Участвовали в совместных боях с испанцами в составе огромных флотилий султана Холо. В сундуках некоторых пиратов скопилось изрядное количество богатств. И-дун подумывал о прекращении разбоя, и уже не раз просил Мишку и Тин-линя отпустить его.

– Видно пришло время расставаний, – сказал как-то раз Мишка своему другу Тин-линю. – Надумал я И-дуна отпустить, пока он сам не сбежал. Пусть устраивает свою жизнь сам по своему вкусу.

– Я согласен. Значит, рвётся душа по своему пути. Пусть идёт. Может, когда вспомнит добрым словом.

Вскоре И-дун прощался со всей командой. Каждый старался дать от себя что-нибудь ценное на память или в помощь на новом месте. И-дун всех тепло благодарил, было видно, что он растроган и озадачен таким тёплым и дружеским прощанием.

– Смотри, Миш, а наши головорезы не такие уж и злодеи. Как они хорошо расстаются с И-дуном.

– У каждого есть кое-что за душой. Даже у нас с тобой.

– Неужто и нас ты считаешь злодеями?

– Самыми настоящими. Сколько душ загубили? Не считал? И не сосчитаешь. Собьёшься.

– Может ты и прав, Миш.

И-дун решил устроиться в Замбоанге, где у него уже имелись обширные связи и знакомства в купеческом мире. Обещал содействовать своим друзьям и не забывать их.

Через месяц бриг уже был у северных берегов Филиппин, и Мишка стал всё чаще с тоской думать о покинутом острове и своей Янхонг. Он решил не откладывать свидание и тотчас отправиться на поиски острова.

– Тин, хватит качаться по волнам. Не пора ли выполнить обещание, которое я дал Янхонг? Прошло очень много времени.

– Я не возражаю, а как команда?

– Сегодня же соберу и договорюсь. Больше ждать нет сил.

Команда без долгих споров решила пойти навстречу своему капитану. Посмеялись немного над Мишкой, отпустили пару сальных шуточек и сбросились на подарок невесте по крохе из своих схоронок, где прятали на чёрный день или азартную игру.

– Ты, капитан, не забудь дар поднести самому Ляну. Он всему там голова, а для него самое лучшее то, что лучше для колонии. Подари ты ему пару коров с бычком. Пусть стадо плодится, да и детишкам молочко будет. Самый лучший подарок будет.

– Я послушаю тебя, Вэйдун. Ты всегда дашь дельный совет.

Недели через две бриг с животными на борту отплыл к северу на поиски колонии Лян. Вэйдун долго рассматривал карту, высчитывая что-то и сверяясь. Он с трудом переносил эту работу, и всегда быстро уставал и исходил потом. Он что-то чертил на карте, и наконец, выбрал маршрут, как казалось ему, достаточно верный и быстрый.

И правда, через несколько дней плавания бриг достиг островов, разбросанных в океане. Начались блуждания и обходы каждого.

Мишка жадно вглядывался, искал знакомые очертания вершины горы. Сердце замирало, когда ему казалось, что желанный остров найден. Но это был не тот, опять начинались поиски, которые осложнялись тем, что на этих островах не было постоянных жителей. Они становились на неделю-другую пристанищем пиратов или купцов, которых шторм вынуждал искать тихое место для необходимого ремонта.

– Так мы и год можем плавать здесь! – в раздражении говорил Мишка и с подозрением поглядывал в щёлочки глаз Вэйдуна.

– Что ж ты хочешь? Я ж не капитан, а простой матрос. Я и карту с трудом понимаю, а не то чтобы проложить курс или найти остров, которого ни на одной карте не увидишь. Терпи, уже недолго осталось. Чую, что мы где- то близко и скоро наткнёмся на твой остров.

– Уж терпение лопается! Сколько плаваем, а всё зря.

– Не зря, а всё для твоей пользы. Теперь меньше осталось. Успокойся.

Мишка почти не отрывался от трубы, часто забирался на мачту и с марса оглядывал горизонт или новый крохотный остров или коралловый риф.

Он не находил себе места. Смутное беспокойство находило на него временами, тогда он был раздражителен и зол. Матросы сторонились его и сочувственно шептались, покачивая головами.

