Несмотря на это, нами при переводе использован лишь наиболее ранний комментарий Вэй Чжао (197—278), считающийся классическим. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, привлечение других комментариев привело бы к значительному увеличению объема книги, во-вторых, каждый комментарий неизбежно носит субъективный характер и отражает взгляд автора на произведение в целом. Поэтому использование различных комментариев привело бы лишь к смешению различных точек зрения, а следовательно, и к нарушению целостности восприятия самого памятника. Поскольку в Го юй приводятся только отдельные речи по поводу того или иного события, но ничего не рассказывается о самих событиях, в конце примечаний к каждому отрывку дается сноска на Цзо-чжуань, в котором эти события, как правило, описаны с исчерпывающей полнотой.
Из переводов Го юй на европейские языки укажем на перевод бельгийского востоковеда Ш. Арле, сделанный в конце XIX в.[29], по мнению советского ученого Л. С. Васильева, не очень удачный[30].
Более резко о работе Арле высказывался Алан Имбер: “Этот перевод далек от удовлетворительного, в нем масса ошибок, некоторые из наиболее труднопонимаемых предложений полностью оставлены без перевода, в отдельных случаях выпущены целые абзацы на том основании, что они встречаются в Цзо-чжуань”[31]. Как отмечает Имбер, он не использовал толкование Арле при собственном переводе девяти глав из Го юй о владении Цзинь.
Однако и сам Имбер не избежал ошибок, которые мы попытаемся показать на примере отрывка [80], с которого он начинает свою работу.
“Герцог У напал на И и убил маркиза Ай. Он взял в плен Луань Гун-цзы и сказал ему: “Вы не умрете. Я имел по поводу вас аудиенцию у Сына Неба, и он приказывает вам стать первым министром и взять в свои руки управление владением Цзинь”. [10] Однако Луань Гун-цзы отклонил предложение. “Я, Чэн, слышал, — сказал он,— что человек обязан своей жизнью трем вещам и должен служить им как одной. Его отец дает ему жизнь, его учитель учит его, и его господин дает ему средства к существованию. Без отца не было бы рождения, без средств к существованию не было бы роста, без учителя не было бы знаний. Это элементы жизни, поэтому он служит им как одному целому. Только потому, что эти принципы существуют, человек должен умирать за них. Он отплачивает за жизнь своей смертью и отплачивает за щедрые милости, старательно идя по правильному пути человечества. Ваш слуга не осмеливается отказаться от этого правильного пути человечества ради личной выгоды — ибо как тогда мой господин сможет учить меня преданности? Кроме того, хотя мой господин знает о верном послушании Чэна, он еще не знает, даст ли Чэн обещание служить Цюйво. Какую пользу может получить мой господин от того, кто был верен своему правителю, но в то же время был лживым в сердце?”
Затем они сразились друг с другом и Луань нашел свою смерть”.
Имбер перевел иероглиф чжи как “взял в плен”, что противоречит всему тексту. В самом деле, как мог Луань Гун-цзы сдаться в плен, если далее он говорит, что человек должен отдавать свою жизнь за отца, правителя и учителя и твердо придерживаться этого принципа? Как он мог вступить в сражение с У-гуном, если находился в плену? Иероглиф чжи следует понимать и переводить в значении “останавливать”, и смысл всей фразы в том, что У-гун остановил упорно сражавшегося Луань Гун-цзы, когда встретился с ним на поле боя.
Следующую фразу Имбер переводит: “Вы не умрете”. Иероглиф гоу — “если” оставлен без перевода, что меняет, разумеется, и смысл: “Если вы не умрете”. Тогда понятно и дальнейшее: “...я представлю вас Сыну Неба, который назначит вас старшим сановником, и вы будете управлять делами владения Цзинь”. По Имберу же получается, что У-гун уже имел аудиенцию у Сына Неба и тот приказал Луань Гун-цзы стать первым министром.
