Все это, и много чего еще требовалось успеть сделать за какие-то сутки.

Сам граф Флайшер тоже не сидел без дела. Требовалось написать множество писем, начиная от управляющего, заканчивая поверенными. Да, он не собирался умирать, просто немного попутешествовать, но предусмотреть следовало все. Благо завещание было составлено сразу после рождения младшей дочери, и поводов переписывать его пока не было. Но все равно были должники, были кредиторы, были определенные планы работ в поместье. Поскольку контролировать дела лично он не сможет, требуется оставить самые четкие указания по множеству вопросов. Нет, если что-то забудется, можно отправить письмо с почтовой станции, но куда лучше кого-то пригласить сейчас и объясниться лично, чем слать письма, а после ждать ответа.

Возможно, если бы кто-то увидел всю суматоху, то решил бы, что граф бежит. И был бы близок к истине. Они действительно бежали, надеясь, если король решит что-то сделать их семье, то они успеют пересечь границу раньше, чем за ними прибудут дознаватели. Но обставить все следовало так, будто это самая обычная поездка. Хотя сам Хорст сильно сомневался, что вернется в столицу.

Маленький возок выехал из ворот монастыря и направился к границе. Внутри на узких лавках жались друг к другу пять послушниц, четыре монахини и сопровождавший их жрец изрядного возраста. Казалось бы, такая радость для возможных разбойников, если бы не правившая этим возком монахиня. Эта женщина не производила впечатления скромной и трепетной натуры, не державшей в руках ничего тяжелее требника. О нет, с расстояния возницу можно было перепутать с одним из наемников, и это было недалеко от правды. Проведя два десятка лет в походах, потеряв друзей, она в один из дней оказалась на пороге монастыря. Сначала попросилась на несколько дней, чтобы немного отдохнуть, собраться с мыслями. Постепенно пара дней превратилась в месяц, другой, третий… Так она и осталась при монастыре, взяв на себя функции по сопровождению молодых паломниц.

Настоятельница первое время настороженно относилась к их гостье, и только невозможность выставить ее за ворота позволила наемнице остаться. Но постепенно они присмотрелись друг к другу, а со временем именно сестра Иоанна, такое имя приняла бывшая воительница при посвящении, взяла на себя все вопросы, связанные с безопасностью путешествующих. Первое время на хрупкий возок пытались нападать по старой памяти, но вскоре по трактам разнеслась молва о бывшей наемнице, которая хоть и подалась в монахини, но своих навыков не растеряла. И пусть трогать их перестали, к скамье возницы все так же были прибиты ножны, меч в которых не заржавел, а его хозяйка не жалела времени на поддержании формы.

— Сегодня вечером мы остановимся в одном маленьком трактире, — рассказывал жрец, — там нас ждет еще одна группа паломников. Выступаем завтра до рассвета, ждать никого не будем. Если не успеете, вас сопроводят обратно в монастырь. Нам надо успеть миновать перевал до того, как стемнеет. В трактире же будет проведен досмотр вещей. Если кто-то везет что-то запрещенное, лучше сознайтесь сразу. Я понимаю, вас могли попросить переправить что-то через границу. Девочки, то, что нас не останавливают на границе, не означает, что все так просто. Да, вас лично обыскивать не будут, но собаки могут учуять какие-то вещи, и тогда уже вам придется объясняться со стражей.

Клаудия, сидевшая между двумя другими послушницами, сначала судорожно сжала свой узелок, но, когда услышала о том, что искать будут только запрещенные вещества, осторожно выдохнула. В самом деле, кто может разыскивать сбежавшую королевскую дочь. Старшая, Беатрис, постоянно на виду, а о ней уже позабыли почти все. На тот же случай, если сестра приедет в монастырь чуть раньше, ей скажут, что принцессу продуло сквозняком, и она в лазарете, или буквально только что у нее случился приступ, и сейчас она спит после успокаивающих отваров. А к следующему визиту никто и следов не найдет. Перевалы, скорее всего, засыплет снегом, а к весне малышка Кло может быть где угодно, что на этом материке, что на любом другом.

