретическое обоснование. Суть теоретических аргументов, намеченных еще Марксом и объясняющих специфику аграрного производства, можно свести к следующему.
Аграрное производство несовместимо с частичным наемным трудом, поскольку промежуточные сельскохозяйственные работы практически не поддаются измерению и оценке в единицах абстрактного рабочего времени.
Производственный процесс в аграрной сфере нацелен на создание благоприятных условий живым организмам в условиях постоянно меняющейся природной среды. Единственным реальным показателем эффективности вложенного труда здесь является конечный результат — устойчивая урожайность. Качество и эффективность большей части промежуточных работ или отдельных операций принципиально не поддается точной оценке. Поэтому в сельском хозяйстве неадекватны ни почасовая, ни сдельная (например, за число обработанных плугом гектаров) оплата труда.
Живая природа, с которой повседневно взаимодействует крестьянин, не терпит бездушного отношения поденщика. Есть поговорка: «Злой хозяйке и добрая корова много молока не даст». Другими словами, в аграрной сфере важную роль играет такой внеэкономический и внеправовой фактор, как любовь к земле, к своему полю, саду, животным, предрасположенность к такого рода деятельности, которая осуществляется не за страх, а на совесть. Если в промышленности практически всю деятельность рабочего оказалось возможным измерять и регулировать четкими принудительными нормативами, поскольку она складывается из конечного ряда стандартных технологических процедур и ими исчерпывается, то крестьянский труд предполагает беспрестанную заботу о живом с оглядкой на небо и хозяйской оценкой изменчивой перспективы. Такой труд принципиально не поддается внешнему регулированию. От земледельца, если он не наемник и заботится об урожае, а не о поденной зарплате, требуется постоянная творческая корректировка последовательности технических операций, сроков их проведения и, прежде всего, самой их совокупности. Поэтому и плата за аграрный труд не должна зависеть от объемов, пусть даже рекордных, промежуточных работ, что типично и оправданно во многих отраслях промышленности, где рабочий, каждый на своем участке, призван изготовить соответствующий точным нормативам полуфабрикат. Крестьянина, если мы ждем от него эффективной работы, нельзя превращать в узкого специалиста, отвечающего только за свою часть дела; в этом принципиальное отличие земледельца от исторически сложившегося типа промышленного рабочего — обстоятельство, с которым во всех индустриальных, высокоразвитых странах вынужден был смириться крупный капитал, поскольку он не хочет разориться.
Крестьянский труд не терпит стандарта. Даже в пределах одной области биологические процессы протекают в различных и постоянно меняющихся природных условиях. А это определяет крайне ограниченные возможности административного управления издалека. Поэтому в аграрном производстве недопустимо резкое разделение труда на управленческий и исполнительский. Сама специфика отрасли диктует необходимость предельной интеграции исполнительских и управленческих функций, что и было характерно для деятельности крестьянина-хозяина, возлагающего на себя всю полноту ответственности за каждое свое решение.[12]
Что из этого следует?
В III томе «Капитала» Маркс следующим образом подводит итог своим размышлениям о специфике аграрного производства: «Мораль истории, которую можно извлечь, рассматривая земледелие… состоит в том, что капиталистическая система противоречит рациональному земледелию, или что рациональное земледелие несовместимо с капиталистической системой (хотя эта последняя и способствует его техническому развитию) и требует либо руки мелкого, живущего своим трудом крестьянина, либо контроля ассоциированных производителей» (Т. 25. Ч. 1. С. 135. Курсив мой. — Ю. Б.).
Итак, либо — либо, но только не крупное производство, основанное на отчужденном наемном труде.
Следует подчеркнуть, что и обе ленинские аграрные программы, в отличие от догматического «марксизма», исходили из последних Марксовых «либо — либо». В «Аграрной программе социал-демократии» (1908), где речь шла об оценке различных путей развития российского аграрного производства в рамках капитализма, Ленин ставил вопрос так: «Это развитие в капиталистической стране может проходить двояким образом. Или латифундии сохраняются и постепенно становятся основою капиталистического хозяйства на земле, — это прусский тип аграрного капитализма» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 150). Прусский тип, то есть крупное сельскохозяйственное предприятие, основанное на отчужденном труде поденщиков, Ленин отвергал как самый неэффективный. Главной фигурой в сельскохозяйственном производстве быстро развивающейся капиталистической России должен стать, как считал Ленин, — «свободный фермер на свободной, т. е. очищенной от всего средневекового хлама земле. Это американский тип» (Там же).
Это была дореволюционная программа Ленина. К концу своей жизни он, как известно, разрабатывал свою вторую программу, программу социалистической перестройки аграрного производства, где исходил из второго Марксова «либо» — кооперативной ассоциации производителей.
Ленин не успел оставить всестороннего теоретического обоснования своего кооперативного плана. Но стоит заметить, что в период его разработки Владимир Ильич особое значение придавал трудам выдающегося советского экономиста-аграрника А. В. Чаянова, который всю свою жизнь посвятил практике аграрного кооперирования. Суть позиции Чаянова состояла в том, что в сельскохозяйственной отрасли кооперативная концентрация производства оказывается тем более экономически эффективной, чем дальше отстоит подлежащая кооперированию сфера деятельности от непосредственной работы крестьянина с биологическими организмами. Исходя из этого, он предложил дифференциальный метод определения возможностей аграрной концентрации: минимальная концентрация на биологических процессах, последовательное расширение границ и увеличение степени кооперативной концентрации во всех прилегающих сферах — содержание машин и организация техобслуживания, племенная селекция, мелиорация, переработка и сбыт продукции, строительство, кредит и т. п. С этой точки зрения нерациональной оказывается сельскохозяйственная артель — предельная, завершенная форма производственной концентрации, где не остается места для хозяйской деятельности самостоятельного крестьянина и принудительной регламентации со стороны может подвергнуться творческая часть многообразной деятельности земледельца — его повседневная забота о живом предмете труда.[13]
