Представления о Ясе изменяются только в 1971 г., с появлением важного исследования Дэвида Айалона [Ayalon 1971, p. 97–140]. Он констатирует, что исследователи никогда не пытались обнаружить ни источники ал-Макризи, ни причин, которые побудили его писать о Ясе. На самом деле, когда он начал составлять свои Khitat, монгольская опасность уже давно исчезла. Дэвид Айалон опровергает притязания ал-Макризи на знание содержания Ясы через посредство некоего Ибн-Бурхана, который «видел» копию Ясы в Багдаде. Дэвид Айалон выдвигает мысль, что все арабские источники о Ясе восходят, напрямую или нет, к ал-Джувейни, поскольку источником ал-Макризи явно был ал-Умари, которого он копировал без упоминания имени. Главный вклад Дэвида Айалона — демонстрация фальшивости аргументации ал-Макризи, целью которого было опорочить правительство мамелюков, для чего искались доказательства того, что султаны Каира включали монгольские практики в административные и юридические инстанции (см. аргументацию ал-Макризи [ibid, p. 107–156]).

Недавно Роберт Ирвин приступил к анализу Fakihatal-khulafa’ Ибн-Арабшаха и вновь обратился к теме кодификации письменного права. Он полагает, что, поскольку у монголов была письменность еще при жизни Чингис-хана, то законы основателя империи были сначала написаны. Мы увидим, что главной целью Ибн-Арабшаха было подчеркнуть, в чем юридическая практика монголов отличалась от исламской юрисдикции, исполняемой кади [Irwin 1999, p. 5–11].

Исследования специалистов по истории Юань, потомков Чингис-хана, правивших в Китае (1272–1368), содержат дополнительную информацию о Ясе [Rachewiltz 1993, p. 91–104]. Китайские источники, действительно, более точные, чем исламские. В своих работах Поль Рачневски приходит к выводу, что Яса не была ни кодексом законов, отредактированных в определенный период, ни систематизированным и гомогенным документом, но совокупностью указов, провозглашенных Чингис-ханом для решения задач, выдвинутых определенными обстоятельствами [Ratchnevsky 1974, p. 164–172]. Потом под влиянием ислама и буддизма значение Ясы заметно убывало по мере того, как империя входила в симбиоз с оседлыми культурами. В то время как большинство ученых считает, что Чингис-хан кодифицировал монгольское обычное право, Поль Рачневски оспаривает эту точку зрения, ссылаясь на то, что обычаи никогда не записывались письменно, но, напротив, возникала необходимость фиксировать новые законы Чингис-хана. Этот аргумент спорен, так как образование империи и покорение немонгольских народов могли сопровождаться записыванием некоторых обычаев, чтобы вменить в обязанность их исполнение покоренными народами.

Поль Хэн-чао Чэн обсуждал проблему Ясы (кит. ta-cha-sa «Великий jasaq») в контексте законодательной системы Юань [Ch’en 1979]. Согласно Yuan-shih, официальной хронике династии Юань, в момент своей интронизации в 1229 г. Угэдэй принял «Великий jasaq», по-кит. «Великое постановление (ta-fa-ling)». Согласно Поль Хэн-чао Чэну, Яса не была юридическим договором, организованным систематически, она не применялась народами, находившимися под властью монголов, но она в Китае представляла собой основной источник решения юридических проблем.

Можно констатировать, что основная проблема, обсуждаемая исследователями, фокусируется вокруг признания или отрицания существования кодекса письменных законов в империи Чингисидов. Эти исследования не рассматривали углубленно, в каком значении использовали средневековые авторы термин Яса. Они не анализировали детально вопрос, у каких народов применялась Яса, вопрос, тесно связанный со смыслом термина.

Необходимо начинать с Сокровенного сказания, чтобы выявить различие, существующее в монгольском языке между императорскими декретами jasaq и обычаями yosun [Doerfer 1965, n 408]. В Сокровенном сказании термин jasaq неизменно употребляется в смысле закона правителя в подтверждение его авторитета: «Закон Гурбэсу (мать найманского Даян-хана. — Д.Э.), нашей ханши, суров» [§ 189]; в смысле прецедента, правила, нарушение которого ведет к строгому наказанию. В монгольском языке слово jasaqla означает «действовать по закону, управлять»; jasaq, таким образом, термин, который связан с правилами, которые позволяют управлять государством. Что касается термина yosun, то он упоминается в Сокровенном сказании двадцать два раза [§ 9, 56, 110, 116, 117, 139, 147, 150, 164, 177, 180, 216, 241, 244, 263, 270, 272] для передачи способа действия или обычая: «Таковым был обычай, согласно которому Есугей привел Оэлун в свою юрту». Yosun также употреблялся при описании установления отношений побратимства (anda). Он ассоциируется дважды с правилами (töre), в § 216 смысл использования термина следующий: «Согласно монгольскому закону (töre) существует обычай (yosun) становиться нойоном, господином» и в § 263, когда Чингис-хан называет правителей Северного Китая и Трансоксианы: «Потому что они были хорошими знатоками правил (töre) и принципов (yosun) города». В Сокровенном сказании yosun указывает всегда на традиционные обычай, практику, способ действия. Источник законности jasaq и yosun не один и тот же. В первом случае речь идет о власти, власти вождя, который издает закон, тогда как во втором случае легитимность исходит из традиции. Нарушение jasaq, как и yosun, может привести к наказанию: светскому в случае с jasaq (можно постараться уклониться от него), и сверхъестественному — в случае с yosun, и тогда нужно избегать его нарушения.

Терминологии, используемой в исламских источниках, недостает точного соответствия в монгольском языке. Ал-Джувейни, как мы видели выше, описывает в специальной главе Ясу Чингис-хана, но он использует широкий ряд терминов, чтобы представить законодательную деятельность хагана: «В соответствии с собственным мнением (ray) Чингис-хан установил закон (qanuni) для каждого случая (kar), правило (dastur) для каждого обстоятельства […] законное наказание (haddi) для каждого преступления (gunahi) […] эти уasa и эти ahkam были записаны на свитках, которые назывались yasa-nama-yi buzurg». Согласно ал-Джувейни, Яса касается дел государства (qanun), но она также ассоциируется с законом религиозного содержания, так как нарушение такового предусматривает законное наказание, hadd — термин, встречающийся в мусульманской правовой лексике. Ал-Джувейни использует термин Яса для обозначения монгольских обычаев, с которыми он часто ассоциировал такие понятия, как, например, hukm (указ), adhin или yusun (обычай): «Согласно yasa и yusun монголов, место отца переходит к самому младшему сыну главной жены» [Al-Juvayni 1912, p. 1, 17]. Но он также упоминал обычные запреты без использования термина Яса. Ал-Джудзани, кажется, дал описание Ясы, больше соответствующее смыслу монгольского термина: «Эти предписания, которым они [монголы] дали наименование Яса, обозначают декрет и приказ (hukm wa farman) на монгольском языке» [Al-Juzani 1864, p. 381]. Мамелюкский автор ал-Умари, хотя и отметил разницу между правилами и обычаями, рассматривал их как совокупность, как одно целое, тогда как Ибн Арабшах и ал-Макризи, как мы отмечали, группировали под одним термином императорские правила и обычаи; они воспринимали Ясу как глобальный свод законов.

Анализ Ясы, взятый в широком смысле исламских источников, позволяет, как мы это видели, узнать, каким образом Чингис-хан и его потомки формировали необходимые структуры, способствующие функционированию монгольского государства; что позволяет также объяснить запреты Ясы, связанные с системой шаманских представлений.