— Что, не терпится к мощам старца приложиться? — толкнула ее в бок другая послушница. — Говорят, он не только обычным здоровьем наделяет, но плодовитость дает. Хотя, кажется мне, что по части плодовитости больше монахи, что при святилище живут, потребны, нежели старые кости.

— Сестра Агата, — подала голос одна из монахинь, — если вы не оставите свои шутки, отправитесь обратно в монастырь. Пешком. Или на все четыре стороны, если до монастыря не дойдете.

Девушка потупилась, но по взглядам, которые она бросала из-под ресниц, было видно, она продолжит шутить, когда они останутся одни в комнате. Это понимали и монахини.

— Сегодня я поменяюсь местами с сестрой Клаудией, — произнесла одна из женщин, сурово глядя на шутницу. — Думаю, она не откажется переночевать вместе с сестрами Урсулой, Бригиттой и Иоанной.

— Разумеется, нет, сестра Каталина, — пролепетала девушка. Это было куда лучше, ведь им будет что обсудить, не привлекая к себе лишнего внимания. Осталось только не выражать чрезмерную радость. — Я буду только рада помолиться вместе с ними, и послушать поучительные истории сестры Урсулы.

Остальные девушки только закатили глаза к потолку. Если и раньше они думали, что их приятельница немного не от мира сего, то теперь окончательно в этом убедились. Клаудия догадывалась, что о ней думают, но чем ближе была граница, тем меньше ее это беспокоило. Раньше она опасалась, что кто-то догадается о ее происхождении, и слухи довольно быстро покинут пределы монастыря. Теперь кто угодно мог сколько угодно рассказывать о младшей дочери короля Митариса. Пока рассказчику поверят, пока решат проверить, правду ли он говорит, ее следы затеряются в горных землях.

Даниель отложил в сторону очередной договор. Еще одна стопка бумаг, годная лишь для растопки каминов. Война перечеркнула практически все договоренности за последние две сотни лет. Все отношения придется выстраивать заново. Вплоть до самых мелких городов-государств, затерявшихся в горных массивах.

Если сначала юноше казалось, что его посадили за ненужное никому занятие, то постепенно стало приходить понимание, что ждет и отца, и его самого в обозримом будущем. Ничего хорошего. Будет до невозможности много работы: встречи с послами, которые не успели сбежать из королевства, пересмотры не просто договоров, каждого пункта, каждой закорючки в нем, чтобы ни к чему нельзя было придраться. Придется выторговывать каждую уступку, а сколько всякого будут требовать те, кто когда-то радовался самой возможности торговать с ними или пользоваться их торговыми путями.

Кажется, он будет одним из тех, кому предстоит торговаться с послами. Многие должны были получить указания из родных земель. Потом перевалы закроются до весны, и можно сколько угодно ругаться, угрожать, требовать, уговаривать, вряд ли многие согласятся на уступки, даже если им и разрешили это делать. Видимо, стоит еще раз перечитать договоры, и подумать, на что можно будет пойти, а в каком случае нельзя уступать.

Когда еще три года назад Даниель мечтал, чтобы он происходил из какой-нибудь знатной семьи, смог получить один из ключевых постов в государстве, он не подозревал, кем является на самом деле, и что его может ждать. В ранней юности все выглядело просто и понятно. Кажется, составь договор, или придумай указ, подпиши, и все будет работать так, как надо. Увы, он не учитывал, что в составлении договоров принимает участие две стороны. И очень часто те условия, которые интересуют одну сторону, не выгодны другой. Сейчас он понимал это как никогда четко.

Вернув те документы, которые он уже успел прочитать в общую стопку, юноша вытащил из нее несколько листов, придвинул чистую бумагу, письменные принадлежности и начал внимательно перечитывать, попутно отмечая, что может быть выгодно их соседям.

— Как продвигаются дела, — когда несколько страниц были исписаны мелким почерком и приложены к соответственным договорам, а секретарь не один раз успел сменить свечи, зашел к нему помощник министра. — О, вижу, вы не просто полистали не слишком увлекательное чтиво.