Восточнее этого укрепления, впритык к нему, располагался другой укрепленный участок площадью 6 га. В его северной части находился большой открытый двор, а южную занимала сплошная застройка, где вскрыто 29 помещений, объединявшихся в семь комплексов. Планировка жилых комнат, включенных в каждый из них, характеризовалась наличием суф из сырцовых кирпичей, вдоль одной, двух или трех стен, небольших тандыров, открытых кострищ.

Южная часть Курганчи (около 2 га) представляла собой пониженное незастроенное пространство (Ягодин, 1970, с. 55–58). Чрезвычайно важно, что к югу от Курганчи простиралась обширная зона со сплошными выходами культурного слоя, изобиловавшего монетами, крицами и шлаками, но без следов стационарных сырцовых жилищ. Видимо, это была зона оседания полукочевого населения (Ягодин, 1963, с. 9–10).

Сходным образом формировалась и Хайванкала, отождествляемая с главным городом области — Кердером (Толстов, 1948а, с. 190; Ягодин, 1963а, с. 67–69). Так же, как и в Курганчакале, в ней выделяются укрепленная часть с регулярным планом и большое неукрепленное поселение, выросшее за пределами укрепления к югу и превышавшее его по площади. Укрепленная часть (400×500 м) делилась центральной улицей на две половины, причем каждая состояла из девяти кварталов шириной 36–40 м (Ягодин, 1981, с. 79–80, рис. 1). Эта регулярность плана сближает укрепление хайванкалы с планировкой древнейшей части таких оседло-земледельческих центров, как Бухара, Хива и другие, возрождая древнюю схему некоторых городов Востока и Средней Азии. Такая планировка, несомненно, может свидетельствовать о предпринятой в данной местности централизованной градостроительной деятельности, возможно связанной с влиянием Хорезма.

Токкала, расположенная на холме Токтау невдалеке от Нукуса и широко известная благодаря сделанным там замечательным находкам, состояла из нескольких разновременных частей. Вершина холма занята античным укреплением (последние века I тысячелетия до н. э. — первые века н. э.), на востоке к нему примыкало укрепленное поселение VII–VIII вв. площадью 110×85 м. На южном склоне видны остатки неукрепленного поселения IX–X вв., перекрывшего раннесредневековое. В северной части восточного склона находился некрополь площадью 4 га (табл. 11, 2).

На поселении VII–VIII вв. вскрыто несколько совершенно одинаковых изолированных двухкомнатных секций, очень похожих на жилые секции беркуткалинских усадеб. В каждую из них входили жилое и хозяйственное помещения. Первое — с П-образной суфой, очагом-выкладкой в центре и тандыром на суфе; хозяйственное — с ямами и закромами. В одной из комнат обнаружен клад из 410 бронзовых монет Хосрова (начало VIII в.), перечеканенных по монетам Азкацвара I (Чегана), и нескольких железных предметов.

Помимо типа расселения, другой яркой особенностью кердерской культуры является керамика. Сделанная без круга, но профессионалами-ремесленниками, использовавшими для формовки сосудов подставку, она включает ряд четко выработанных форм. Это крупные двуручные сосуды типа хумов и хумчей, двуручные столовые горшки, кувшины с широким туловом, кружки, немногочисленные чаши (табл. 11, 17–27, 30, 32–37, 39–46). Упомянем также курильницу (табл. 11, 31), вазу-трипод (табл. 11, 38), подставки под вертел. Сосуды часто украшали прочерченным и налепным орнаментом по тулову и венчику (Гудкова, 1964, с. 57–85). Большинство из них обнаруживает близкое сходство с керамикой из Джетыасарского урочища (на третьем этапе развития местной культуры, датированном VII–VIII вв.). Это сходство и привело к выводу о переселении какой-то части джетыасарцев в дельту Амударьи (Гудкова, Ягодин, 1963, с. 267; Левина, 1971, с. 242). Однако полного совпадения обоих керамических комплексов нет, что позволяет предположить участие в формировании кердерской культуры и иных этнических компонентов.

Заканчивая обзор археологических материалов IV–VIII вв. н. э. из Хорезма, следует указать, что этот период в истории страны является важным этапом в этногенезе ее населения, когда закладывались основы средневековой общности — народности, сыгравшей столь существенную роль в этнической истории Приаралья.

В VII–VIII вв. здесь уже формируются многие черты культуры, получившие развитие в последующие столетия и в видоизмененном виде дожившие до наших дней, в первую очередь типы расселения и жилища, т. е. те формы, которые в большей степени, чем другие, связаны со стабильным хозяйственно-культурным типом.

Так называемая афригидская культура раннесредневекового Хорезма складывалась в тесном взаимодействии с окружавшими государство северными и северо-восточными районами. В ней прослеживаются и общесреднеазиатские черты — появление за́мков, распространение сходных предметов быта и вооружения, что можно связывать, как уже говорилось, со сходными путями экономического развития и торговыми контактами. Однако близость культур Хорезма и Северо-Восточного Приаралья вряд ли можно объяснить только этими моментами. Большую роль тут должны были сыграть этнические связи, ибо только тогда понятно смешение различной по происхождению посуды на всей этой обширной территории и появление в Хорезме посуды гораздо худшего качества, чем собственно хорезмийская из дельты Амударьи. Можно не сомневаться, что та этническая среда, которая наложила столь отчетливый отпечаток на афригидскую культуру (во всяком случае, в VIII в.), должна была быть связанной с печенегами и огузами, сыгравшими впоследствии важную роль и в истории хорезмийского государства, и в формировании населения Приаралья и соседних районов. Не случайно огромные поселения огузов открыты в среднем и нижнем течении Сырдарьи, где они и должны были находиться согласно описаниям многих арабоязычных авторов.

Согд — центральная область Средней Азии. Основными землями Согда были территории в долине р. Зеравшан с центром в Самарканде. В более широком понимании в Согд включались и владения Кеш и Нахшеб в долине р. Кашкадарьи. Наряду с Самаркандским Согдом источники упоминают Бухарский, который, видимо, зависел от Самаркандского в начале VII в. (Мандельштам, 1954, с. 83). Распространение согдийского языка, письменности и культуры не ограничивалось этой территорией. В первой половине VII в. китайский путешественник Сюань Цзян отметил, что все земли от города Суяба на р. Чу до Кеша именовались Согдом и там говорили на согдийском языке (Beal, 1906, p. 26). Здесь, безусловно, речь идет не о политических границах Согда, а о пределах массового расселения согдийцев в Средней Азии. Начавшийся еще в древности процесс согдийской колонизации земель к северо-востоку от собственно Согда наиболее интенсивно проходил в раннем средневековье.

Территориально близкие к Согду Уструшана и Чач особенно тесно были с ним связаны. Обширные согдийские колонии находились в долинах рек Чу и Таласа, где еще в XI в. сохранялся согдийский язык. Во всех этих районах происходило взаимодействие согдийской культуры с местными. Согдийская письменность в эпоху раннего средневековья имела широкое распространение как в землях, где говорили по-согдийски, так и там, где господствовали другие языки. Известны согдоязычные легенды на монетах Хорезма, Тохаристана, Ферганы, не говоря уже о Чаче, Уструшане и Семиречье. Согдийский язык был языком международного общения, что объясняется как широкой торговой и колонизационной деятельностью согдийцев, так и их важной ролью в административном аппарате тюркских каганатов (Бернштам, 1940; Кызласов 1959; Кожемяко, 1959; Распопова, 1960, 1973; Кляшторный, 1964; Лившиц, 1981; Маршак, Распопова, 1983).