Между тем капитан Ли продолжал орать на своих матросов, которые не торопились броситься на бунтовщиков. Наконец под ударами палок и воплей капитана они разом навалились на двоих обречённых людей и в две минуты связали их крепкими верёвками. Правда, в свалке ещё двое матросов оказались лежать на палубе, истекая кровью.

Тин-линь и его бывшие слуги с ужасом наблюдали, не решаясь вмешаться в капитанскую расправу. Страх охватил их и сковал действие. Кровь бурлила в их жилах, но мышцы не повиновались им. Стыд и злость на самих себя охватывала их всё больше и они не смели поднять глаза на своих верных друзей.

– Бросить этих червей в трюм и пусть побудут там, – распорядился капитан Ли, и верный Чао бросился выполнять приказ. Пленников поволокли по палубе и столкнули в люк, черневший у фок-мачты. Решётку задвинули и матросы с унылыми лицами стали молча расходиться.

Капитан Ли кусал свой ус, не в состоянии успокоить нервы. Его душила злоба на этих проклятых бунтовщиков, и на себя тоже. Лишаться самых лучших своих матросов и бойцов ему никак не хотелось. Людей и так оставалось мало, а тут ещё четверых он лишился. Он чувствовал свою вину и продолжал злиться. Искал подобающий его положению выход, но злоба ещё на прошла и он потребовал себе вина.

Чао торопливо наполнил чашку и с поклоном поднёс. Его глаза светились преданно и радостно. Видно он с удовольствием смаковал случившееся, и ему не терпелось высказать своё восхищение действием капитана.

– Как быстро вам удалось смирить этих червей, господин, – пролепетал его голосок, но в ту же секунду он отлетел к двери и плюхнулся на пол. Разъярённые глаза впились в его перекошенное болью и недоумением лицо, и капитан прошипел сквозь зубы:

– Дурак! Чему радуешься? Четверых уже нет, и ещё придётся двоих терять! С кем добывать себе богатство станем, собака?

– Верно, верно, господин, – лепетал Чао и осторожно поднялся с пола.

– Что ты там бормочешь, падаль! Лучше дай совет, как выпутаться.

– Что мой совет вам, господин. Кто лучше вас может придумать любой выход из любого трудного положения.

– Тогда пошёл вон, пёс шелудивый!

Чао не стал медлить и, пятясь задом, выскочил за дверь.

«Придётся миловать, – думал Ли, отхлёбывая из чашки. – Уж очень хороши людишки, особенно этот медведь. Но наказать придётся, а то и другим повадно станет».

Капитан Ли тяжело вздохнул и залпом осушил чашку. Налил ещё и тоже выпил. В голове приятно зашумело. Случившееся не стало казаться таким страшным и непоправимым. Настроение стало легким, и злоба незаметно отошла в глубины его души. Так он пил, пока не свалился со скамьи и не заснул тяжёлым хмельным сном.

А Мишка с Хитоси томились в душном, вонючем трюме, прислушиваясь к ударам волн и плеску трюмной воды. Изредка слышался писк крысы и тихая возня. Верёвки туго стянули их руки и ноги, кровь с трудом проталкивалась по жилам. Конечности постепенно немели.

– Ну что друг, Хитоси, – молвил Мишка, когда суета наверху поутихла и нервы немного пришли в успокоение, – подождём теперь своего конца, а? Да, не думалось, что всё произойдёт так скоро.

Хитоси не отвечал. Он думал о своём. Вспоминал свою деревню, в голове скребла тоска и отчаяние. Так рано умирать! И так далеко от родных и близких.

– Ладно, друг, не убивайся раньше времени. Ещё поживём, – Мишка не столько Хитоси успокаивал, сколько себя хотел подготовить к предстоящей расправе.

– Жалко, – молвил Хитоси, как бы отвечая на свои мысли.

– Вестимо жалко, а то как же. Да делать нечего. Но ты не отчаивайся. Я уже бывал в таких отчаянных делах. Даже вели на казнь лютую, а вот пока жив. С тех пор я уговариваю себя, что надеяться можно и нужно до самого конца.

– Жалко, – повторил Хитоси в темноте, будто и не слыша голоса друга, доносившегося в темноте тихим шелестом.

Мишке стало не по себе, и он замолчал, прислушиваясь к ударам тревожного сердца.

