Особенно в тяжелом положении оказалась наша северная земля, которая считалась житницей страны, спасавшей ее не раз в трудные годины.
Север был искони ячневой, ржаной, гречневой да овсяной кормилицей России. На овсах, выращенных здесь, откармливались табуны лошадей, на которых держалось северное земледелие. Ржаная мука Севера славилась на всю Россию. Закупки ее вели западные страны. Но Север был и одеждой российской — основным поставщиком льна — самого драгоценного, самого дорогого из волокон! Теперь называемые нечерноземными российские губернии собирали 254 тыс. тонн льна, в том числе Вятская давала более 23 тыс. тонн, а Тверская — более 41 тыс. тонн этого драгоценного продукта. Уж не говорим о том, что эти же земли были всероссийской масленицей: еще и теперь в памяти знаменитое вологодское масло — продукт столь же знаменитых вологодских лугов да любовного ухода за скотом!
Север был и всероссийской рыбницей — и по праздникам, и в будни и малому, и великому — вдоволь!
А что сталось с ячневым, ржаным, гречишным и овсяным хлебными царствами? Как мы убедились, подорваны они, да так, что великий труд нам предстоит, и не на одно десятилетие, чтоб восстановить их былую славу. На обширных пространствах заросли некосью, кустарником, мелколесьем травяно-луговое да льняное царства. А те луга, что могли бы пойти под укос, часто уходят под снег. То же можно сказать и о выращенном льне: то оставим его под снегом, то свезем к льнозаводу и сгноим там в необработанных годами скирдах.
Иссякает и лесное наше богатство. Только островки оставшихся вековых лесов по великой северной земле кое-где недорублены, но и над ними висит топор неумолимого лесодобытчика. А выруби их совсем — исчезнут навеки, как исчезли с лица земли многие уничтоженные виды растений и животных. Вместе с тем уж подорван и кров российский: где будем брать строевой лес, откуда привезем его, чтоб построить добротный дом, прочный сарай и навес, уютную баню да и все то, чем славилось деревянное наше зодчество? Ведь вырастить строевой лес — дело не одного столетия.
Но есть опасность и еще бо́льшая. Небывалая беда, от которой мы вряд ли поднимемся на ноги, ждет нас тогда, когда исчезнет с земли последний целомудренный и умиротворенный своим трудом земледелец, крестьянин, от века бывший знатоком земли, ее радетелем и духовным подвижником. С каждым годом таких вечных тружеников становится все меньше и меньше, особенно на Севере, а ведь они — становой хребет страны! И нет для нас сейчас проблемы важнее, чем продолжающийся уход крестьянина с земли. Остановим его уход, сбережем его на земле — будем живы!
И ведь, зная, видя все это, находились ретивые проектировщики, которые стремились усугубить создавшееся положение. Что они предлагали конкретно? А вот что: все наше сельское хозяйство перевести на путь крупномасштабного орошения, а водные мелиорации сделать основой будущего земледелия. Другими словами, мыслилось перевести сельскохозяйственное производство на экстенсивный путь развития, но без какого-либо экологического обоснования систем земледелия, севооборотов и плодосмена, что, совершенно ясно, привело бы к уничтожению и черноземных на юге, и веками обжитых земель на севере. Для таких якобы хозяйственных мероприятий предлагалось взять воду на севере, где ее дефицит растет с каждым годом и составляет уже десятки миллиардов кубометров. При проектируемых завышенных в 1,5―2 раза нормах полива южных земель неизбежны деградация, засоление и уплотнение черноземов и, как следствие, утрата их продуктивности. А на севере, в бассейнах рек Печоры, Онеги, Двины, Сухоны, Шексны, Волги и ее притоков с новой силой продолжится процесс уничтожения поймы и заливных лугов, который и без того уже привел к трагическим последствиям. Мало того: на северных землях зона капиллярной размычки грунтовых и почвенных вод на больших площадях составляет 1,5―2 м, а то и меньше, и не избежать нам беды, если их искусственно сомкнуть, — произойдет снижение температуры почвенных растворов на 2―3 градуса, и тогда не вызреть там нашим хлебам, льну и другим культурам. Да и вообще погибнет северное земледелие. Стоит лишь сделать несколько подпоров на дренирующей водоносной реке, скажем, такой, как Северная Двина. А на северных реках таких подпоров намечалось более двух десятков — тогда неминуема ломка всей структуры почвенной и подпочвенной гидросферы и вместе с ней — облика всего растительного мира — с катастрофическими последствиями. И тогда уже не вызволить наши северные земли из беды. А они-то — наше будущее, земледельческие «бастионы» России, оставленные потомкам на предстоящие времена.
