Гоу-цзянь ответил: “Нельзя сказать, что я опоздал, если мне удастся услышать ваши речи и речи других дафу!” Взяв [Вэнь Чжуна] за руку, он стал разрабатывать с ним планы, после чего послал его к ускому вану для заключения мирного договора.

[Явившись к ускому вану, Вэнь Чжун] сказал: “Гоу-цзяню, недостойному правителю нашего владения, некого было отправить послом[2167], поэтому он послал меня, своего мелкого слугу, Чжуна. Я не смею довести до сведения небесного вана то, что мне поручено передать, а поэтому частным образом сообщу подчиненным ему чиновникам, держащим в своих руках управление, следующее: “Воины нашего недостойного правителя [слишком слабы и] не заслуживают личного прихода правителя владения У. Мы хотим в благодарность за посещение поднести золото и яшму, юношей и девушек и просим разрешения выдать дочь Гоу-цзяна замуж за вашего правителя, дочерей дафу выдать замуж за ваших дафу, дочерей ши выдать замуж за ваших ши и отдать вместе с ними все драгоценные символы власти владения Юэ. Наш недостойный правитель будет во главе всего народа владения Юэ следовать за вашим правителем как его воин, чтобы он мог посылать его направо и налево. Однако если [правитель владения У найдет, что] вина владения Юэ не может быть прощена, [правитель владения Юэ] сожжет храм предков, поднимет [на борьбу] жен и детей, потопит в реке золото и яшму и, имея пять тысяч одетых в латы воинов, будет биться до последнего вздоха, и тогда вы, конечно, потеряете такое же количество воинов. Таким образом, или десять тысяч одетых в латы воинов будут служить вашему правителю, или же пострадают те, кого он любит. [Вопрос в том], будут ли убиты эти воины, или же он спокойно приобретет наше владение? Так что же выгоднее для уского вана?””

Фу Ча хотел согласиться на заключение мира с владением Юэ, но [У] Цзы-сюй, увещевая его, сказал: “Нельзя [этого делать]. У и Юэ — враждебные друг другу, равные по силам, борющиеся между собой владения. Их окружают три реки[2168], поэтому народ не может никуда уйти. Если будет существовать У, не будет владения Юэ, а если будет существовать Юэ, не будет владения У, и это не может быть изменено. Как я, Юань, слышал, живущие на материке живут на суше, а живущие на воде живут на воде. Ведь мы нападали на владения, расположенные на севере, и побеждали их, но не могли жить на их землях и не могли ездить на их повозках. Однако, если мы нападем на владение Юэ и одержим победу, то сможем жить на его землях и ездить на его лодках, и это нельзя упускать. Непременно уничтожьте владение Юэ! Если вы упустите благоприятный момент, хотя потом и станете раскаиваться, несомненно, уже будет поздно”.

Юэсцы, нарядно одев восемь красавиц, поднесли их главному жрецу Пи[2169], сказав: “Если вы сможете добиться прощения вины Юэ, у нас есть еще более красивые женщины, которых мы поднесем вам”. Увещевая уского вана, главный жрец Пи сказал: “Как я, Пи, слышал, в древности правители нападали на чужие владения только до тех пор, пока они не изъявляли покорности. Сейчас [владение Юэ] уже изъявило покорность, что вам еще требуется!” Фу Ча заключил договор о мире и ушел из владения Юэ.

Гоу-цзянь сказал жителям своего владения: “Я, недостойный, не сознавая недостаточности своих сил, завел вражду с большим владением, поэтому кости народа валяются под открытым небом в полях. В этом моя вина, и я, недостойный, прошу разрешения исправить [допущенные ошибки]”. После этого он похоронил павших, навестил раненых, принял меры к поддержанию существования оставшихся в живых, выразил соболезнование пребывающим в печали[2170], поздравил переживающих радость[2171], проводил уезжающих, встретил пребывающих, отменил то, что вызывало у народа ненависть, и помог народу в его бедах. Затем он стал униженно служить Фу Ча, отправил в У триста евнухов и лично следовал впереди Фу Ча, перед его лошадьми.

