В то же время я любила его больше, чем когда-либо. Сидя рядом с ним, я снова влюбилась в него. Я подумала о мальчике, которого встретила в темном переулке, когда мне было десять лет. Мальчик, который носил всю свою ненависть, ярость и боль, как доспехи, или целую армию, раскинувшуюся перед ним на поле боя. И как он вырос из того разъяренного ребенка в способного, обаятельного мужчину, сидящего сейчас рядом со мной. От голодной уличной крысы до человека, который в одиночку перестроил преступный мир Вашингтона.

Он был причиной падения королевств и возвышения новых правителей. Он тщательно, педантично передвигал свои шахматные фигуры по доске и видел каждый ход до того, как это происходило. Он был гением. Настоящий вдохновитель боя.

Он принадлежал другому времени. Он заслуживал того, чтобы армии были у него на побегушках, народы были в долгу перед его мастерством на поле боя. И я полюбила его еще больше после того, как увидела, кем он был на самом деле.

Когда стало ясно, что он не собирается раскрывать остальные свои секреты, я спросила его о том, что меня всегда интересовало.

— Ты был опустошен, когда узнал о Джульетте тогда?

Неподдельное замешательство преобразило выражение его лица.

— С чего бы мне быть таким?

— Потому что она сорвала твои планы по мировому господству.

Он покачал головой, один уголок его рта приподнялся, но не в улыбке.

— Ты сорвала мои планы по мировому господству. Джульетта ни в чем не виновата. Ты та, кто ушла.

— Чтобы защитить ее.

— Я бы защитил вас обеих, несмотря ни на что, где бы я ни был. Братва никогда бы не причинила тебе вреда, Шестерка. Не тогда, когда я мог что-то с этим сделать. — Его голос был достаточно жестким и серьезным, чтобы я знала, что он говорит правду. Это было подкреплено мрачным взглядом Конлана и хрустящими костяшками пальцев.

— Мы бы никогда не позволили им прикоснуться к тебе, — эхом отозвался Конлан.

— Как бы то ни было, я бы тоже остановил их, — добавил Гас.

Чувствуя себя польщенной их преданностью и защитой, я призналась:

— Я этого не знала. Я ничего этого не знала. — Я повернулась обратно к Сойеру, мой голос срывался от правды. — Я сделала то, что считала правильным для нашего ребенка.

— Я знаю.

Мои глаза защипало от слез, но я сдержала их усилием воли.

— Я никогда не хотела причинить тебе боль.

— Я знаю, — снова сказал он. Его глаза потемнели, и все его тело напряглось, отвердело, стало тем твердым мужчиной, каким я всегда его знала. Он убрал руку с моей спины и погладил изгиб моей щеки всего одним пальцем. Жест был настолько душераздирающе интимным, что я вздрогнула и наклонилась к нему, притянутая магнетической силой, которой была его душа.

Конлан прочистил горло, и я вспомнила, где мы были. Чтобы разрядить накалившееся напряжение между нами, я быстро добавила:

— Хотя тебе не обязательно было переезжать аж во Фриско. Ты мог бы позвонить мне. Я не совсем иррациональна.

Он покачал головой, и улыбка, наконец, прорвалась наружу.

— Ты все еще не понимаешь этого, Шестерка. Я пойду туда, где бы ты ни была. Я сделаю все, что ты захочешь сделать. Дело не в братве или в том, чтобы быть боссом. Все, все, что я когда-либо делал, связано с тобой. Я только хочу быть с тобой.

— Но как насчет…? — я указала на Конлана и в окно.

— Возможно, все началось как-то по-другому. Возможно, гарантированная работа… Месть, определенно… Настоящий, неподдельный гнев, который я, казалось, никогда не мог унять, пока не встретил тебя. Все это превратилось в нечто большее, когда ты появилась. Я хотел уберечь тебя. И единственный способ, которым я мог представить тебя в безопасности в нашем мире, — это стать боссом, сделать людей, которым я доверял, боссами других семей. Для меня это было больше, чем власть. Речь шла о том, чтобы дать тебе все, что ты хотела и нуждалась.

Его слова остановили мое сердце, украли мое дыхание, перевернули весь мой мир вокруг своей оси.

