В 1953–1964 гг. продолжалось обследование Беркуткалинского и Якке-Парасанского оазисов, были предприняты раскопки более десяти усадеб и за́мков, в том числе самых крупных — Беркуткала и Якке-Парсан (Неразик, 1959, с. 96–127; 1963, с. 3–40).

С 1958 г. сотрудники Каракалпакского филиала АН УзССР занимаются историей низовьев Амударьи, где, согласно арабоязычным авторам, локализуется область Кердер, тесно связанная с Хорезмом. Ее называют Северным Хорезмом, что не вполне точно. Здесь проведены раскопки Токкалы (Гудкова, Ягодин, 1963, с. 249–263; Гудкова, 1964), Курганчи (Ягодин, 1973), Куюккалы (Неразик, Рапопорт, 1959; Ягодин, 1963, с. 9) и Хайванкалы (Ягодин, 1981, с. 78–101). Во время раскопок Токкалы сделаны замечательные открытия памятников раннесредневековой письменности (более 100 хорезмийских надписей на оссуариях, покрытых интереснейшей росписью) (Гудкова, 1964, с. 74–106). Вслед за этим новым успехом были найдены оссуарии с росписью при раскопках обширного некрополя близ Гяуркалы — Миздахкана (Ягодин, Ходжайов, 1970, с. 129–155). В итоге работ в низовьях Амударьи значительно пополнились сведения о направлении культурно-исторических связей населения Хорезма, его календаре, социальной структуре общества, были поставлены интересные проблемы по его этнической истории (Толстов, 1962, с. 244–252; Гудкова, Ягодин, 1963, с. 267; Гудкова, 1964, с. 80–84 и др.).

В 1977 г. началось сплошное археологическое исследование Якке-Парасанского оазиса, на территории которого раскапывались шесть усадеб. Рядом, возле Аязкалы 2, с 1985 по 1990 г. исследовался большой раннесредневековый комплекс построек, где почти целиком вскрыт дворец V (а может быть, и IV)-VI вв. н. э.

Получены важные материалы, касающиеся проблем формирования кушано-афригидской культуры. Особенно большое значение в данном аспекте имеют раскопки городища Топраккала (1965–1969 и 1972–1975 гг.), которое С.П. Толстов считал эталонным памятником для этой культуры. На городище вскрыто около 5000 кв. м многослойной застройки, уточнены общие принципы планировки в IV–V вв., собрана большая коллекция предметов из глины, кости, металла, впервые извлеченных из слоя. Прежде экспедиция располагала только подъемным материалом. Обобщение полученных сведений не только расширило характеристику указанной культуры, но и позволило иначе взглянуть на отдельные ее аспекты. Кроме того, появились первые данные о городе IV–VI вв., а также о культовых постройках того времени, прежде совсем неизвестных.

Вместе с тем сведений о важном и интересном периоде IV–VI вв. пока еще недостаточно. Мало того, нечетко выделяются и его хронологические границы (IV–VI вв.? IV–X вв.?). В последующем тексте мы придерживаемся первой, хотя VI век пока трудно «уловим» в археологии Хорезма. Лишь памятники VII–VIII вв. четко датированы хорезмийскими монетами, встречающимися вместе с согдийскими.

В политическом отношении Хорезм IV–VIII вв. представлял собой, согласно Бируни, государство, где на протяжении указанных столетий правили представители одной династии. В литературе она получила название Афригидской по имени своего первого представителя — Африга, пришедшего к власти в 305 г. н. э. (Бируни, 1957, с. 47, 48). Бируни приводит список имен правителей этой династии, часть из них читается на монетах, найденных в памятниках Хорезма. Однако эти совпадения немногочисленны и относятся главным образом к VIII в. н. э. В целом же многие имена из списка Бируни на монетах еще не выявлены (Гудкова, Лившиц, 1967, с. 10, 11; Livshits, 1968, p. 441–444; Вайнберг, 1977, с. 81, 82), не зафиксировано в нумизматическом материале пока и имя родоначальника династии Африга. Как полагал С.П. Толстов, этому правителю пришлось столкнуться, видимо, с политической децентрализацией в стране, проявившейся в появлении медных монет с разными тамгами (Толстов, 1948а, с. 209). Есть и другое объяснение данного явления: несколько серий монет могут относиться к чекану одного правителя (Вайнберг, 1977, с. 81), однако это маловероятно. На нумизматическом материале могла отразиться и сложная внешнеполитическая ситуация в Средней Азии: имеются в виду хионито-эфталитские войны, а также походы первых Сасанидов — правителей Ирана на Хорезм и возможное завоевание ими этой страны (Henning, 1965, p. 169, 170).

