Ухуани, враги сюнну, проживали в современной Внутренней Монголии, управлялись «большими людьми» (да жэнь) разных достоинств. Обычай (или закон) предусматривал беспрекословное подчинение власти правителя. «Тот, кто нарушит приказ да жэнь, подлежит наказанию. Вплоть до смертной казни». У ухуаней в уголовной практике были распространены композиции — «если кто-либо ограбил или убил друг друга, то позволено было самим назначать возмещение друг другу. Недовольствующиеся этим доходили до да жэнь и докладывали им с тем, чтобы произвести суд. Пригоняли лошадей, коров, овец, чтобы откупиться от смертной казни» [Хоу хань шу, цз. 120, c. 2а].
Таким образом, в определенных случаях при совершении уголовных преступлений допускалось частное примирение с возмещением убытков или откупом. Композиции — типичный институт раннегосударственного права, призванный заменить губительный для общества институт кровной мести. Эту же роль у ухуаней играло изгнание преступников в пустыню Гоби. Лицо, преследуемое властью (да жэнь) или подлежавшее аресту, не должно было приниматься населением [Там же, c. 16].
К сожалению, мы ничего не знаем о законах сяньби-тоба, лишивших сюнну господства в Центральной Азии, кроме того, что эти законы были «ясными» и «строгими» и карали за измену, мятеж, совершение убийства, ограбление и прелюбодеяние. У сяньбийцев туюйхунь, государство которых в IV–VII вв. имело основную территорию на месте современной провинции Цинхай, смертной казнью карали за убийство и кражу коня, за остальные преступления против личности и имущества назначались композиции и битье палками. Осужденных к смертной казни забивали камнями [Вэй шу, цз. 101, с. 86].
Мало известно и о праве жуаньжуань, которые пришли на смену сяньби в господстве в Центральной Азии. По ранним законам жуаньжуань тех, кто струсил в бою, забивали камнями или пороли плетью [Там же, цз. 103, За].
Продолжением законов кочевых государств Центральной Азии были законы Тюркских каганатов. Древнетюркское право выделяло антигосударственные преступления — мятеж и измену (наказание — смертная казнь), преступления против личности и против имущества. В числе преступлений против личности наказывали смертной казнью за убийство [Чжоу шу, цз. 50, c. 26; Суй шу, цз. 84, с. 16]. За причинение ранения или травм назначались композиции — «если кто-либо причинит в драке травму или ранение, то повредивший глаз возместит ущерб пострадавшему, отдав ему свою дочь, если не имеет дочери, то должен отдать жену и имущество. Сломавший другому конечность или повредивший какую-либо иную часть тела отдает пострадавшему лошадь». За развратные действия (вероятно, изнасилование) действовал принцип талиона — у виновного отрезали половой член, а затем разрубали его пополам по пояснице. Совративший девушку был обязан уплатить штраф и жениться на совращенной. Замужнюю женщину за прелюбодеяние наказывали смертной казнью. Среди преступлений против имущества особо выделялась кража лошади, за хищение имущества виновный наказывался выплатой композиции в десятикратном размере против стоимости похищенного имущества [Там же].
Остается открытым вопрос, касающийся всех вышеупомянутых кочевых государств от сюнну до тюрков, у которых уже точно была письменность — было ли их право писанным или бесписьменным. Последнее обстоятельство — отсутствие писанного, материального права указывает на известную ущербность развития институтов государственности, на переход права от обычного к материальному, писанному. Мы видим почти повсеместно наличие талиона — наказание того органа, которым совершено преступление по библейскому принципу «око за око, зуб за зуб» и переход от талиона к композиции, требование уплаты откупа за преступления против личности. В качестве примера укажем на то, как этот процесс отражен в статье 213 армянских законов Мхитара Гоша: «Хотя прежде и полагалось око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу, рана за рану, удар за удар, но сей закон по милосердию божьему отменен евангельским учением. И за кровь человека принимается денежное удовлетворение, смотря по важности дела и по различию членов тела» [Шаргородский 1957, с. 23]. В Европе такие формы права, которые мы обнаруживаем в кочевых государствах Центральной Азии, были характерны для «варварских правд» ранних европейских государств до рецепции ими римского права.
