— От какого мужа то? Ты же своего мужика то лет пятнадцать как схоронила, — заподозрила неладное соседка бабка Анфиса.

— Да не от твоего, не боись. От сваво прятала и забыла. А он уже потом помер, — отмахнулась от ревнивой соседки родственница. — Тваво то какой толк поить. Он пока портки стянет, уже запыхается, — поддела бабка соседку.

Пенсионерки радостно загалдели, явно намереваясь разделиться на два лагеря и подискутировать, но стаканы были наполнены.

— Будем. Давай, бабоньки, за мужиков, что ли, — оглядевшись, провозгласила бабка первый тост.

А дальше, как в песне: “Дело было вечером, делать было нечего”. Или нет такой песни? А и пофигу. Чего такими мелочами голову забивать, если налили и нам.

Наливка оказалась шикарнейшей. Никакой элитный коньяк или вискарь с ней и рядом не стояли.

Мягкая, терпкая, с легким ароматом летнего луга и ноткой коровьего помета. Короче, в жаркий летний вечер — самое то.

А потом мы сыграли. И спели. Выпили и снова спели. Потом бабки выступили с сольным номером. Потом я им уже подыгрывать начал.

Классический “Ой, мороз, мороз” горланили всей толпой. Причем разросшейся до неприличных размеров.

Радовало, что гости ещё пару заныканных на чёрный день пузырей притащили.

Если честно, то я даже и не заметил, как к нашей тусовке примкнули практически все жители нашего конца. А это почти три десятка человек в возрасте от пяти и до девяносто пяти лет.

Для тех кто в танке, уточняю, Бухарино, по сути, это одна длинная улица. И так уж издревле повелось, что в нашем селе нет начала. Концы есть, а начала нет.

— Я на тот конец или я на другом конце села, — обычно говорили так, насрав на всю нумерацию домов, исторические факты и прочие аргументы.

Так вот, пока я, значится, пытался отбиться от возжелавших меня потрепать за всякое бухаринских бабок, восходящая звезда местной сцены примостилась между двух девушек-подростков, видать внучек наших слушательниц, и начал ездить им по ушам. Ну и пофиг бы на него, сидел бы да не отсвечивал, так нет. Нужно же понтануться.

Я решил порадовать благодарных слушательниц и зашел с козырей. Заиграл и затянул частушки, в которых из-за леса выезжает конная милиция.

Радостный народ инициативу подхватил, а этот звездюк сидит и, выражаясь интернетным языком, в комментариях срёт. Тут аккорд не мажорный, а минорный должен быть, там в ноту не попали, тут залажали. Маэстро диванный, блин.

Жару давать расхотелось. Доиграл я и с чувством выполненного долга свалил в сторону гаража. Народ поначалу запротестовал и, не дождавшись моего возвращения, гонцов за мной отправил. Пришлось вернуться, отмазаться, что у меня дел много, пальцы болят и вообще, дорогу молодым.

— Вон юное дарование просите, он всё знает и умеет, — кивнул я в сторону зазнавшегося Чижа.

Обломившиеся зрители, у которых душа яро требовала продолжения уличного концерта, прониклись и перекинули свое внимание на юное дарование. Минут двадцать Чижа и так, и этак упрашивали сыграть. Уболтали всё-таки.

Взяла “звезда” гитару в руки и обосралась слегка.

— Зови Санька (это они про меня вспомнили), этот только свистеть горазд, — резюмировала разъяренная публика, плюясь в сторону звездуна.

— Да ладно вам, я сейчас магнитофон лучше вынесу, — встала на мою защиту бабуля. — Бобинный.

Так постепенно посиделки переросли в дискотеку для тех, кому за шестьдесят. Молодежь рассосалась по своим делам, я залип в мобилке, читая про приключения космонавта, попавшего в далекое прошлое. А Чиж, собака сутулая, всё-таки склеил двух подружек и красиво так ушёл с ними в сторону заката.

Вот такой у нас веселый вечер получился.

Чиж, как ни в чём ни бывало, заявился ко мне ранним утром. Часов в двенадцать. Я как раз только глаза продрал. Обиды на малолетнего раздолбая у меня не было, но и проучить его было нужно. А то весь успех воспитательного процесса потеряется. Вот и терроризировал я его незамысловатым соляком из «Звёздной болезни», который как нельзя кстати подходил под эту ситуацию.

