Хозяин перебил, недослушав:

— Вот что, Лаврентий. Я тут обдумал кое-что. И хочу вернуться к теме твоей поездки в Петрозаводск. Нам сейчас очень нужны эти гиперборейские гранитные танки. Прямо здесь нужны, под Москвой. Так что немедленно снова выезжай к гиперборейцам и заключай с ними договор. Пока секретный протокол подпиши, что мы согласны на их условия в обмен на помощь нам. Что они там хотят? Базы на нашей территории? Ну, пусть. Предоставим им базы. Они же их уже и без нашего разрешения создали. А если они всерьез возьмутся защищать наш народ, то почему же не предоставить эти базы официально? Что думаешь?

— Я думаю, что вы правы, товарищ Сталин. Вот только я не дипломат. Может, лучше Молотова послать с Гипербореей договор подписывать? — проговорил Берия.

— Нет, Лаврентий. Сейчас время нам очень дорого, а Молотов любит тянуть резину. А еще и объяснять ему придется. Да и в прошлый раз ты отлично справился, контакт с их правительством установил. Теперь появишься там и скажешь, что товарищ Сталин согласен на их условия. Если пришлют под Москву свои танки, то договор мы сразу подпишем. Но, только пока секретный. Нельзя сейчас никому из врагов предоставлять информацию о нашем союзничестве с Гипербореей. Пока отвезешь им черновик договора для согласования. А для подписания документа пусть пришлют вместе с танками свою делегацию в Москву.

Комиссия из Москвы посетила на новой территории не только колхоз, но и военный лагерь Гиперборейского полка, а также госпиталь и здание гражданской администрации, встроенные в скалы. Им показали даже Центр Управления и Артефакт, ставший причиной возникновения пространственно-временной аномалии. В конце экскурсии проверяющим в кабинете Игнатова устроили настоящий фуршет. К этому времени Мария Алексеева под руководством Людмилы Гиперии уже организовала целый коллектив поварих, которые подготовили разные вкусные местные деликатесные угощения, вроде красной рыбы, икры, бизоньих стейков и хамона из плейстоценовых кабанчиков, а также запеченных фазанов и перепелок, сдобренных гарнирами из экзотических овощей и трав. А еще выставили на стол местную выпечку, разнообразные фрукты и ягоды. Ну и водки вместе с коньяком и шампанским не пожалели, чтобы поскорее довести всю комиссию до такого невменяемого состояния, когда вопросы уже и не хочется задавать.

Наевшись и напившись, комиссия, в лице председателя Серикова, выразила желание отбыть обратно. Всех троих ее членов Сомов и Игнатов тотчас отвезли через арку в скале прямо к вертолету, на котором они и прилетели. Начальник полигона и профессор даже помогли каждому из проверяющих забраться внутрь, что давалось гостям с некоторым трудом из-за слишком сильного опьянения. Но, всех благополучно разместили внутри салона, после чего винтокрылая машина прогрела двигатели и улетела, а Сомов и Игнатов наконец-то вздохнули с облегчением.

Как только вертолет с проверяющими растаял в осеннем небе, Сомовым и Игнатовым были даны указания немедленно сворачивать всю деятельность по перегрузке товаров на территории полигона. Все, что успели разгрузить и складировать для последующего использования, срочно затаскивалось внутрь через арку в скале и разгружалось уже на стороне Новой Гипербореи. Пустые фуры уезжали обратно, а новые вместо них уже не приезжали. В интенсифицированных погрузочно-разгрузочных мероприятиях активно помогали не только военнослужащие Гиперборейского полка, но и пленные немцы и финны.

Наконец, когда последние поддоны, мешки и упаковки переместили сквозь арочный проем, Сомов и Игнатов в последний раз спросили всех тех из контрактников и вольнонаемного персонала, кто хотел бы окончательно переселиться из двадцать первого века в Новую Гиперборею. И таких людей оказалось немало. После того, как с выбором определились, дав последние указания прапорщику Кузьмину, Сомов простился со всеми своими подчиненными, остающимися на полигоне, и ушел в скальную арку. Следом за ним то же самое сделал и Игнатов.

