— Ахаха, он считает, что…  — тут до Криса дошел смысл моего высказывания, и он возмутился. — Эй! Это оскорбительно! Не ставь меня на одну планку с тем, кто считает, что Бэтмен круче Железного Человека. Это просто глупо!

Я устало закатила глаза и поспешила отойти от них подальше, пока они и меня не втянули в свои глупые споры. Тем более нужно поскорее найти Люси-Роуз, ведь именно ради неё мы прибыли сюда.

— Простите, — обратилась я к монахиням, привлекая их внимание.

Та из них, что подходила к нам, встала и направилась ко мне.

— Чем могу помочь?

Закусив губу, я несколько секунд формулировала в мыслях правильные слова.

— Не могли бы вы мне немного рассказать про каждого ребёнка?

— О, конечно! Я расскажу вам всё, что вы захотите узнать.

И жестом указав мне следовать за ней, женщина направилась к углу возле двери, остановившись в нескольких шагах от трёх маленьких детишек, собирающих пазлы на полу. Детей было трое: два мальчика и одна девочка, и они совершенно не обратили на нас внимание, продолжая забавляться.

— Вот, взгляните на этого мальчика в жёлтой кофте, — шепнула мне монахиня, указав на крайнего ребёнка, — Это Филлип. Нам принесли его медсестры из городского роддома: родители отказались от ребёнка из-за сильных финансовых трудностей. Но отсутствие родительской любви не помешало мальчику вырасти добрым и отзывчивым. Он очень любит загадки и логические задачки, и, думаю, у него есть все задатки, чтобы в будущем стать великим учёным! А рядом с ним, — женщина указала на белобрысую девочку, — Лили. Норовистая, бойкая и невероятно честная. Если кто-то соврал или не того наказали, то она сразу же рвётся восстановить справедливость. Правда, за это многие детишки её не любят. Ну и последний, кто сидит справа от Лили, — это Джереми. Мальчик довольно трусливый, но невероятно милый! Очень любит животных. Поёт в нашем детском хоре, но перед большой публикой боится выступать. Несмотря на стеснительность, с друзьями ведет себя открыто и дружелюбно.

Таким образом монахиня показала мне всех детей, что были в той комнате. На середине осмотра к нам присоединились и Крис с Рейном. Кстати, того паренька, которого отчитывали монахини и который спорил с Крисом, звали Томас. Он был шустрым, непоседливым и непослушным — эти горькие факты монахиня совершенно не скрывала. Она лишь добавила, что не винит Томаса за поведение и считает, что он такой из-за одиночества и тоски по родителям, которые отдали его в приют, когда мальчику было уже три года. Такие дети всегда были проблемными.

Всё, что говорила женщина, я пропускала мимо ушей и ждала, когда нам покажут того, ради кого мы проделали такой путь. Но нигде Люси-Роуз я не видела, поэтому решила прямо спросить об этом монахиню.

— Простите, — начала я, когда мы отошли от последнего ребёнка и стали посреди комнаты. — Мы бы хотели увидеть ещё одного ребенка, её зовут…  как же там…  — я сделала вид, будто вспоминаю, — кажется, Люси.

— Люси-Роуз? — удивленно переспросила монахиня и испуганно прикрыла рот кончиками пальцев, словно только что сболтнула лишнего. Но вмиг взяла себя в руки и постаралась придать лицу спокойное выражение.

— Что-то не так?

Женщина закусила губу, вздохнула и, отведя взгляд, указала нам на дальнюю стену комнаты возле второй монахини, которая сидела и читала какую-то книгу. И только сейчас я заметила персиковую плотную занавеску, за которой, наверное, скрывалась другая комната. Монахиня провела нас туда и медленно отодвинула занавес, пуская внутрь и заходя следом. Мы вошли в комнату поменьше, которая, судя по всему, была столовой. Тут находилось несколько разноцветных круглых столов. За фиолетовым столом сидела девочка. Она тихо напевала под нос незнакомую мне песенку, весело помахивая ножками. Светлые волнистые волосы струились по спине. Кроме неё в комнате совершенно никого не было, но меня не покидало ощущение, что здесь не так пусто, как кажется на первый взгляд.

