Внутреннее корабельное пространство ничем не было занято, и Фадеев, стоя на мостике, мысленным взором видел все, что находится внутри. А там имелось лишь несколько глухих поперечных переборок из камня и одна продольная, делящих внутреннее пространство на десять отсеков. Сами же отсеки оставались пустыми, если не считать каменных уступов, тянущихся понизу с внутренней стороны всего корпуса вдоль бортов. Эти уступы шириной сантиметров в семьдесят можно было использовать в качестве скамеек для экипажа или для тех пассажиров, кого следует перевозить. Переборки были глухими, отчего внутри корабля между ними пассажиры перемещаться не смогли бы. Они могли лишь выбраться на палубу по каменному трапу, который имелся в каждом трюме. Да и то, если капитан прикажет отдраить каменные люки. Впрочем, в случае необходимости, капитан мог приказать кораблю открыть люки и в любой из переборок. Все на борту этого корабля зависело от воли командира в самом прямом смысле.

Все десять трюмных отсеков имели всего один уровень с высотой между палубами чуть больше двух метров. Второе дно если и было, то доступа туда не предусматривалось. Кроме симметричных внутренних бортовых уступов, внутри корабля имелись и две колонны, каждая диаметром около метра, которые являлись основанием башен главного калибра. Но, каждая из них совмещалась с переборками в местах схождения продольной и поперечной, выступая в помещения трюмов лишь четвертями колонн, таким образом, занимая там минимум места. Под рубкой имелось продолжение мачты до самого днища, совмещенное с продольной переборкой, а сама рубка представляла собой надежно бронированный пост управления, имеющий гранитные стенки толщиной двадцать пять сантиметров. Фадеев спустился с мостика, и, приказав кораблю открыть помещение бесшумным сдвиганием гранитного люка в сторону, зашел в пост управления.

Тяжелая корабельная рубка опиралась передней частью под палубой на перекрестье переборок, а также подпиралась продолжением единственной мачты, совмещенной с рубкой сзади. Кроме брони и люка с задней стороны, рубка не имела ни иллюминаторов, ни даже смотровых щелей, но зато была оборудована цветными обзорными экранами и большим каменным креслом управления с подлокотниками, выполненными точно по форме рук. Впрочем, как оказалось, сидя в этом кресле из гранита, Фадеев не испытывал ни малейших неудобств, наоборот, он мог еще больше слиться с кораблем и видеть обстановку снаружи мысленно даже закрыв глаза. Если он садился в это кресло и сосредотачивался, полностью погружаясь собственным сознанием в этот корабль из Живого Камня, то получалось, что он прямо из рубки видит все, что происходит вокруг на все 360 градусов. И для этого даже не надо никуда вглядываться. Большие обзорные экраны выполняли, скорее, дублирующую функцию.

Палуба канонерской лодки тоже была создана из гранитной брони, а пушечные установки главного калибра выглядели и вовсе литыми монолитами из камня, напоминающими перевернутые миски, откуда торчали каменные стволы метра по три длиной, которые могли очень быстро наводиться на цель. Башни вращались бесшумно и имели возможность поднимать стволы хоть под прямым углом к горизонту. А производить указание цели мог, опять же, сам командир корабля, причем, очень просто, совмещая мысленно прицел с целью на своей трехмерной карте.

Силовая установка у корабля отсутствовала, а двигался он за счет взмахов плавников, в которые превращались ноги при складывании. Причем, опрос корабельных возможностей показывал Фадееву, что эти плавники весьма эффективны, и максимальная скорость может составлять почти тридцать узлов. Единственная проблема состояла в том, чтобы вовремя подзаряжать корабль, подводя его к скалам и оставляя там на довольно значительное время. После перехода на Ладогу майор Синельников уже успел зарядить обе канонерки прямо у соседних скал. Теперь же предстояло выполнить новую подзарядку через десять часов.

— Я смотрю, вы тут освоились уже, — прервал военный инженер мысленное общение капитана со своим кораблем, заглянув в открытый люк рубки.