Так они долго пролежали в молчании, когда услышали постукивание в дощатую стенку, перегораживающую трюм. Встрепенулась кровь и застучала в висках. Слух обострился. А стук продолжался и вдруг замолк. Потом до слуха донёсся тихий голос:

– Миш, а Миш, отзовись, это я, Ювэй. Где ты?

– Я тут, малыш! – радостно ответил Мишка и попытался приподняться.

– Подлезь к стенке, Миш, а я попробую нож просунуть и перерезать верёвки, – он настойчиво стал опять постукивать, давая знать Мишке, в каком направлении надо ползти.

Мишка попробовал, но это оказалось невозможным. Он лежал среди кулей с рисом, и выбраться не мог. В смятении и страхе он позвал:

– Хитоси, слышь ты? Полезай к стенке, Ювэй может сможет тебе верёвки перерезать. Я не могу выбраться.

Он слышал натужное дыхание Хитоси и шорох. Слышал, как Ювэй поправлял его и скрёб по стенке. Потом тихий вскрик Хитоси и испуганный шёпот мальчишки. Минуты тянулись томительно долго, и Мишка стал злиться и ворочать непослушное тело.

Наконец Хитоси довольно хрюкнул, и Мишка услышал торопливый шорох приближающегося тела. Проворные, но ещё неуверенные пальцы судорожно шарили по верёвкам. Не прошло и десяти минут, как они были распутаны и Мишка с трудом стал разминать окоченевшие члены.

– А теперь что? – спросил, ни к кому не обращаясь.

Мишка подполз ощупью к стенке и услышал, как Ювэй режет ножом толстые доски и сопит от натуги. Через полчаса мальчик просунул в щель нож, и Мишка схватил его в свои огромные руки. Работа стала подвигаться быстро. Хитоси менял его и вскоре можно было просунуть руку в дыру. Ювэй передал пленникам их ножи, сабли и даже пистолет. Торопливый голос прошептал со страхом:

– Теперь сами смотрите, что делать. Если что, то мы поможем.

С огромными предосторожностями пленники отодвинули засов на крышке люка и выглянули наружу. Ночь сверкала звёздами, прохладный ветерок приятно освежил дыхание. В трёх шагах спал матрос и сладко похрапывал, свернувшись калачиком.

Мишка ещё не знал, что он предпримет на свободе. Он прикидывал в уме варианты своих действий. Чувства мести в себе не таил, но знал, что его просто так не оставят в покое. Надо что-то сделать, а что, в голову не приходило.

Прошептал на ухо Хитоси:

– Пошли к капитану, – и осторожно подобрав саблю сторожа, Мишка стал красться на корму.

Хитоси неслышно ступал за ним. Они обошли стороной дремлющего рулевого и подобрались к двери капитанской каюты. Она была слегка приоткрыта, из неё тянуло винным перегаром. Тихо скрипнув, вошли в тёмное помещение и плотно прикрыли дверь. Нащупали огарок свечи и огниво. Свет озарил каюту и валявшегося у стола спавшего капитана. Мишка переглянулся с Хитоси.

– Эй, капитан, – тихо позвал Мишка, трогая его за плечо.

Тот продолжал спать и Мишка уже спокойно стал связывать ему руки и ноги. Даже теперь капитан не проснулся. Тогда Мишка грубо встряхнул его безвольное тело и поставил на ноги. Капитан проснулся и в ту же секунду открыл рот для ругательств, но Мишка с силой зажал его и зловещим шёпотом проговорил:

– Тихо, капитан, не ори, а то глотку перережу в миг! Успокойся и послушай меня, – Мишка отпустил голову капитана и посадил его на табурет. Тот неуклюже привалился к стене и злобными глазами впился в лица своих недавних пленников.

– Будем говорить спокойно, капитан, – продолжал Мишка, усаживаясь на другой табурет.

– С тобой не говорить, а голову рубить надо, – процедил капитан.

– Что ж делать, капитан, раз не успел в своё время, так теперь за свою побеспокойся. Нам терять нечего, поэтому слушай. Жить и нам хочется. Договоримся так. Нам от тебя ничего не надо, но и ты нас не трогай. Ты сам знаешь, что поступил не так, как надо было бы, но я тебя понимаю. Тебе трудно изменить своё решение, но сделать придётся. И вот как. Утром ты объявишь, что делаешь меня своим ближайшим помощником и клятвенно заверяешь, что между нами все споры решены и к нам ты не имеешь никаких претензий. А я болтать лишнее не стану.