Как только мой взгляд пал на спину девочки, я вздрогнула. Что-то, чего я не могла понять, вызвало во мне эмоции, которые можно сравнить лишь с тем, что чувствуешь, когда стоишь у клетки с огромным тигром. Животное заперто, но ты все равно боишься подойти ближе, будто каждый твой неверный шаг сломит прутья клетки, как соломинки.

— Люси-Роуз, — предательски дрогнувшим голосом позвала монахиня.

Девочка резко умолкла и перестала болтать ножками, и в комнате на секунду стало невыносимо тихо.

Она медленно повернулась к нам. Взор чистых алмазных глаз пал сначала на Рейна, потом на Криса и на меня. И когда я встретилась с ней взглядом, меня будто бы пробрало током. Колени начали подкашиваться, и возникло огромное желание забиться в угол, сбежать, вырвать себе глаза, лишь бы не видеть этого внимательного и пронизывающего взгляда. Но мы остались стоять, пораженные своими ощущениями.

Люси-Роуз смотрела на нас от силы секунд пять, но мне казалось, будто я простояла так пять часов. Наконец серьезность в её взгляде сменилась удивлением, и она поспешила встать, путаясь в юбке своего кремового платья. Девочка быстро подбежала к нам, глядя во все глаза, словно мы были какими-то фантастическими животными. Но, если точнее, то она смотрела не на нас, а куда-то над нашими макушками.

— Ух ты! — восхищенно выдохнула она тоненьким голоском. — У вас тоже есть друзья!

И убежала назад на свое место, выкрикивая что-то пустоте, у своего стола.

— Что это с ней? — спросил у монахини Рейн. По его виду можно было понять, что он также что-то почувствовал, когда девочка на нас посмотрела.

Монахиня покачала головой.