Некоторым уже надоело бесцельное, как им казалось, блуждание среди островов и рифов. Начались роптания и разговоры, но основные, старый костяк команды, терпеливо ждал исхода этих поисков.

Наконец Хитоси заорал с марса, и в крике его каждый почувствовал нотки радости и надежды. Мишка одним махом взлетел на марс и впился окуляром трубы в далёкий клочок земли, показавшийся на горизонте. Он затаил дыхание и никак не мог оторваться от пустынного берега.

Узнал знакомые очертания голой горы и в груди его что-то заныло. Хитоси с тревогой заметил, что глаза друга не веселы, а какие-то тоскливые и мутные.

– Ты что, капитан? Не рад? Вид у тебя странный.

– Сам не знаю что со мной. Что-то гложет и теснит грудь. Вроде и не рад концу поиска.

Он спустился по вантам на палубу. Бросился к Вэйдуну.

– Прибавить бы парусов, а?

– И так уже все заканчиваем ставить. Не видишь, что ли? Теперь недолго осталось ждать.

– Капитан, с тебя причитается, а?

– Обещаю, – ответил Мишка Сань Гую, пробегавшему мимо.

Матросы подходили к Мишке и радостно улыбались ему, довольные, что наконец кончились эти проклятые поиски, и их ожидает хороший отдых и обильное питание за чужой счёт.

Ветер слабел к вечеру и Мишка готов дуть в паруса от нетерпения. А остров приближался медленно и до него оставалось не менее двадцати ли. Только перед закатом подошли к острову, но не в том месте, и пришлось обходить его с востока.

Мишка приказал изредка палить из пушки, давая знать островитянам о своём прибытии. Из опасения наскочить на рифы, Вэйдун приказал лечь в дрейф вдали от берега. Мишка пытался возражать, но вынужден был согласиться. Судном рисковать было нельзя.

Всю ночь он не ложился спать и мерял шагами палубу, поглядывая на остров, едва темневший в ночи. Ни одного огонька не смог заметить Мишка на берегу. «Может, боятся чужого судна, и не догадываются, что пришёл я», – думал Мишка и тревога, необъяснимая и настойчивая, не покидала его всю долгую влажную ночь.

Утром обошли остров и стали на якоря вблизи бывшего места колонии Лян. Мишка вглядывался в берег и удивлялся, что он пуст и не видно на нём людей. Он стал не на шутку волноваться.

Шлюпка, шурша, врезалась в песок берега, и Мишка выпрыгнул со стеснением в груди. Берег был пуст и заброшен. Остатки хижин ещё виднелись в густых порослях травы и кустарника. Дожди не успели полностью уничтожить следы пожара и разгрома.

Мишка, как потерянный бродил по берегу и мысли его не могли сосредоточиться на чём-то одном. И только одна сверлила мозг: «Что тут произошло, что случилось?»

Матросы тоже в молчании разбрелись по берегу в поисках предметов, сто могли бы рассказать о недалёком прошлом. Они сочувственно поглядывали на своего капитана и не решались заговорить с ним.

А Мишка уставился в зелёную стену леса, поднимающегося от берега и сверлил его глазами, как будто пытаясь проникнуть в его чащу и узнать страшную трагедию.

Затем он рванулся и помчался в лес, не замечая хлеставших ветвей. Он задыхался от непреодолимого тиснения в груди и не мог остановиться. Усталость валила с ног. Часто падая, он вставал и уже с трудом карабкался в гору, не замечая ободранных рук и лица.

Он очнулся и повалился на траву, когда через час с лишним оказался на площадке перед знакомой вершиной горн. Почти потерял сознание и с трудом глотал воздух пересохшим ртом. Так он пролежал довольно долго, пока до его слуха не долетели голоса, которые заставили его вскочить и прислушаться. Недалеко плакал ребёнок.

Мишка побежал на плач и вскоре увидел под навесом скалы маленькую и жалкую группку людей, сидевших на циновках.

Мишка увидел старуху и двух стариков. С ними возились в грязи старых циновок двое малышей неопределённого пола и возраста.

Мишка подошёл, его встретили равнодушные взгляды стариков. Один помоложе поднялся и пристально глянул на Мишку.

– А, это ты. Узнал тебя. Забыл, как звать. А мы вот тут.

– Где все остальные, дед? – вскричал Мишка, не в силах подавить страх и смятение.