[В это время] земли Гоу-цзяна на юге доходили до Гоуу[2172], на севере до Юйэра, на востоке до Инь[2173], на западе до Гуме[2174] и тянулись как с востока на запад, так и с юга на север [всего] на сто ли. Вызвав отцов и матерей, старших и младших братьев, Гоу-цзянь дал клятву, сказав: “Как я, недостойный, слышал, в древности к мудрым правителям со всех сторон стекался народ, подобно тому как вода стекает в низкие места, но ныне, я, недостойный, не в состоянии добиться этого. [Поскольку в войне с владением У было потеряно много людей], я хочу, встав во главе ваших мужей и жен, увеличить численность народа.

[Гоу-цзянь] приказал молодым и здоровым мужчинам не жениться на старых женщинах, а старым мужчинам не брать в жены молодых и здоровых женщин. Если девушка по достижении семнадцати лет не выходила замуж, вина за это ложилась на ее отца и мать. Если юноша по достижении двадцати лет не женился, вина за это ложилась на его отца и мать. О роженицах надлежало сообщать, и за ними присматривал казенный лекарь. При рождении мальчика выдавалось два кувшина вина и одна собака, при рождении девочки выдавалось два кувшина вина и одна свинья. При рождении тройни власти предоставляли кормилицу, при рождении двойни власти предоставляли пищу. В случае смерти сына от законной жены отец на три года освобождался от своих занятий, а в случае смерти сына от наложницы отец на три месяца освобождался от своих занятий и должен был с плачем похоронить его как сына от законной жены. Было приказано брать на казенное довольствие сирот, детей вдов, больных и бедняков. Наиболее выдающимся из них предоставляли чистое помещение, красивую одежду, пищу в количестве, достаточном для насыщения, в них вырабатывали и поощряли справедливость. Мужей, приезжавших со всех сторон света, всегда принимали, соблюдая правила поведения, в храме предков. Сам Гоу-цзянь, нагрузив на лодки рис и мясо, разъезжал повсюду, а встречая во владении играющих детей, всегда кормил и поил их и обязательно спрашивал имена[2175]. Он ел только то, что сам выращивал, и надевал только то, что ткала его жена. В течение десяти лет ничего не взимал во владении, и у народа появились трехгодичные запасы пищи.

Отцы и старшие братья во владении обратились [к Гоу-цзяню] с просьбой: “В прошлом Фу Ча опозорил вас, нашего правителя, перед владениями чжухоу, но сейчас в управлении владением Юэ царит порядок. Просим отметить ему”.

Гоу-цзянь отклонил просьбу, сказав: “Вина за войну, имевшую место в прошлом, лежит не на вас, а на мне, недостойном. Разве такой недостойный правитель, как я, заслуживает того, чтобы вы переживали за него стыд! Прошу пока не начинать войны”.

Отцы и старшие братья снова обратились к [Гоу-цзяню] с просьбой: “В пределах владения Юэ все проявляют к вам родственные чувства, как к своему отцу или матери. Как ваши дети, они думают, как бы отметить за вас, их отца, а как слуги — думают, как бы отметить за вас, их правителя. Разве в служении вам кто-нибудь из них посмеет не отдать все свои силы! Просим снова начать войну”.

Гоу-цзянь, согласившись на их просьбы, собрал войска и дал клятву, сказав: “Как я, недостойный, слышал, мудрые правители древности беспокоились не о малочисленности своих войск, а об отсутствии стыда в намерениях и действиях. Ныне Фу Ча имеет по подсчетам три тысячи воинов, одетых в латы из кожи водяного буйвола, но его беспокоит не отсутствие стыда в намерениях и действиях, а малочисленность войск. Я, недостойный, хочу помочь Небу устрашить его. Я бы не хотел, чтобы воины проявляли смелость, свойственную обычным людям, я хочу, чтобы они, [выполняя приказы], дружно наступали и дружно отступали. Если при наступлении они будут думать о награде, а при отступлении думать о наказании, в этом случае их всегда ждут награды. Если при наступлении они не будут повиноваться приказам и не будут стыдиться отступления, в этом случае их всегда ждут наказания”.