Что же касается тюркско-хорезмийских взаимоотношений, то пока они остаются в тени из-за отсутствия сколько-нибудь определенных сведений по этому поводу, хотя некоторые ученые и полагают, что в VI–VII вв. Хорезм вошел в состав тюркского государства (Гумилев, 1967, с. 35).

Сравнительно хорошо освещены письменными источниками лишь события 711–712 гг., когда Хорезм был завоеван арабским полководцем Кутейбой. Табари сообщает о совете, на который хорезмшах созвал царей (мулюк), дехкан и ахбар — ученых (Табари, 1987). Это первые важные сведения о социальной структуре хорезмийского общества в начале VII в. н. э. Данные письменных источников, нумизматические и археологические материалы позволяют полагать, что Хорезм в это время состоял из нескольких удельных владений. Предполагается, что это область Кердер в низовьях Амударьи, южная часть страны — правобережье с центром в ал Фире и Ургенч на левом берегу Амударьи (Вайнберг, 1977, с. 99). Упоминаемая в источниках область Хамджерд отождествляется как с Кердером, так и с Ургенчем (Гудкова, 1964, с. 119, 120; Вайнберг, 1977, с. 99)[1].

Соперничество хорезмшаха с его братом Хурразадом, которого поддерживал царь Хамджерда, и привело первого к необходимости призвать на помощь арабов. Кутейба разгромил Хурразада, уничтожил памятники письменности Хорезма и разогнал его ученых (Бируни, 1957, с. 48). В стране появился арабский наместник, и с тех пор до 995 г., когда был убит последний представитель династии Афригидов, власть в стране делилась между Кятом — столицей хорезмшахов — и Ургенчем, где сидели арабские эмиры. Однако хорезмийцы долго не могли примириться с арабской оккупацией, о чем свидетельствует восстание 728 г., вспыхнувшее в Кердере. Борьба с арабами возобновлялась и позже, и лишь в самом конце VIII в. позиции арабов несколько укрепились, в связи с чем в Хорезме стал укореняться ислам. На монетах того времени появились арабские надписи, а имена хорезмшахов стали мусульманскими. Все эти политические события и этнические перемещения не могли не найти отражения в археологическом материале.

По археологическим данным, в IV–V вв. в Хорезме прослеживаются определенные явления (запустение обширных земледельческих районов и ряда городов на окраинах страны, распространение лепной посуды, сокращение импорта), которые могут рассматриваться как признаки упадка жизни в стране. Однако, пока не исследованы приамударьинские оазисы, где в средневековье расцветают многочисленные города, время возникновения которых зачастую не установлено, трудно определить масштабы и причины этого кризиса, а также его протяженность. Так, раскопки Хазараспа показали наличие в городе слоев IV–V вв., но размеры города неизвестны. Сходные, но неодновременные явления отмечаются и на других территориях Средней Азии в IV–V вв. или несколько раньше: в Бухарском оазисе (Шишкин, 1963, с. 230; Адылов, Мухаммеджанов, 1986, с. 8), в Тохаристане (Аннаев, 1977, с. 88; Пугаченкова, 1967, с. 87; Массон В., 1973, с. 39), в Северном Хорасане (Массон М., 1951, с. 101; Филанович, 1974, с. 22, 23), в Согде (Шишкина, 1973, с. 100; Распопова, 1986, с. 90). Однако если раньше большинство исследователей уверенно связывали эти явления с кризисом социально-экономического строя, то теперь часть из них усматривают возможность и других причин упадка, например, военные действия в связи с вторжением кочевого населения, политические события, указывая на незначительность и кратковременность кризиса, а в некоторых случаях и отрицая наличие его следов (Аскаров, 1986, с. 9; Распопова, 1986, с. 90; Седов, 1986, с. 105). Несомненно, что, рассматривая эту проблему применительно к Хорезму, не следует недооценивать роль сасанидских завоеваний, губительно сказавшихся на развитии поселений левобережного Хорезма в первую очередь. Большое значение имело и нарушение традиционных, складывающихся веками, связей со скотоводческим окружением страны, имевшее место в IV–V вв. (Неразик, 1997). Только накопление нового материала поможет, видимо, приблизиться к пониманию сущности кризиса IV–V вв. н. э.