— Да? — он тихо спрашивает, готовый принять любой ответ.

— Да, — выдыхает она.

А потом время словно останавливается. Есть только она и он. Взгляд в глаза в глаза, прикосновения, словно они заранее знают, что хочет другой. Не надо просить, слова вообще не нужны. Сплетение двух тел, слияние двух душ. То, чего с ними раньше никогда не случалось. Словно они были изначально созданы друг для друга, только не сразу нашлись, но теперь не расстанутся никогда.

— Это было волшебно, — когда сознание немного прояснилось, прошептала Беатрис.

Хозяин комнаты улыбнулся и поцеловал ее.

— Ты понимаешь, что больше у тебя не будет никаких других мужчин? — несмотря на легкую улыбку на губах, глаза его были серьезны. — Если хоть кто-то посмеет приблизиться к тебе, отправится как можно дальше от столицы.

— Других не будет, — прошептала Беатрис. — Я просто не представляю, как можно быть еще с кем-то после того, что было с тобой.

Даниель только крепко прижал девушку к себе. Разумеется, невозможно. Равно как ему с самой первой встречи не хотелось смотреть еще на кого-то. Значит, так распорядилась судьба. Вот только спорить в кои-то веки не хотелось. Оставалось только радоваться, что вместо грызни за престол они смогли прийти к единственному разумному варианту, который всех устраивал. Причем достигли они его как-то незаметно для самих себя, ничего не планируя и не просчитывая.

Судья внимательно смотрел на подсудимого. Все свидетельские показания, да и сам он говорили об одном — граф Вольфганг Краузе виновен в покушении на его высочество. Второй обвиняемый, лорд Райнер Хайдрих, выслушал свой приговор накануне без свидетелей. Его обвиняли в непредумышленном подстрекательстве, и наказание свелось к тому, что он в течение двух лет не имел права находиться в столице. Вместе с тем ему быстро нашли место при одном из губернаторов. На следующий день после свадьбы он с женой обязан выехать к месту службы.

Теперь предстояло вынести приговор дворянину, имевшему скандальную репутацию, непосредственно задумавшему и осуществившему преступление. Приговор, по сути, уже вынесен. Сам лорд ничего не скрывал, рассказал все от момента планирования до той минуты, когда его схватила стража, чуть не в деталях, явно гордясь собой. Ничего сложного не было. И все равно у судьи оставался последний вопрос.

— А вам-то самому зачем все это? — немного устало спросил он. — Ведь новый правитель мог точно также отдать вас под суд.

— Не знаю, — пожал плечами обвиняемый. — Просто вдруг так захотелось. Ведь все же было нормально. Да Беатрис сама бы за Райнера выскочила, и все, он король, а она так, рядом с короной на голове. Все равно же в политике не разбирается. А тут раз и вытащили еще одного наследничка. Вот я и решил, была — ни была, помогу.

— И тот факт, что лорд Хайдрих должен жениться на девушке из народа, вас не остановил?

— Я думал, что не станет этого парня, они с Беатрис тайно поженятся и все, больше никто ничего не сделает.

Судья только вздохнул. Лорд Краузе был или непроходимо глуп, или настолько уверен в себе и правильности своих суждений, что говорить с ним смысла не имело. Он просто так решил. Что ж, осталось только подписать приговор.

Легкий росчерк пера по бумаге, следом стук молотка.

— Лорд Краузе, согласно воле короля Митариса за покушение на наследника престола принца Даниеля вы лишаетесь дворянства и всего своего имущества, а также приговариваетесь к смерти через повешенье. Приговор вступает в силу, права на обжалование не имеет и будет приведен в исполнение послезавтра. Обдумайте ваше последнее желание.

Провозгласив это, судья поднялся и покинул зал. В спину ему донеслось, что он не имеет право, и что за такое преступление лорда могут приговорить только к каторге и то на срок не более пяти лет. Даже тут обвиняемый сам придумал себе наказание и сроки, которые он должен будет отбывать.

— Приговор оглашен, — с поклоном сообщил он Митарису, ожидавшему итогов в комнате для совещаний. — Лорд Краузе не отдавал себе отчета, что он чуть не совершил. Более того, он почему-то решил, что отделается каторгой за убийство вашего сына.