— Ты это серьезно?

— Ты все еще спрашиваешь?

— Дай мне прямой ответ. Только один раз. Не увиливай, не ходи по кругу, просто скажи мне правду.

— Да, — сказал он, и это слово пронеслось сквозь меня, выпустив на волю целые батальоны бабочек. — Да, я серьезно. Каждое слово.

— Скажи, что еще ты имеешь в виду. — Я была требовательна, и это было совершенно неподходящее место для такого разговора, но мне нужно было это услышать. Мне нужно было, чтобы он произнес эти слова.

Он не дрогнул, даже не спросил меня, что я имею в виду.

— Я люблю тебя.

Боже, это была самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышала. Это исцелило разбитые осколки внутри меня, исправило разбитую, беспорядочную девушку, которой я была в течение долгих пяти лет. Это была вода, воздух и жизнь одновременно.

— Я тоже тебя люблю.

Он наклонил голову, его глаза смягчились от невысказанных эмоций.

— Я знаю.

— Должны ли мы дать вам двоим минуту или…? — веселый голос Конлана прервал идеальный момент, вернув нас к реальности и дому босса ирландской мафии.

— Отвали, — прорычал Сойер, откидываясь на спинку дивана, чтобы притянуть меня к изгибу своего тела. Он поцеловал меня в макушку и обнял одной рукой.

Конлан ухмыльнулся ему.

— Одомашненный. Я никогда не думал, что доживу до этого дня.

Гас фыркнул.

— Это единственная версия его, которую я знаю.

— Вы оба придурки, — отметил Сойер. — Ревнивые придурки.

Их протесты были громкими и пересыпанными остроумными ругательствами. К тому времени, как они успокоились, я искренне смеялась. Несмотря на его репутацию и устрашающую ауру, я могла понять, почему Конлан и Сойер стали друзьями. Они были полярными противоположностями, но в одно и то же время идеально подходили друг другу.

— Итак, как ты думаешь, со сколькими оставшимися русскими мы имеем дело? — спросил Сойер.

Конлан провел рукой по бороде и задумался об этом.

— Максимум двадцать. Во всяком случае, верные. Более того, они утверждают, что они русские, но их преданность можно купить или выманить. Нам всем не помешало бы больше людей.

— Якудза не возьмет никого из старших парней, — отметил Сойер. — Они хотят привлечь подростков.

— Они могут взять подростков. — Конлан пожал плечами. — К настоящему времени вся их партия перебрана. У Аттикуса есть своя банда «весельчаков», но за пределами их круга других неприятностей не так уж много.

— А Волковы? — спросил Сойер.

— О них можно было бы позаботиться. Внутри достаточно людей, членов семей, чтобы что-то можно было устроить. — Он снова пожал плечами. — Конечно, это будет недешево, но я уверен, что ты не будешь возражать заплатить.

Настала очередь Сойера пожать плечами.

— Я полностью верю в то, что Пейн сделает то, что он должен сделать.

Конлан хмыкнул в знак согласия.

— Думаешь, он снова тебя отпустит?

— У нас есть сделка. Это в первую очередь его вина, что Джульетту похитили. Он сказал мне, что у него здесь все улажено.

— Да, ну, вот что происходит, когда ирландцы приходят в агентство. Из нас получаются хорошие копы.

Сойер бросил на него взгляд.

— Коррумпированных копов полно.

Конлан отмахнулся от него.

— Все равно мы хорошие копы.

Сойер предпочел проигнорировать его ошибочную логику.

— Что произойдет, когда Мейсон обратит свой взор на ирландцев?

— Мы пошлем его за Лукой. — Конлан ухмыльнулся.

— А когда Лука уйдет и когда Рай уйдет? Тогда что?

— Эх, огонь к тому времени погаснет. Мы не те, кто убил его сестру. После того, как Волковы будут похоронены, ему не за что будет бороться. Если нам повезет, он останется в полиции и займет место до тех пор, пока никто не вспомнит, за что они сражаются.

— Я не думаю, что он собирается останавливаться на русских, — высказалась я. — Я думаю, он действительно, по-настоящему верит в справедливость и все такое. Я думаю, он хочет очистить округ Колумбия навсегда.