Ныне, когда Небо ниспослало на дом Чжоу несчастья и беды, я — единственный, кое-как оберегаю хранилище [с наставлениями прежних ванов]. Если же я, лишенный способностей, из благодарности к Вам, моему дяде[238], разделю с вами право на владение великими вещами[239], завещанными прежними ванами, и награжу вас за оказанную лично мне милость, то вы, мой дядя, хотя и примете пожалование, будете ненавидеть меня [за нарушение заветов прежних ванов] и станете порицать одного меня.
Разве мне, единственному, жалко исполнить вашу просьбу? Но существовала же прежде поговорка: “При смене яшмовых подвесок у пояса меняется и походка”[240]. Если вы, мой дядя, сможете повсеместно и ярко просиять великими добродетелями, сменить [правящую] фамилию, изменить систему летосчисления и цвет одежды[241], чтобы установить свою власть над Поднебесной, вы сами покажете всем свои заслуги и получите необходимые предметы, которые позволят вам управлять народом. Тогда, если меня, единственного, сошлют в дальние края, к я буду скитаться в отдаленных землях, что мне останется говорить?
Пока же вы сохраняете фамилию Цзи и по-прежнему занимаете место среди гунов и хоу, помогая возрождению дела прежних ванов, поэтому право на владение великими вещами не может быть изменено.
Вы, дядя, старайтесь засиять блестящими добродетелями, и великие вещи сами придут к вам. Разве я смею из-за личной благодарности менять существовавшие в прошлом великие правила и наносить этим позор Поднебесной? И как, в этом случае, отнесутся ко мне покойные ваны и народ, как смогу я отдавать распоряжения?! А коли вы не согласны со мной, [то ведь] у вас, дядя, есть земли, где вы можете вносить гроб в могилу по подземному ходу и без моего ведома!”
Вэнь-гун не посмел больше просить о праве на внесение гроба в могилу по подземному ходу, принял земли и вернулся в свое владение.
Вернувшись из [владения] Чжэн, [Сян-]ван пожаловал цзиньскому правителю Вэнь-гуну город Янфань[243]. Янфаньцы отказались подчиняться [Вэнь-гуну], и тогда правитель владения Цзинь окружил город.
Цан Гэ[244] крикнул цзиньцам [со стен города]: “Ван, считая, что правитель владения Цзинь обладает добродетелями, пожаловал ему в благодарность город Янфань. Однако мы, жители Янфаня, с любовью вспоминая о добродетелях вана, до сих пор не подчинились владению Цзинь, рассуждая, какие добродетели проявит ваш правитель, чтобы привлечь нас на свою сторону и успокоить, дабы не было у нас далеко идущих стремлений. Он хочет разрушить городской храм предков и истребить всех жителей, поэтому, естественно, мы не решаемся подчиниться ему!
Объектом нападения для трех армий[245] являются те, кто, подобно маням, йенам, жунам и дисцам[246], проявляет своеволие, распущенность и непочтительность, потому против них и действуют.[силой] оружия. Наш слабый город Янфань пока незнаком с политикой правителя владения Цзинь, поэтому и отказывается подчиняться его приказам. Если правитель Цзинь хочет распространить [на нас] свои милости, пусть пошлет чиновника для привлечения нас на свою сторону — тогда осмелимся ли мы не повиноваться его приказам?! К чему было утруждать войска походом! Разве показ правителем Цзинь своей военной мощи не вызывает подозрения и не грозит неудачей?[247]
Я слышал, говорят, что военную силу нельзя показывать, а гражданские добродетели нельзя скрывать. Показ военной силы лишает авторитета, а сокрытие гражданских добродетелей не позволяет [им] воссиять. Город Янфань лишился права находиться в числе земель, несущих повинности по обработке полей, причем одновременно ему угрожают военной силой, что вызывает в нас страх[248]. В противном случае разве мы посмели бы цепляться за жизнь [и отказываться от выполнения ваших приказов]? К тому же разве в городе Янфань есть [преступники], подлежащие ссылке на далекие окраины? Все мы — прямые родственники или свойственники Сына Неба, так почему же к нам проявляется такая жестокость?!”
Услышав слова Цан Гэ, правитель владения Цзинь воскликнул: “Это речь благородного мужа!”, после чего предоставил свободу жителям города Янфань.
[18]
На съезде в Вэнь[249] цзиньцы задержали вэйского правителя Чэн-гуна[250] и отправили его ко двору дома Чжоу.
Правитель владения Цзинь просил убить Чэн-гуна, но [Сян-]ван сказал: “Нельзя [этого делать]! Управление государством исходит от высших. Высшие разрабатывают методы управления, а низшие осуществляют их без нарушений, поэтому между высшими и низшими не возникает обид. Ныне вы, дядя, определяете методы управления, но не соблюдаете существующие правила[251], разве это допустимо? Ведь между правителем и его слугами не должно быть тяжб; вот теперь, хотя Юань-сюань прав, нельзя прислушиваться к его словам. Если между правителями и их слугами будут возникать тяжбы, станут возбуждать тяжбы друг против друга отцы и дети, исчезнет разница между высшими и низшими.
Вы, дядя, слушаете речи Юань-сюаня и в этом — первое нарушение [законов управления]. К тому же если из-за слуги убить его господина, как тогда пользоваться законами о наказаниях! Объявлять законы о наказаниях, но не применять их, в этом — ваше второе нарушение [законов управления]. Объединив раз чжухоу, вы дважды нарушаете законы управления, и я боюсь, что в дальнейшем вам уже не объединить их. Если бы дело обстояло не так, разве я посмел бы проявить личные чувства к правителю владения Вэй [и отказать в вашей просьбе]?!”
После этого цзиньцы вернули правителя Вэй в его владение.
На двадцать четвертом году [правления Сян-вана] (624 г. до н. э.) циньские войска, вознамерившиеся совершить внезапное нападение на владение Чжэн, проходили мимо северных ворот Чжоуской столицы[253]. Воины, сидевшие на колесницах справа и слева, сняли с себя шлемы, спрыгнули на землю, совершили поклон [в знак уважения к вану][254], а затем, вскочили обратно[255] — и так на всех трехстах колесницах.
Глядя на них, Вансунь Мань сказал вану: “Циньские войска обязательно понесут наказание”. Ван спросил: “Почему?” Вансунь Мань[256] ответил: “Воины легкомысленны и своевольны. Легкомыслие говорит о плохо разработанных планах, своеволие указывает на несоблюдение правил поведения. Несоблюдение правил поведения ведет к небрежности, а плохо разработанные планы — к собственной гибели. В труднопроходимой местности они, столь небрежные, разве смогут избежать поражения? Если циньские войска не будут наказаны, значит, эта [древняя] истина потеряла значение”.
Во время этого похода, когда циньские войска возвращались назад[257], цзиньцы нанесли им поражение в горах Сяо[258] и захватили трех военачальников — Бина, Шу и Ши[259].