Мишка подхватил извивающегося хозяина, и маленькое тело в развевающемся халате полетело за борт. Крик заглох в плеске воды. Мишка демонстративно отряхнул руки и, не обращая внимания на несущиеся из моря вопли, двинулся к кучке корейских матросов. Те в страхе попятились, но Мишка примирительно поднял руку и остановил их порыв.

– Вам нечего меня бояться. Вы только выполняли то, что вам наказывали. Поэтому беритесь за работу.

Поманил пальцем кормщика, похлопал по спине примирительно и сказал:

– Распоряжайся, старина. И не вздумай дурить, иначе полетишь за своим хозяином. Ясно?

Понял ли его кормщик или нет, но он с готовностью кивал головой и в ту же секунду бросился к рулю и стал тонким голосом отдавать команды.

Матросы разбежались по местам, подняли парус, джонка выровнялась и весело запенила воду форштевнем. Солнце брызнуло своими лучами и заиграло бликами по воде.

– А теперь что? – обратился Мишка к товарищам.

Все молчали, не успев ещё переварить своё новое положение. Всё было незнакомо и тревожно. Кругом враждебная команда, и как она поведёт себя дальше, никто знать не мог.

– Скорей всего надо держать на юг, – молвил неуверенно Тин-линь. – И ни в коем случае не приближаться к берегу. А там южнее должны быть тайваньские джонки. Если духи и дальше будут нам сопутствовать, то мы их встретим. Тогда всё образуется.

– Да собственно, другого и не видать-то. Стало быть, на юг! А там, что бог пошлёт, и не пора ли воздать хвалу всевышнему и Николаю угоднику? Да и духов кто-то обещался задобрить.

Мишка опустился на колени и стал неумело шептать полузабытые молитвы.

Угрюмая насторожённость царила на судне. Каждый опасался друг друга, гнетущая тишина лишь изредка нарушалась отрывистыми командами кормщика.

Мишка приказал своим держаться вместе и не выпускать из рук оружия. Пора было принимать какое-то решение с кормщиком. Берег постепенно приближался, а это не нравилось друзьям. Скоро селение появится, куда они держат путь, а там маньчжуры. Мишка предложил переговорить с кормщиком. Он один мог вывести джонку куда следует, и без его умения нечего было и думать пускаться в неведомые края.

Кормщик, немолодой уже человек с кривыми волосатыми ногами и широкими ступнями, стоял в напряжённом ожидании. Короткие штаны его заскорузли, и определить цвет их было невозможно. Короткая синяя куртка наподобие халата перетянута кушаком, на голове повязана тряпка, давно не стиравшаяся.

– Хозяина нет, и нам нельзя вернуть вашу джонку в селение, – начал Тин-линь, предлагая кормщику сесть напротив, – поэтому нам нужен твой совет и содействие. Будешь стараться – получишь свободу и награду, а иначе придётся нам ссориться.

Кореец морщил лоб, силясь понять трудную речь и молчал. Мишка с интересом наблюдал его.

– Да понимает ли он тебя? Этак договориться будет не так легко.

– Будем стараться, – ответил Тин-линь и стал медленно и с расстановкой продолжать объяснять свои условия. Кореец что-то отвечал, изредка вставляя китайские слова. И лишь спустя полчаса можно было с уверенностью сказать, что он кое-что уразумел. Он отчаянно мотал головой и никак не хотел соглашаться с предложением Тин-линя держать на юг подальше от берега. Он жестикулировал, изображал качание детей, жену и дом.

Тин-линь повышал голос. Кормщик горбился и замолкал, но стоял на своём.

– Что дальше делать будем, Миш? Не соглашается.

Мишка вытащил саблю из ножен и схватил корейца за жидкую бородёнку. Клинок приблизился к шее с пульсирующими жилками, а Мишка многозначительно заговорил, подкрепляя слова выразительными жестами:

– Хочешь увидеть дом, детей, так соглашайся, слизняк! А то враз дух из тебя выпушу! – он задрал голову кормщика и коснулся клинком шеи.

Тело корейца затрепетало, из горла вырывались клокочущие звуки, он задыхался, но не вырывался. Из укромных уголков на это зрелище смотрели перепуганные глаза матросов.

Мишка оттолкнул дрожащее тело и поднялся.

