Правители земель, несших повинности по обработке полей, подносили [вану] необходимое для ежедневных жертвоприношений; правители земель, несших сторожевые повинности, подносили необходимое для месячных жертвоприношений; правители земель, несших повинности гостей, подносили необходимое для сезонных жертвоприношений; правители земель, несших повинности обузданных владений, подносили дань; правители земель, несших неопределенные повинности, являлись представляться ко двору вана. Подношение необходимого для ежедневных жертвоприношений, месячных жертвоприношений, сезонных жертвоприношений, ежегодной дани и представления вану — вот наставления прежних ванов.
Если не подносилось необходимое для ежедневных жертвоприношений, совершенствовались помыслы[50]; если не подносилось необходимое для месячных жертвоприношений, совершенствовались приказы; если не подносилось необходимое для сезонных жертвоприношений, совершенствовались законы; если не приносилась дань, совершенствовались наименования предметов дани[51]; если не являлись для представления ко двору вана, совершенствовались добродетели, и только если, несмотря на установленный порядок, подношения не поступали, совершенствовались наказания.
Отсюда для неподносящих необходимое для ежедневных жертвоприношений существовали наказания; на неподносящих необходимого для месячных жертвоприношений совершались нападения; против неподносящих необходимого для сезонных жертвоприношений проводились карательные походы; неприносящим дань выражались порицания; неявляющимся для представлений ко двору вана делались предостережения.
Отсюда имелись законы для наказаний, воины для нападений, необходимое для карательных походов, приказы для выражения сурового порицания и выражения для письменных предостережений. Если приказ объявлялся, а предупреждение доводилось до сведения, но подношения по-прежнему не поступали, [прежние ваны] еще более совершенствовались в добродетелях, но не утруждали народ в дальних походах. Благодаря такой политике вблизи не было ослушников, а вдали не было неповинующихся.
Ныне, после смерти Да-би и Бо-ши[52], цюаньжуны являются для представления ко двору вана, выполняя возложенные на них обязанности, но вы, Сын Неба, говорите: “Я непременно выступлю против них в карательный поход, ибо они не подносят необходимого для сезонных жертвоприношений, и покажу им мощь своего оружия”. Это не что иное, как отказ от наставлений прежних ванов, и не грозит ли он вам опасностями и поражениями? К тому же я слышал, что вождь цюаньжунов Шу-дунь руководствуется старыми добродетелями[53] и и неизменно выполняет возложенные на него обязанности, которые считает главным делом, поэтому у него есть основания оказать нам сопротивление”.
Му-ван не послушал [совета] и выступил в карательный поход, из которого вернулся, получив [всего лишь] четыре белых волка и четыре белых оленя. С этого времени жившие на землях, несших неопределенные повинности, перестали являться [для представлений ко двору вана].
[2]
Гун-ван[54] путешествовал по реке Цзин[55] в сопровождении миского Кан-гуна[56], которому [местные жители] подарили трех девушек[57].
Мать Кан-гуна сказала: “Непременно отдай их вану. Ведь три зверя составляют стаю, три человека составляют толпу, три девушки составляют букет. Однако на охоте ван не бьет всей стаи, гун во время выездов ставит себя ниже толпы, среди служанок вана не бывает трех из одного рода. Букет состоит из прекрасных созданий. Народ одарил тебя прекрасными созданиями, но за какие добродетели ты их заслужил?[58] Даже ван не заслуживает этого, а тем более такая мелюзга, как ты!
Если мелюзга хранит [прекрасные] вещи, в конце концов она непременно погибает”.
Кан-гун не поднес [девушек] вану, и через год Гун-ван уничтожил владение Ми.
[3]
Ли-ван[59] отличался жестокостью, поэтому жители владение хулили его. Шао-гун[60] доложил [вану]: “Народ не в состоянии выносить [жестоких] приказов”. Ван рассердился, нашел шамана из владения Вэй и приказал ему следить за хулящими его. Затем, по докладу [шамана], он убивал их. Жители владения не смели больше разговаривать и, встречаясь на дорогах, только обменивались взглядами.
Ван обрадовался и сказал Шао-гуну: “Я смог прекратить хулу, никто не смеет разговаривать”. Шао-гун ответил: “Это вы создали вокруг них заграждения, но заткнуть народу рог более опасно, чем воздвигнуть плотины на реке. Когда огражденная река прорывает заграждение, всегда оказывается много пострадавших. Точно так же и с народом[61]. Поэтому тот, кто-регулирует течение рек, роет русла, чтобы дать воде сток, а тот, кто управляет народом, предоставляет ему свободу, чтобы он мог говорить[62]. Именно поэтому Сын Неба, занимаясь государственными делами, велит всем: от правителей владений и высших сановников до чиновников трех рангов[63] — подносить стихи, музыкантам[64] подносить песни, историографам[65] подносить книги, младшим музыкантам[66] предостерегать, слепым, лишенным зрачков, петь стихи, [представленные правителями владений, высшими сановниками и чиновниками трех рангов], слепым, сохранившим зрачки, декламировать [под музыкальный аккомпанемент предостережения младших музыкантов], ремесленникам увещевать[67], простым людям передавать разговоры[68], приближенным слугам изо всех сил убеждать[69], родственникам исправлять ошибки и проверять его поступки. [Таким образом], музыканты и историографы наставляют и вразумляют, почтенные старцы совершенствуют их поучения, после чего ван выбирает нужное и действует, благодаря чему дела идут, не нарушая ничьих интересов.
Рот у народа, как на земле горы и реки, которые производят богатства, как на возвышенностях и в низинах плодородные и орошаемые земли, которые дают одежду и пищу. [Точно так же] от слов, исходящих изо рта [вана], возникает понятие доброго и дурного. Осуществление доброго и принятие мер против дурного ведет к увеличению [у народа] богатства, одежды и пищи. То, что беспокоит его сердце, народ высказывает с помощью рта, а [ван] обобщает [высказанное] и действует, — так как же можно затыкать рты? Если заткнуть народу рот,. долго ли это сможет продолжаться?”
Ван не послушал [совета], и население владения по-прежнему не смело разговаривать. Через три года ван был изгнан в Чжи[70].
[4]
Когда Ли-ван полюбил [и приблизил к себе] жунского И-гуна[71], жуйский Лян-фу[72] сказал: “Уж не придет ли дом вана в упадок? Ведь жунский И-гун любит присваивать богатства и не понимает, [что это сулит] большие беды. Богатства — это то, что порождается всем сущим, то, что создается Небом и Землей, и если кто-нибудь присваивает их себе, вред от этого огромен. Все сущее, созданное Небом и Землей, должно использоваться всеми, разве можно заниматься личным присвоением? Это [лишь] вызывает у многих гнев и не способствует подготовке на случай больших бед. Если так наставлять вана, разве ван сможет долго удержаться [на престоле]?