X–XIII вв. характеризуются сменой тюркского господства в сердце Центральной Азии — Халхе на монгольское. Эта смена завершилась созданием Великого Монгольского Улуса под главенством Темуджина — Чингис-хана (хана над ханами). В праве это отразилось в появлении писанного кодифицированного права, каковым являлась «Яса». «Яса» не дошла до наших дней, она сохранилась в изложении, в отрывках, даже не по-монгольски [Вернадский 1939]. «Яса» включала нормы уголовного, гражданского, судебного, международного права. Имело место всеобщее закрепощение, «всеобщее прикрепление населения к государственной службе». Закон отстаивал права рабовладельцев. Наиболее распространенным видом уголовного наказания была смертная казнь. Наряду со смертной казнью наказывали битьем палками, поркой, штрафами скотом. В праве было реализовано представление о даровании Небом Чингис-хану власти над всем миром. Нормой права стала «определенная форма объявления войны с гарантией безопасности населению враждебной страны в случае добровольного подчинения» [Там же, с. 33].
Трудно сказать, когда прекратилось употребление «Ясы». Можно думать, что на падение ее значения сыграло свою роль сформирование права монгольской династии Юань. Одновременно можно предположить, что нормы «Ясы» в той или иной форме действовали у монголов после гибели династии Юань, в период с XIV до конца XVI в. В XV в. при усилении ойратов и даже кратковременном их господстве над монголами имело место более глубокое осознание известного этно-лингвистического единства, восприятие монголоязычного мира как единого целого. Этим целям послужило и принятие во второй половине XVI — начале XVII в. монголоязычным миром тибетского буддизма школы Гелугпа. Как учение Цзонхавы при помощи ойратов объединило Тибет в теократическое государство под лидерством далай-лам, так оно же — ламаизм заменил для раздробленных на отдельные ханства монголов и ойратов то связующее звено, которое придает обществу государственное единство. Религиозное единство монгольского мира олицетворяло центростремительные силы монгольско-ойратского общества в противовес экономической раздробленности, объясняемой формой хозяйствования, кочевым образом жизни и, как следствие этого, раздробленности политической, олицетворявшей силы центробежные. Идеология единства бытовала у Чингисидов, прямых потомков Чингис-хана и его урука, Чингисидов как новых потенциальных объединителей монголов.
Несмотря на взаимную вражду и войны, единство монгольского (монголо-ойратского) мира находило свое выражение в съездах (сеймах) высшей монгольской знати и обсуждения на них общих проблем монгольского мира, включая разработку общего для него законодательства. Это наличие общих законов, общего материального кодифицированного права превращало монгольско-ойратский мир в своеобразное, но государственное образование, конфедеративное государство, конфедерацию, лишенную единого хана-правителя, но управлявшуюся сеймом монголо-ойратских ханов разных достоинств. Тенденция на государственное развитие обеспечивалась исторической памятью (государство Чингис-хана), кровным родством и свойством значительной части монголо-ойратской знати, общей верой, общими законами, наконец, близостью языков (диалектов) и традиционно общим способом ведения хозяйственной деятельности. Хотя законы были писанными, они до наших дней полностью не дошли, включая и «Великое уложение 1640 г.» [Голстунский 1880; Гурлянд 1904; Жамцарано, Турунов 1920; Их цааз 1981].
Наиболее ранним памятником такого рода законов, случайно дошедших до наших дней, являются «Восемнадцать степных законов». Их текст, написанный на бересте, был найден в 1970 г. Э.В. Шавкуновым в развалинах субургана у селения Харбух близ центра сомона Дашинчилэн Булганского аймака. Законы датируются периодом с 1603 по 1639 г.