– Вставай и объясни своим собакам, что надо делать. И смотри у меня! Чуть что – и на небо, ясно?

Мишка слегка ударил плашмя саблей по сгорбленной спине и толкнул кормщика к корме. Тот засеменил на кривых ногах. Вскоре вокруг него собралось с десяток матросов, и он стал визгливо что-то говорить им. Те угрюмо молчали. По жестам можно было догадаться, что кормщик грозил им не только Мишкой, но и карами небесными. Матросы разошлись, а кормщик засеменил, назад и стал кланяться и повторять одно и то же слово:

– Да, да, да!

– Вот и сговорились, вот и лады! – отвечал Мишка и дружески хлопал кормщика по плечу.

– Договорились! – довольным тоном произнёс Мишка.

– Договорились, а смотреть за ними надо в оба глаза, – заметил И-дун, наблюдая за вялой работой матросов.

– Само собой! Как без этого? А теперь надо в хозяйскую хибарку заглянуть. Что и как там, может обживём сами.

Все вместе направились на корму. Матросы угрюмо поглядывали им в спины.

Каморка была крохотная, и все четверо с трудом в неё втиснулись. Низкий потолок, покрытый слоем сажи, давил, Мишка наклонял голову, боясь испачкаться. Топчан, покрытый шёлковым одеялом, шкафчик из потемневшего дерева и несколько полок по стенкам, заполненные банками различных размеров составляли всю обстановку. На полу лежал старенький коврик, заляпанный тёмными пятнами.

– Тесновато, – разочарованно протянул Мишка.

– Ничего, поместиться можно, – ответил Тин-линь. – Разыщем что-нибудь на подстилку и проживём. Всё лучше, чем на палубе.

И-дун осматривал шкаф и банки. Там хранились личные запасы хозяина и одежда. Под топчаном валялись туфли различных цветов и разный хлам. Видно, забывал хозяин заниматься уборкой, так как всюду была грязь и толстый слой пыли.

– Ладно, это нам на худой конец подойдёт, – молвил Мишка не особенно радостно. – Посмотрим, что в трюме. Пошли.

Вышли на свет, Тин-линь подозвал кормщика. Стал объяснять, что им нужно. Тот понял и согласно закивал головой. Открыли люк, по крутой лесенке спустились на сажень под палубу. Принесли фонари. Крысы с недовольным писком шмыгнули в темноту. Пахло сыростью и чем-то затхлым. Монотонно плескалась вода на самом дне. Трюм был тесным и заставлен корзинами и мешками с тем товаром, который удавалось выменять у рыбаков. Связки вяленых рыб плавно покачивались у потолка. В одной корзине были сложены причудливые раковины, переливающиеся в тусклом свете фонарей.

Мишка заметил несколько лубков и догадался, что это женьшень. Вспомнились скитания по тайге, смерть женьшенщика, и стало весело от осознания, что всё это осталось позади, а впереди волнующее неизвестное. И что сулит оно – известно только богу.

Бочки с мукой, просом, рисом, бобами стояли отдельно. Их было очень мало. Видно всё обменяли, и домой отправились уже без запасов.

– Ну что, жратвы пока хватит, а там видно будет, – заметил Мишка и с видимой охотой полез на палубу.

– Обобрал-таки рыбаков хозяин, – пробормотал И-дун и в голосе его слышались нотки озлобления.

– Для того и путь держал, – ответил Мишка. – Ихнее дело такое. Без этого, что за купец. Сам из таких.

– Жиреют на людском горе! Чтоб их хоронили без гроба!

– Стало быть, так им на роду написано. Каждому своё, – философствовал Мишка, чувствуя, что его слова не очень-то нравятся приятелю. – Торговые дела всегда так. Один жиреет, а другие тощают. Изменить такое и в голове ни у кого не умещается. Другой раз прихлопнут одного-другого, а всё остаётся по-старому.

– Без торговли, какая жизнь? – заметил Тин-линь, озирая горизонт и далёкий берег. Все щурились от яркого света.

Джонка ходко шла к югу, тихо покачиваясь с борта на борт. Матросы отдыхали в ожидании новой команды, но погода стояла тихая и работы не предвиделось.

– Куда нас чёрт несёт? – воскликнул Мишка с задором в голосе.

– Духи одни то знают, – ответил Тин-линь.