Николаю было десять лет, и Мишка радовался, замечая в нём свои черты характера. Быстрый и вспыльчивый, он целыми днями пропадал на шумных и грязных улицах во главе ватаги босоногих темнокожих мальчишек. Крупный и сильный, он любил подраться и синяки не сходили с его смуглого тела и лица. Он редко плакал и Мишка, глядя на него вспоминал себя.

Другой сын помоложе, и совсем не похожий на отца. Спокойный и слабоватый, он больше тянулся к матери и быстро уставал от шумных забав старшего. Мишка назвал его Тин, в честь погибшего пять лет назад друга Тин-линя, с которым прошёл самый страшный отрезок жизненного пути.

Мишка иногда брал мальчиков в ближние плавания и мать с тихими слезами на глазах не смела перечить мужу. Она только часто выходила на пристань в ожидании возвращения детей.

Возвращаясь, Николай сердился на бурные ласки матери и убегал к приятелям хвастаться увиденным и оружием, которое дарил ему отец.

Он никогда не заикался о возвращении и словно тяготился им и старался подольше оставаться на улице с друзьями, темнокожими и голыми ребятами, сплошь покрытыми грязью и ссадинами, с перепутанными волосами.

Мишка посмеивался, глядя на сына и вспоминал себя в его возрасте. Ему нравилось, что младший совсем не такой и что тот серьёзней и вдумчивей. Он представлялся отцу продолжателем его торгового дома, а старший, конечно, не станет сидеть дома. Его мятежная бродячая душа не выдержит сонной жизни купца.

Вот и сейчас Николай или Нико, как его звали все, постоянно вертелся около отца, чувствуя, по одному ему известным приметам, готовящееся отплытие судна и лелея мечту отправиться тоже с ним.

Подготовка шла медленно, Мишка не торопился. Его любимая джонка ещё не вернулась из плавания, и нанятые матросы занимались мелкими работами по заготовке провианта, огневого запаса, оружия и снастей.

И когда джонка стала недалеко от причала, Мишка с радостью оглядел её придирчивым взглядом, примечая все неполадки в такелаже и отмечая их в голове. Командовал судном старый товарищи Сань-Гуй, единственный из всех его друзей молодости, оставшийся рядом.

– Как поплавал, Сань? – спросил Мишка, встречая капитанскую шлюпку у причала и обнимая корявую фигуру моряка.

– Всё в порядке, хозяин. Плавание прошло удачно. Барыш получишь сполна. А ты, я вижу, опять вроде что задумал, а?

– Ну глазастый! Угадал. Разгружайся и становись на чистку. Давно поджидаю тебя.

– Всё неймётся?

– Так, дорогой друг. Засиделся я около бабьих юбок. Пора себя потешить, тоска взяла по простору. А как обстановка в море?

– Да что сказать-то? Обыкновенная. Голландцы давят, а тут ещё и англичане силу копят. Дерутся между собой за местных раджей. Да и наш брат тихонечко так распространяется по островам. Видывал таких.

– Ну вот и мы погуляем малость. Я тут задумал кое-что.

Два месяца спустя джонка снова качалась на волне залива. Это была почти копия той знаменитой джонки, которую удалось построить в колонии Лян по мысли Вэйдуна. Только эта почти вдвое больше и вместимей.

Десять пушек уткнулись жерлами в замаскированные порты. Шестифунтовые ядра зловеще чернели в ящиках. На носу установлено двенадцати фунтовое орудие. Полторы сотни мушкетов длинноствольных приготовлены на случай боя. Десятки бочек пороха, картечь, пистолеты и холодное оружие заготовлено в огромном количестве. Мишка отправлялся не менее чем на полгода и запасов понадобится много.

Более полусотни матросов, опытных в морском разбое и отважных моряков разместились в тесных каморках трюма. Здесь собрались бродяги с остовов Сулу и Басалан, полуострова Замбоанга, китайцы и малайцы. Много было баджао, которые рождались и умирали в море.

За день до отплытия, как это повелось у компаньонов, собрались в доме Мишки на последнюю беседу.

– Который раз ухожу, но опять хочу напомнить, И-дун.

– Да знаю всё, что ты хочешь сказать, Миш. Всё сделаю, как уговорились.