— Мы точно не уверены. Врачи говорят, что у неё острая форма шизофрении. Люси-Роуз Марбел прибыла к нам почти младенцем. Её родная мать… . - женщина на секунду замолкла, потом вздохнула и продолжила, — мать пыталась убить её сразу же после родов. Как только девочка появилась на свет, она попросила врачей разрешения подержать её на руках. Дама выглядела спокойной, уравновешенной и счастливой, поэтому врачи разрешили. Всего лишь несколько секунд пролежало дитя в руках у матери, после чего лицо женщины исказилось в странной гримасе, и она пробормотала, что это не её дитя. Врачи уверяли, что она ошибается и девочка действительно её дочь, что они только что приняли роды и не смогли бы подменить ребенка. Но она не слушала. Она назвала невинного ребёнка чудовищем и попыталась бросить его на пол, но санитары вовремя остановили её. Девочку забрали, а матери вкололи снотворное, чтобы она отдохнула. Случаи временного безумия родивших — не редкость в медицине, поэтому чаще всего новорожденного не дают матери сразу же после родов. Из-за этого никто не обратил внимание на вспышку безумия женщины и на её слова. Вот только…  через несколько часов после этого мать умерла. Она вытащила иглу из вены и проткнула трубочку капельницы, запустив в неё воздух. Врачи были ошарашены. А муж женщины и отец её ребенка был просто в отчаянии. Но всё же, когда пришел срок, он взял ребенка домой, решив его воспитывать в одиночестве. Говорят, что мужчина этот был, каких еще нужно поискать: умный, воспитанный, на все руки мастер. Знакомые души в нём не чаяли. Мужчина назвал девочку Люси-Роуз Марбел, дав ей имя погибшей жены Люси Марбел. И все было прекрасно, пока однажды ночью в полицейский участок не поступил звонок от соседа мужчины, который жаловался на странный шум и вопли, исходившие из дома Марбелов. Что тогда произошло, никто и никогда теперь не узнает. Полиция нашла горе-отца мёртвым у детской колыбели. А в ней металась плачущая Люси-Роуз. На шее у ребёнка нашли следы попытки удушения. Экспертиза показала, что именно отец и пытался задушить свою дочь, но не успел. От сильного эмоционального волнения он умер от разрыва сердца. Девочка осталась сиротой, и её отдали нам в приют. Вскоре мы, в соответствии со своей религией, должны были окрестить ребенка. Обряд крещения проводился три раза, но мы так и не смогли это сделать. В первый раз перевернулся таз со святой водой. Во второй раз потухли все свечи и никак не хотели загораться. В третий раз, во время дождя, молния ударила в одну из башен монастыря и разрушила крест, стоявший на его вершине. После этого мы поняли, что Бог не желает, чтобы этот ребенок был крещен. Мы прекратили свои попытки и девочка так и осталась некрещеной. Но, не смотря на это, Люси-Роуз росла вполне нормальным ребенком. Она была послушной и необычайно тихой. Почти никогда не плакала, не перечила, всегда покорно слушала наставления монахинь. И всё было бы замечательно, если бы не одно но: дети наотрез отказывались с ней общаться, а малыши всегда начинали плакать возле неё. Они все боялись Люси-Роуз. И позже мы поняли, почему. Оказывается, девочка имела воображаемого друга. Она всегда брала по две игрушки, по две книги, по два детских сервиза. Она говорила сама с собой, смеялась в совершенно пустой комнате. Мы думали, что в неё вселился бес! Ведь девочка была некрещёной. Но этот вариант сразу же отпал, потому что Люси-Роуз любила слушать пения молитв, посещала вместе с остальными церковные службы, всегда молилась перед едой, утром и вечером. Поэтому мы остановились на варианте, что девочка психически больна, а так как она не причиняла никому вреда, то и не стали отправлять её в больницу. Дети продолжали её сторониться, но это совершенно не отразилось на поведении девочки. У неё уже был «друг». И мы перестали придавать этому большое значение, считая, что с возрастом она выздоровеет. Но ничего не менялось. Но примерно три года назад один мальчик решил подразнить Люси-Роуз и дернул её за волосы. Она начала хныкать, но не заплакала, и лишь произнесла странную фразу: «Если Роуз не будет плакать — Блэки не будет наказывать. Плакать нужно только, когда есть угроза жизни. Тогда Блэки узнает, что Роуз нужна помощь, и придет спасти её. Но если Роуз заплачет без причины, Блэки накажет невинного, а Роуз этого не хочет». Блэки — это так она называет своего воображаемого друга. Девочка считает, что её галлюцинация может причиниит вред тем, кто заставляет её плакать. А ещё нас сильно удивило: Люси-Роуз знает, что её мать погибла при родах и знает, что её отец пытался сделать. Это очень странно, но, наверное, она просто случайно подслушала это где-нибудь. А полгода назад Люси-Роуз удочерила одна супружеская пара. Мы скрыли от них лишние подробности и сказали лишь, что девочка любит играть с воображаемыми друзтями, но ничего серьезного нет. Да, мы, можно сказать, поступили незаконно, скрывая сведения о болезни ребенка, но мы, стыдно признаться, хотели поскорее отдать девочку, дабы остальные дети больше её не пугались. Меньше чем через месяц мать вернулась вместе с Люси-Роуз к нам в приют и потребовала забрать ребенка назад. Она кричала: «Вы подсунули мне чудовище! Уберите её! А лучше убейте!» Оказывается, всего за день перед этим муж женщины отругал девочку за случайно разбитую вазу. Он взял в одну руку большой осколок стекла и просто приблизил к ребенку, громко говоря, что она поступила очень плохо. Люси-Роуз, как она позже объяснила, сильно испугалась и решила, что мужчина хочет её порезать. Она громко заплакала, и через несколько секунд мужчина словно обезумел. Он начал размахивать руками перед собой, будто отгоняя какое-то невидимое чудище и, случайно споткнувшись, упал, налетев на осколки вазы виском. Он погиб. Всё это видела его супруга. Она посчитала, что Люси-Роуз — проклятый ребенок, и если мы заберем ее, то женщина не станет обращаться в суд. Девочка вернулась в приют и, казалось, была лишь рада этому. А после той катастрофы, когда здоровой осталась лишь Люси-Роуз, мы поняли, что она действительно не такая, как мы. А гнев её страшнее слёз. Те, кто её разозлил, потом боятся находиться с ней в одной комнате, а то и вовсе обезумевали. Опираясь на это, мы решили больше не показывать Люси-Роуз желающим усыновить у нас ребенка. Также мы не можем передать её другому приюту. Мы боимся, что это её разозлит. Поэтому пусть она доживет у нас до совершеннолетия, а там, гляди, с Божьей помощью сама уйдет.