А через несколько минут после их ухода арка в скале захлопнулась. При этом, она осталась на своем месте в дальней стене оплавленной профессорской лаборатории. Да и никаких особенных внешних эффектов не произошло. Вот только серебристый туман, который висел в арке все это время, куда-то исчез, а на его месте оказался сплошной монолитный камень. Словно и не бывало никогда никакого прохода в другой мир в этом месте.

Так Сомов и Игнатов воплотили давно задуманный ими аварийный план. Они решили, пусть теперь те, кому доложит комиссия, копают сколько хотят и в прямом и в переносном смыслах. Все равно никогда не докопаются до Новой Гипербореи. А другую арку в двадцать первый век можно будет задействовать в другом месте, которое больше подойдет для перегрузки необходимых товаров и оборудования вдали от посторонних глаз. Ведь Живой Камень оставил в этой реальности надежный якорь. И теперь выбрать другую точку выхода не составляло проблемы, тем более, что Сомов и Игнатов уже подстраховались, заранее сделав еще один арочный портал недалеко от Санкт-Петербурга и тщательно замаскировав его.

Только они проводили комиссию из Москвы двадцать первого века, как Мерецков сообщил Сомову и Игнатову, что в Петрозаводск из Москвы двадцатого века снова летит Лаврентий Берия. Нарком перед вылетом сам звонил Мерецкову по ВЧ и просил генерала срочно подготовить еще одну встречу с правительством Новой Гипербореи, а также сообщил, что везет от Сталина проект договора.

— «Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия! Сегодня в гости к нам придет Лаврентий Палыч Берия!» — продекламировал Сомов старый детский стишок, услышав новость по мысленной связи.

— Значит, Сталин заинтересовался перспективой сотрудничества с нами, — заметил Игнатов.

— А что же он тогда присылает нам снова этого кровавого палача, а не дипломата Молотова, например? — спросил Сомов.

Профессор возразил:

— Между прочим, Берия не такой и кровавый палач, во всяком случае, ему очень далеко до того же Ежова. Ведь знаменитые репрессии 1937-го года подготовил и проводил именно Ежов, а вовсе не Берия. Лаврентия на должность наркома внутренних дел только в декабре 1938-го назначили. До этого назначения он больше года занимал должность Первого секретаря Тбилисского горкома в Грузии, а еще раньше, с осени 32-го года до апреля 37-го, был Первым секретарем Закавказского краевого комитета всесоюзной коммунистической партии большевиков, сохраняя еще и должность Первого секретаря Центрального комитета компартии Грузии с ноября 1931-го года и почти до самого назначения в Москву.

Так что Берия на ту самую его известную должность народного комиссара внутренних дел приехал после долгой партийной работы, а не как чекист. И, между прочим, он проявил себя отличным хозяйственником. Грузинские мандариновые сады промышленных масштабов, чайные и табачные плантации именно он организовал. Грузию он из разрухи поднял, многие предприятия построил, четкую работу портов и железной дороги наладил.

Хотя и опыт работы в ЧК у него имелся еще с молодости, со студенческих времен, а с 1927-го по 1930-й Берия был наркомом внутренних дел Грузинской ССР. И этот опыт ему пригодился, когда Сталин назначил его на место Николая Ежова. Потому и назначил, что для Сталина Берия был уже проверенным работой товарищем. Ведь сам Сталин родом из Грузии, потому мог хозяйственную деятельность Лаврентия легко оценить, сопоставив то, что было до прихода Берии в руководство республики с тем, что получилось за годы его управления. Сталин остался очень доволен результатами работы Лаврентия в Грузии, потому и взял его к себе в правительство.

— Да, я тоже про него где-то читал, что хозяйственником, вроде, считался неплохим, атомный проект до ума довел в кратчайшие сроки. Вроде бы, по образованию он инженером был, — кивнул Сомов.

— Это по отношению к двадцать первому веку Берия «был», а тут у нас получается, что он жив и здоров, — поправил профессор. И добавил: