Кружки нескольких типов. Наиболее распространены сосуды изящных пропорций с прямой шейкой, отогнутым венчиком и округлым туловом (табл. 112, 12, 13). Ручка соединяет тулово с краем венчика. Другой тип кружек представлен сосудами с ручкой, налепленной посредине тулова (табл. 112, 11; 115). Встречаются кружки с зооморфными ручками.

Группу бытовых изделий из керамики составляют светильники, изготовленные из рыхлого теста с шамотом. Резервуар с расширяющимися стенками опирается на коническую ножку (табл. 110, 3-10).

Керамику I тысячелетия н. э. исследуемого района как особый комплекс Л.М. Левина отнесла к отрарско-каратауской культуре и выделила в ней три хронологические группы в пределах с I в. до н. э. до VIII в. н. э. Наиболее поздняя группа отнесена ею к VI–VIII вв. Для керамики этого периода характерны орнамент в виде насечек, ямок, налепных шишечек, налепного валика на горле или тулове; распространение хумов с подквадратными в сечении венчиками (Левина, 1971, с. 233–234).

Однако сейчас представляется возможным более четко различать комплексы керамики не по рубежу VI–VII вв., а по середине VII в. Основанием служит тот факт, что в VII в. на юге Казахстана, и в частности в Отрарском оазисе, появляются элементы нового стиля в керамике.

В целом для керамики VI — первой половины VII в. характерно преобладание типов и форм, относящихся к керамике третьего этапа отрарско-каратауской культуры. Но есть и новые типы посуды. Это эйнохоевидные краснолощеные кувшины, аналогичные кувшинам из Борижарского некрополя и могильника Шага. В группе столовой керамики встречены краснолощеные кружки с кольцевыми ручками ребристых очертаний с признаками подражания тюркской торевтике, которые проявились в керамике Средней Азии в VII–VIII вв. (Маршак, 1965, с. 25).

В комплексе имеются экземпляры сосудов с резным растительным орнаментом, находящие аналогии в комплексах посуды Кескен-Куюккала VII–VIII вв. из низовьев Сырдарьи (Левина, 1971, с. 80–81, рис. 20, 85, 86, 111).

Появление новых признаков дает основание датировать керамический комплекс Кок-Мардана VI — первой половиной VII в., поскольку во второй половине VII в. новые признаки в керамике получают широкое распространение, что отмечается для комплекса керамики второй половины VII — первой половины IX в.

Керамика этого времени получена при раскопках Отрара, Куйруктобе и Мардан-Куюка. К этому же времени относятся и комплексы посуды из Борижарского могильника и некрополя Шага.

Кухонная керамика в основном продолжает традиции предшествующего периода. Это котлы и плоскодонные горшки, лепленные от руки. То же можно сказать и о посуде, предназначенной для хранения продуктов и их переноски.

Появляются новые типы столовой посуды, сделанной на круге. Это керамика «согдийского облика»: кружки с кольцевыми ручками, эйнохоевидные кувшины, а также керамика «кангарского типа» (Байпаков, 1986, рис. 6). Она представлена кувшинами и кружками, покрытыми красным, вишневым и черным ангобом и украшенными вдавленным орнаментом в виде сеток, овалов, елочки, гирлянд (табл. 110, 3-10). Для некоторых кружек характерны зубчатые ручки, ручки с выступами (Байпаков, 1985, рис. 12).

Состав металлических изделий, встреченных при раскопках поселений и могильников, свидетельствует о развитии кузнечного, медницкого и ювелирного ремесел.

На городище Кок-Мардан найдены железные крицы.

Остатки медеплавильного производства обнаружены при раскопках Тоткультобе. Ноты, серпы, ножи, мечи и кинжалы, наконечники стрел изготавливались местными кузнецами. Из серебра и бронзы делали пряжки, украшения, амулеты. Из кости изготавливались накладки сложносоставных луков, различного рода заколки. Использовались в качестве поделочного материала кости и рога домашних и диких животных.

Высокого уровня развития достигло ювелирное ремесло. Украшения из золота со вставками цветного камня и стекла, бусы из хрусталя, сердолика, бирюзы украшали и дополняли женский костюм (табл. 114).

Камень шел для производства зернотерок, жерновов, терочников, оселков. Из гальки изготавливалась сурьматаши — часть туалетного прибора, использовавшегося для сурмления бровей (табл. 115).

Торговля была одним из важнейших факторов развития региона. Обменная торговля с кочевниками осуществлялась на ярмарках в Испиджабе и Отраре. Большую роль играл Великий шелковый путь, одно из ответвлений которого проходило через южно-казахстанские степи (Зуев, 1960, с. 87–96).

Наличие денежной торговли подтверждают находки местных монет VII–VIII вв., обнаруженные в большом числе на Отраре, Куйруктобе, Мардан-Куюке, Алтынтобе, Бузуке правобережном. Монеты трех типов, и те, и другие литые, бронзовые. У монет первого типа на одной из сторон изображен идущий вправо лев на подставке в обрамлении круга из перлов, на оборотной — руническая монограмма «н+уш», возможно принадлежавшая кангарам. Монеты второго типа имеют на одной стороне такого же льва, на другой — монограмму «ат», представляющую собой родовую тамгу тюргешей (Бурнашева, 1973, с. 81–87; Байпаков, 1985, с. 64–71).