И неужели у нас недостанет сил и ума, чтоб остановить продолжающееся затопление сел и деревень, городков и городов, особенно то, которое намечалось совершить на северной земле? И ведь до сих пор вопрос этот до конца не решен! Мало нам тех тысяч сел и деревень, сотен городов и городков, уже затопленных понапрасну, мало тех слез, ни за что ни про что пролитых народом, если опять выдвигаются идеи затопить десятки сел и деревень, уродовать стариннейший край?!
Предлагаемые проекты так называемой переброски северных вод на юг и их осуществление — явная погибель северной и южной наших житниц. Такое деяние будет не только антиэкологическим и антихозяйственным, но антинравственным и антинародным. С подобными планами надо вести решительную борьбу!
Так что же нам делать, чтоб спасти нашу землю от беды? Главное — дать соотечественникам исполнить свой нравственный долг на земле и с помощью земли. А осуществление этого долга неразрывно с соблюдением экологических законов, и прежде всего — законов неотчуждаемости живой земли от живого человека, воспреемственности экологического опыта и связанного с ним хозяйственного уклада и быта народа от поколения к поколению. А исполняя и соблюдая эти эколого-нравственные законы, извлекая их из забвения, поднимем и воскресим из столь же глубокого забвения и будем беречь как зеницу ока вековые традиции земледелия и основанные на них законы земледельческие. Нельзя более ни на один день, ни на один год оставлять землю беспризорной. И не только землю, которую возделываем, но и землю в широком смысле — с ее водами, растениями, животными, воздухом, со всем тем, что поддерживает жизнь. Нельзя более оставлять беспризорным и созданное тяжелым трудом воспомоществование земле — строения и удобрения, технику и орудия труда, требующие заботливого к себе отношения. Тогда и земля отплатит нам добром и наладится жизнь наша. Вспомним, как писал Ф. М. Достоевский: «Это уж какой-то закон природы, не только в России, но и во всем свете… если в стране владение землей серьезное, то и все в этой стране будет серьезным, во всех то есть отношениях, и в самом общем, и в частностях» (Дневник писателя за 1877 г.).
Потому надо незамедлительно пересмотреть нашу современную систему землепользования, все отношение к земле и к производству на ней, заложенные еще со времен коллективизации, когда были совершены недопустимые нарушения экологических и нравственных законов жизни человека. Тогда многомиллионная масса крестьян оказалась отчужденной от земли, средств и результатов своего труда. И это положение сохраняется до сего дня. Пора нам свести воедино (и более не разделять!) работу на общественной и личной — семейной и индивидуальной — земле. Причем последнюю необходимо рассматривать как общественное служение Родине, как общественный долг. Надо соединить их так, чтоб личное служение на земле ширилось, перерастало в общественное, и, наоборот, общественное становилось кровным, личным служением на ней. Эта святая заповедь, духовная твердыня жизни общества должна быть незыблемой.
Далее последует и не менее важное дело: сбережение драгоценного экологического приобретения, наследия наших отцов и дедов — каждого экологически безопасного источника энергии и технологии, — скажем, ветряного двигателя, водяной мельницы, кузницы, сушильницы, склада, гумна, овина, погреба-холодильника, навеса, амбара или колодца. Они потребуют не только восстановления, но и совершенствования.