— Этот человек излишне самонадеян, более того, он не хочет понимать, что есть какие-то законы, по которым живут окружающие. Судя по тем справкам, что навели мои люди, лорд Краузе умудрился разругаться со всей родней, потому что они не хотят помогать ему ни финансово, ни с воплощением его многочисленных прожектов. А количество доносов, которые он настрочил на своих знакомых и близких поражает воображение. Причем в них ни единого слова правды, дознаватели проверяли каждую бумажку. Если вдруг вас гложет совесть, подумайте, сколько человек выдохнет со смертью такого родственника.

Судья покачал головой.

— Ваше величество, меня давно перестала мучить совесть, поскольку я выношу приговоры или по чьему-либо предписанию, либо, если нет иной воли, по справедливости. Скорее я продолжаю поражаться людям, которые считают, что убийство знатного лица может сойти им с рук. Я поражаюсь наглости отдельных людей. Потому что, во истину, это наглость, поднять руку на члена королевской семьи, и думать, что за это он понесет такое же наказание, как если бы он совершил кражу из казны. Даже за убийство обычного человека у нас приговаривают к двадцати годам каторжных работ.

— Вы все еще слишком хорошего мнения о людях, — хмыкнул Митарис, — либо вы слишком осторожны, поскольку я — тот еще образчик законопослушания и нравственности.

— Вы — король, ваше величество, — вновь поклонился судья, — на вас распространяются иные законы. А приговоры выносят потомки спустя десятилетия после вашей смерти. Не мне вас судить, не мне выносить приговор, мое дело лишь исполнять ваши приказания.

— А если я сейчас прикажу тебе казнить человека, который украл хлеб, чтобы накормить детей? — Митарис взял одну из папок со стола.

— Если ваше величество примет такой закон, я вынужден буду так поступить, — вздохнул судья.

Правитель вернул бумаги обратно, поднялся и, молча, покинул помещение. Спроси он подобное у той же Беатрис, чьих любовников по именам знали даже в квартале бедняков, она бы подняла вопрос о том, как улучшить положение человека, вынужденного пойти на кражу, принялась разбираться, что подвигло его на такой поступок. Дочь тирана и самодура имела на все свое мнение. И уж точно ни за что бы не стала покорно опускать голову и произносить «Как будет угодно вашему величеству». Или он слишком всех запугал, или эти люди не хотят брать на себя каплю ответственности, делают все точно по бумажке, а совесть их спокойно спит, потому что они поступили как надо, как написано.

— Ваше величество, все в порядке? — приблизился к нему лорд Гайер.

— Не знаю, Карл, — признался он. — Видимо, старость подступает. Не хочется уже никого казнить, карать, хочется думать, как помочь, облегчить участь.

— Невозможно все время казнить и карать, если это не приносит удовольствия. Император Камрус был безумен, ему доставляли удовольствие пытки, издевательства, казни. Вы пытаетесь править жестко, иной раз жестоко, но вы справедливый правитель, ваше величество. Возможно, мои слова вам не понравятся, иной раз вы перегибаете палку. И были случаи, когда можно было обойтись более мягким наказанием, как вы поступили с тем же Райнером Хайдрихом. Но мне сложно сказать, что в ваше правление людям стало жить тяжелее. Некоторые законы, хоть они и кажутся жестокими, на самом деле работают и приносят пользу. Что поделать, иногда надо запугать человека, чтобы он поступал как должно, а не как хочется.

— Это где это у меня люди запуганы? — нахмурился Митарис. — Вон, заговоры устраивают, на сына нападают…

— А простые люди? — улыбнулся лорд Гайер. — Есть закон, что для торговли на рынке надо уплатить определенную пошлину. И, казалось бы, кто мешает взять больше? А нет, если кто будет требовать сверх того, то по закону на первый раз он должен заплатить сумму в сто раз превышающую пошлину, на второй раз у него будет конфисковано все движимое имущество, а на третий он будет отправлен на рудники. Жестоко? Да. Но работает же. После пары случаев никто не дерет сверх меры. Так и во многом другом.