— Так точно, — машинально ответил Фадеев, все еще не разорвав мысленную связь с гранитной канонеркой. Наконец, Александр вышел из рубки и проговорил:

— Вот скажите, для чего такому кораблю нужен экипаж, если я один могу им полностью управлять?

Майор не смутился такому вопросу, сказал просто:

— Экипаж нужен командиру для облегчения его жизни. Вот кто, например, швартовые работы выполнять будет? Или грузы кто будет затаскивать и выгружать? Так что сами определяйте сколько человек вам понадобится для выполнения всех постоянных обязанностей. Кто в экипаже останется, а кто в десант пойдет.

— Я так понимаю, предстоит десантная операция? — осведомился Фадеев.

— А вам Васильев разве не сказал? — удивился Синельников.

— Нет. Он дал мне указание принять новые корабли и выдал предписание выполнять ваши указания до этого момента, — честно сказал кавторанг.

Майор-инженер проговорил:

— Значит, на меня Васильев стрелки перевел. Ну ладно. Тут дело такое. Вам предстоит пересечь озеро и атаковать Лахденпохью, чтобы отвлечь финнов от обороны Сортавалы, создав им угрозу с тыла. Там же следует высадить и демонстрационный десант.

Миновав арку, комиссия прошла по широкому и недлинному тоннелю, очутившись на металлической аппарели с перилами ограждения, плавным разворотом спускающейся к берегу реки. Все трое сразу подошли к перилам этого импровизированного балкона, нависающего метров на пять над достаточно широким каменистым пляжем, распростершимся в обе стороны вдоль реки. Перед ними, конечно, была не Волга, и даже не река Москва, но и эта река казалась достаточно полноводной, а противоположный обрывистый, поросший густым смешанным лесом берег, создавал впечатление нетронутой природы. Воздух в этом месте казался по-летнему теплым, а положение солнца на небе совсем не соответствовало другой стороне от арки в скале. Они удивленно озирались по сторонам на людей странного вида, снующих по берегу в обе стороны в старомодной одежде.

Каждый из троих москвичей внимательно рассматривал военных в старой форме РККА и технику из двадцать первого века, работающую вместе с раритетной техникой из середины века двадцатого. Обратили внимание и на шкуры каких-то больших зверей, производство по выделке которых развернулось прямо возле скал, и на женщин в платках, стирающих вещи прямо на берегу, и на подростков, удящих больших рыбин с деревянных причалов, и на профессиональных рыбаков, ловящих рыбу с лодок. Заметили и жилые пещеры и даже целые здания, вмонтированные в скалы. Услышали и выстрелы, которые производились не только на полигоне, но и в лесу, который не переставали прочесывать бригады охотников и заготовителей. Конечно же, ни один из членов московской комиссии не мог ожидать, что по другую сторону от арки в скале может оказаться самый настоящий иной мир.

— Так это что же за поселение такое? — спросил Егор Ильич Сериков у начальника полигона.

— Здесь разместился колхоз «Красный посев», — ответил Сомов.

— Неужели вы действительно куда-то в прошлое путь проложили? — поинтересовался заместитель Серикова, сухощавый и лысоватый человек небольшого роста по фамилии Пушилов.

— Да, я же говорю, что в ходе эксперимента возникла пространственно-временная аномалия, — объяснил Игнатов.

— И из которого года этот колхоз? — поинтересовался третий член комиссии, усатый толстячок лет пятидесяти пяти по фамилии Кипренко.

— Из сорок первого, — честно ответил ученый.

Кипренко занервничал:

— Что? Из 1941-го? Так вы что же, прорубили окно в самый страшный военный год?

— Мы ничего сознательно не прорубали. Такой эффект вызвал эксперимент с древним артефактом, — терпеливо еще раз объяснил комиссии ученый.

— А где этот артефакт? Взглянуть на него можно? — спросил председатель Сериков.

— Разумеется. Пойдемте, мы все покажем. Если хотите, проведем для вас небольшую экскурсию, — предложил Сомов.