— Санёк, ты чего? — не выдержал Чиж, когда я в очередной раз “завёл” “Звёздную болезнь”. — Музыка прикольная. Не спорю. Но ты эту песню уже битый час играешь. Уши уже болят от неё.

— А это мстя за ваше поведение, молодой человек, — сумничал я.

— Ну, извини, не подумал. Думал, ты поймешь. Я же перед Никой и Евой понтануться хотел, — понурив голову, выдал малой. — Прости. Я честное слово, не специально.

— За титьку то хоть дали подержаться? — подмигнул я.

— Да ну их, — вздохнул дружан. — Весь вечер сидели и в телефоны втыкали и селфи своими понтовались. Я думал они на интересное мне намекают, уводя меня за село, а они на наших просторах крутых фоточек решили наделать. А раздеваться не захотели. А я чего, дебил что ли? Городские малолетки, чего с них взять, — сплюнул Чиж.

После таких слов обижаться на юнца было глупо.

— Ничё, — подбодрил я малого. — Давай репетировать. Мы с тобой на фесте так бахнем, что из желающих прикоснуться к нам, а потом и отдаться очередь выстроится.

— А чего мы тогда херней страдаем, — моментально возбудился малой. — Ты что сейчас играл? Покажи аккорды, я её петь буду!

У нас есть своя фирма «Самогонщик Corporation»

Мы на дому устраиваем самогонный session

Мы с детства спекулянты, торгаши и алкаши

Борьба за трезвость нам приносит только барыши.

«Сектор Газа».

— День “Хэ” настал, — с умным видом облизав палец с остатками бражки, обрадовал я собравшихся в тесной бабкиной баньке.

— Сладости точно нет? — вставила свои пять копеек моя бабка.

— Отыграла досуха, — с довольным видом заверил я старушку.

— Значит можно гнать, — обрадовалась она.

К слову, мой приезд на неё весьма так не дурно повлиял. На вид вроде такой же осталась, ну может на пяток морщин меньше стало, а вот поведение…

Казалось, за месяц моя старушка помолодела лет на тридцать. Как минимум. Везде поучаствовать стремилась, к молодежи даже пару раз примазаться пыталась.

Вот и сейчас она натурально втиснулась вместе с двумя здоровыми лбами, это я себя и Чижа имею в виду, в тесную деревенскую баньку, где абсолютно всё свободное пространство занимала тара с отыгравшей бражкой.

Баня была типичной и ничем не примечательной. Три на пять метров, если с улицы мерить и на глаз.

Парилка, помывочная и топочная — одно помещение. За стеной холодный предбанник.

Топилась баня по-черному. Это вроде так называется. Труба была, но из-за особенностей конструкции — обычная банная печь, сложенная из кирпича, стояла рядом с полатями, часть в помещение шла, а не куда положено.

Но это пока труба не прогреется.

Из-за этого были свои сложности. Прогорело всё в печке, заслонку в трубе прикрывать надо. Но не до конца.

А как угольки в печи потухли, вытяжку запираешь уже основательно. Потом с полчасика подождал и можно идти париться. А вот если останется какая головёшка тлеть при закрытой вытяжке, а ты в баню припёрся — рискуешь угарным газом надышаться и навсегда в баньке этой остаться.

Вот такой вот деревенский экстрим.

Чтобы в такую баньку сходить без неприятных последствий, истопник опытным должен быть. А без знания нюансов или баню к чертям спалишь, или купающиеся надышатся угара, и полетят их души жаловаться на нерадивого банщика куда следует.

Деревенские, конечно же, почти все на опыте. Хотя случается, что легкий угар цепают, но как правило, лишь сильной головной болью отделываются.

Нет бы строили, как цивилизованные люди, чтобы камни не открытым пламенем нагревались. Так же и безопаснее, и экономнее.

А эти почитатели традиций. Всё им по старинке подавай. Почитатели аутентичности, блин.

— Дайте ковшик, проверить надо бы, — запротестовал Чиж, прервав мои размышления о сельских экстремалах.

— Ты своими проверками и так цельное ведро извел, — возмутилась бабка. — Убыток нашему предприятию нанес.