И наконец, к третьему типу монет относятся такие, у которых имеется тамгообразный знак в виде «ключа» (Бурнашева, 1987, с. 152).

Если местные монеты свидетельствуют о внутриобластной торговле, то монеты ихшидов Согда VII в., древнетюркские монеты Чача конца VII — начала VIII в., тюркских правителей Ферганы, китайской династии Тан и бухарского типа «гитрифи» (Бурнашева, 1975, с. 60–68) подтверждают важную роль городов в системе международной торговли.

Еще в 1930-е годы о согдийском искусстве можно было судить только по терракотовым статуэткам (Толстой, Кондаков, 1890, с. 27–30; Веселовский, 1917; Trever, 1934) и по оссуариям, историко-религиозное значение которых было оценено уже в дореволюционное время (Иностранцев, 1907, 1908, 1909; Бартольд, 1966а, б). Их изучение было продолжено перед войной в работах А.А. Потапова (Потапов, 1938) и А.Я. Борисова (Борисов, 1940). С находки в 1933 г. расписного щита в одном комплексе с согдийскими документами начала VIII в. на горе Муг в верховьях Зеравшана началось изучение согдийской живописи (Якубовский, 1939, с. 27). Затем в 1938 г. В.А. Шишкин обнаружил штуковую скульптуру и настенные росписи на окраине Бухарского оазиса, в Варахше. Новый этап исследования наступил после открытия экспедицией под руководством А.Ю. Якубовского росписей в Пенджикенте, где с 1948 г. ежегодно находят произведения монументального искусства V–VIII вв.: скульптуру из алебастра, глины и дерева и, главным образом, живопись на стенах храмов, дворца правителя и многочисленных частных домов. В 1950–1954 гг. были сделаны новые открытия росписей в Варахше (Шишкин, 1940, 1947, 1956, 1963). С 1965 г. раннесредневековую настенную живопись неоднократно находили на городище Афрасиаб в столице Согда Самарканде.

Для понимания согдийских росписей весьма важны также открытия произведений искусства в Тохаристане, Хорезме, Уструшане, Семиречье, о которых речь идет в других главах этого тома.

В результате полувековой работы ряда ученых появились монографические исследования и сборники по Варахше, Пенджикенту, Афрасиабу (Шишкин, 1963; ЖДП, СЖДП; Беленицкий, 1973; Belenizkij, 1980; Альбаум, 1975). В этих работах в науку введен огромный материал, даны описания памятников, обоснованы с той или иной точностью датировки, определены многие сюжеты, рассмотрены техника и стиль, поставлены вопросы об идеологии и культах. Прочитанная В.А. Лившицем надпись на росписи Афрасиаба помогла опознать в этой росписи отражение современной художнику действительности второй половины VII в. (Альбаум, 1975, с. 52–56; см. также: Belenitski, Marshak, 1981, p. 61–63). В Пенджикенте выявлены иллюстрации к сказанию о Рустаме (Belenitsky, 1963; Беленицкий, 1973, с. 47), к басням Эзопа, к индийским притчам из Панчатантры (Беленицкий, 1973, с. 49; Маршак, 1977) и к «Махабхарате» (Belenitski, Marshak, 1981, p. 28; Семенов, 1985), выделены культовые сцены с изображениями богов (Беленицкий, Маршак, 1976; Шкода, 1980). Много работ посвящено проблеме отражения в искусстве религии Согда (Беленицкий, 1954, 1959; Беленицкий, Маршак, 1976; Азарпай, 1975; Azarpay, 1975, 1976, 1976а, 1981; Duchesne-Guillemin, 1979). Все пишущие об этом признают значительную роль культов многочисленных богов. Установлены имена Наны (богини на львином троне), Вешпаркара (трехликого бога с трезубцем) и некоторых других (Дьяконова, Смирнова, 1976; Azarpay, 1975, 1976, 1981, p. 126–143; Belenitski, Marshak, 1981, p. 29, 35). Хорошо известно, что Согд был охвачен воздействием зороастризма, но дискутируется вопрос о том, насколько сильным было это воздействие (Henning, 1965; Widengren, 1965, s. 320–332; Boyce, 1982, p. 240). Влияние других догматических религий было ограниченным, хотя известно, что многие согдийцы исповедовали манихейство, буддизм и христианство. Эти религии были особенно распространены в их колониях. Никаких манихейских памятников на территории Согда пока не обнаружено. Буддизм в Согде, видимо, в какой-то момент играл известную роль, но к 630 г. он уже навсегда потерял значение в метрополии (Litvinsky, 1968, p. 41–46; Литвинский, Зеймаль, 1971, с. 114, 115, 119, 121, 123, 124). Христианство археологически засвидетельствовано в Пенджикенте (Пайкова, Маршак, 1976) и в Самарканде (Тереножкин, 1950, с. 167, рис. 2), но христианских росписей или икон там нет.