Подобные ошибки в довольно большом числе встречаются и во всех других отрывках. Следует, однако, напомнить, что текст Го юй весьма труден для перевода, поэтому ошибки, по-видимому, неизбежны у всех, кто работает над переводом этого памятника.
Значение Го юй для изучения древней истории Китая весьма велико; неудивительно, что ссылки на текст памятника постоянно встречаются в научной литературе. Правда, характер самого произведения таков, что в нем нет детальных сведений по тому или иному вопросу. В нем скорее лишь фиксируется существовавшее положение, что позволяет судить только об общем уровне развития древнего Китая.
В частности, на основе Го юй можно говорить, что к середине эпохи Чунь-цю получили широкое распространение, особенно в земледелии, орудия производства из железа. Это видно из речи Гуань-цзы, который предложил цискому правителю Хуань-гуну налагать за мелкие преступления штраф в виде металла, а затем добавил: “Хороший металл (т. е. бронзу. — В. Т.) используйте для отливки мечей и алебард, которые проверяйте на собаках и лошадях, дурной металл (т. е. железо. — В. Т.) используйте для отливки больших и малых заступов и тяпок, которые проверяйте в работе на земле” [гл. 6, с. 84].
По тексту Го юй можно судить и о развитии товарно-денежных отношений. Сейчас мы знаем, что если уменьшить количество металла, содержащееся в денежной единице, т. е. понизить ее металлическое содержание, рынок будет реагировать на это повышением цен; увеличение содержания металла, наоборот, вызовет понижение цен. Судя по Го юй, знали об этом и в Китае. Именно это и имел в виду сановник Му-гун, советовавший чжоускому Пин-вану отказаться от отливки больших или тяжелых монет. Он говорил: “В древности, когда Небо ниспосылало стихийные бедствия, при измерении [стоимости] ценностей и тканей их оценивали в тяжелых или легких монетах, чтобы помочь народу. Если народ страдал от [низкой стоимости] легких монет, отливались тяжелые монеты, которые пускались в обращение. Тяжелые монеты временно пускались в обращение вместо легких, и весь народ пользовался выгодами от этого. Если народ не мог выносить [высокой стоимости] тяжелых монет, отливали больше легких, которые пускались в обращение, но тяжелые монеты не упразднялись. Таким образом, имелись легкие монеты, которые временно пускались в обращение вместо тяжелых, а народ пользовался выгодами и от больших и от мелких монет.
Ныне вы, ван, хотите упразднить легкие и выпустить тяжелые монеты, из-за чего народ лишится имеющихся у него ценностей; разве это не приведет к его обнищанию? Обнищание создаст нехватку небходимых для вас предметов, нехватка приведет к тяжелым поборам с народа, который не сможет поставлять требуемое, появятся далеко идущие стремления и, таким образом, вы отдалите народ от себя”[32] [гл. 3].
Можно указать и на содержащиеся в Го юй данные о развитии науки и культуры. Была создана теория музыки [гл. 3], накоплены и систематизированы знания по астрономии, во всех владениях имелись историографы, которые тщательно фиксировали происходившие события, а их труды образно сравнивались с зеркалом, отражающим истину. Можно говорить о важной роли литературы в жизни страны—текст насыщен ссылками на такие шедевры, как Ши цзин (“Книга песен”) и Шан шу (“Книга правителя области Шан”). Была осознана необходимость образования, о котором говорили, что оно защищает человека в жизни, как защищают его от непогоды ветви и листья на дереве [гл. 15].
Однако не эти отрывочные, хотя и крайне важные для науки сведения характеризуют основное содержание Го юй. Главным, объединяющим все произведение в единое целое, является конфуцианская теория государства, представленная в своей наиболее ранней форме, когда ее еще не затронули влияния других политических течений. Именно эта теория, демонстрируемая на примерах из реальной жизни, и занимает центральное место в рассматриваемом памятнике.