– Я и не сомневаюсь, но не забудь и Фын мою. Ты же знаешь, что она не прижилась здесь, а в жизни всякое может случиться. Я верю тебе, ты не откажешь ей в помощи.

– Перестань сомневаться. Да и что раньше времени отпеваешь себя? Который раз и всё одно и то же.

– Обязан всё предусмотреть. Не на праздник отправляюсь. Я не заговорённый. И моё тело отлично может принять кусок свинца. Поэтому оставляю семейство на твоё попечение.

– Плыви со спокойствием, Миш. Не тревожься.

– Задумал я пройтись по факториям. Сейчас время сбора наступает, и корабли будут богато набиты всяким товаром. Понял?

– А что тут не понять? Дело хозяйское. Да долго тебе не продержаться, в это время много военных патрулей рыскает в море. Смотри остерегайся.

– Судно у меня новое, первый год плавает. Да и подготовились мы на этот раз лучше прежних. Заметил небось.

– Всё ж с голландцами не шути. Изловят.

– Раскаркался! Замолчи! Все под богом ходим.

Берега скрылись в море, задёрнутые сизой дымкой. Мишка продолжал глядеть в ту сторону, и перед глазами стояло злобное и обиженное лицо сына. Он так надеялся, что отец возьмёт его в это плавание. Однако тот даже и разговаривать не стал. Слишком опасно и долго. Мать не вынесет мук ожидания. «Не для тебя эти испытания, сынок, – шептали губы опечаленного отца. – И для тебя останется, не уйдёт, всё твоё будет».

Мишка думал и думал. Что ожидает его сыновей, и как сложится их жизнь?

А джонка скрипела такелажем и паруса знакомо шелестели под напором свежего ветра.

Мишка отогнал от себя мысли о семье. Он оглянулся. Матросы деловито сновали по палубе, капитан Сань изредка отдавал распоряжения, боцманы отвешивали оплеухи и ругались по каждому пустяку. Всё привычно и знакомо.

Солёный влажный ветер трепал волосы и вздувал горб сорочки за спиной. Кожа холодная и влажная, постоянно хочется вымыться.

С марса донёсся голос наблюдателя. Ничего тревожного не замечено.

– Я так понимаю, что вначале пройдёмся вдоль северного побережья, а?

– Правильно понимаешь, капитан, – ответил Мишка на вопрос Сань-гуя. – С испанцев начнём. Пусть не успокаиваются и помнят Мишку Карабао.

– С высадкой?

– По возможности. Трюм же надо наполнять. Матросикам тоже жить хочется, как ты думаешь?

– Так же, хозяин.

Продвигались не торопясь. Мишка гонял команду до седьмого пота. Сожгли не один бочонок пороха, но зато в стрельбе преуспели, и теперь Мишка был спокоен. Матросы не роптали, зная, что Мишка не скупится и за хорошую службу платит щедро.

Дня через три остановили проходящую джонку. Расспросили об обстановке. Сведения не тревожили. Испанский кораблей почти не замечалось. Это взбодрило команду.

– Завтра к вечеру можно подойти к фактории, – заметил Мишка, – Поглядим своими глазами.

И действительно. За час до захода с марса донёсся крик:

– Справа по борту судно у берега! На якорях!

– Славно идём! – радостно бросил Мишка и мотнул головой, давая знак капитану.

Джонка взяла мористее и, сделав широкую дугу, стала приближаться к берегу. Солнце потонуло в тёмных водах, и далёкие огни заблестели на побережье.

Почти все паруса сбросили и малым ходом потащились к фактории. Море вздыхало и светилось, на борту никто не курил и огней не жёг. Тишина и покой. Только матросы неторопливо разносили мушкеты и раскладывали их у фальшборта, готовясь к бою. Канониры деловито возились в темноте, готовили пушки к стрельбе и.

– Луна всходит поздно, – обратился Мишка к капитану. – Подойдём ближе и ляжем в дрейф. Лодку пошлём к испанцу, пусть осмотрится с кораблём, а уж потом и решим.

– Всё сделаем, хозяин, – ответил Сань-Гуй и вскоре звук спускаемой лодки подтвердил расторопность капитана.

В миле от берега легли в дрейф. Маленькая лодчонка тихо отошла и исчезла в темноте ночи. Через два часа она вернулась.

– Спят, – доложил невысокий парень, поднимаясь на борт. – На палубе всего один матрос на вахте.